Подозрение ( повесть) Любые возможные совпадения случайны. «Господи, почему у нас как Новый год - постоянно идет дождь?», - тоскливо думал Виктор Иванович Колисниченко, сидя в своей старенькой «шестерке» и наблюдая как «дворники» с трудом очищали лобовое стекло от потоков струящейся воды. Впереди, очевидно, была какая-то авария, поэтому машины, стоявшие в несколько рядов, двигались со средней скоростью черепахи. Расстояние от Варваровского моста до улицы Очаковской, а это двести метров, машины преодолевала в течение сорока минут. Наконец он доехал и повернул направо, к зданию райотдела милиции. Еще несколько минут заняли поиски места на стоянке. Припарковавшись, он взял с заднего сидения пухлый кожаный портфель и пошел к дверям милиции. Несмотря на предновогодний вечер в отделении было шумно как в обычный будничный день. Два сержанта тащили буйного пьяного окровавленного ханыгу, возле окна дежурного стоял какой-то упитанный верзила и кричал, что у него только что, средь бела дня (на этом он особо настаивал) из-под носа угнали машину. «Очередной барыга, - с неожиданной неприязнью подумал Колисниченко, проходя мимо, - Ничего еще наворует и новую купит". Дежурный, капитан, пытался одновременно делать несколько дел – курить, записывать заявление верзилы и отвечать по телефону. Увидев проходящего Колисниченко, он легко подскочил со стула и вытянулся. Виктор Иванович досадливо кивнул ему и сделал рукой успокаивающий жест - дескать, садись, вольно. Верзила изумленно обернулся, однако, не увидев никакой формы, опять развернулся в сторону окна и начал кричать, что никуда отсюда не уйдет, пока не увидит свое авто. Виктор Иванович поднялся на второй этаж и остановился перед дверью с табличкой «Дознаватели». Затем резко рванул ручку двери и вошел в просторное помещение с несколькими столами. Возле одного из них, на стуле сидел мужчина лет около пятидесяти с крупными чертами лица, седыми, вьющимися волосами. - Прошу прощения, доктор, - сказал Колисниченко,- На трассе какая-то авария, кое-как к Вам добрался. Спасибо, что откликнулись и нашли время навестить нас. А кстати, где Трофимов? Человек, которого назвали доктором, был владельцем модной медицинской фирмы «Южнославянская клиника» Игорь Борисович Шпигель. Он поднял голову, не торопясь затянулся сигаретой, выпустил дым, также неторопливо затушил окурок в пепельнице, стоявшей на столе. Колисниченко непроизвольно насчитал четыре окурка. - Я здесь уже два часа, - неторопливо ответил собеседник, - Ваш коллега «попросил» меня приехать с ним сюда в несколько ультимативной форме, а сейчас ушел за кофе. Я попросил его принести и мне, но он, кажется, не услышал меня. Вы все слышите только, что вам хочется… - Простите, доктор, но я не только слушаю, но еще и записываю,- сказал Виктор Иванович и постучал рукой для убедительности по портфелю. Шпигель неожиданно улыбнулся и Колисниченко, опять непроизвольно, определил какая у него обаятельная улыбка: «Наверняка нравится бабам и знает об этом. Да, скорей всего! Скачивать жир у толстых коров – для этого надо иметь незаурядное обаяние. А может не только бабам, но и маленьким девочкам?» – подумал он. В кабинет вошел высокий смугловолосый молодой человек, осторожно занося две кружки дымящегося кофе. Это был опер из областного угрозыска капитан Трофимов, один из сотрудников следственно-оперативной группы, которую возглавлял наш герой - старший следователь областной прокуратуры по особо важным делам, государственный советник юстиции, доктор юридических наук и прочая проч., Колисниченко Виктор Иванович. Дело, которым он занимался на протяжении двух месяцев, было об убийстве двух девочек восьми и десяти лет, вернее, об изнасиловании и убийстве их одинаковым способом, что позволило сделать вывод о «работе» серийного убийцы, сексуального маньяка. Обе потерпевшие проживали в микрорайоне Варваровка и были найдены в кустах рядом с пляжем, с разницей в две недели. - Сергей,- обратился Колисниченко к Трофимову,- Я же говорил тебе попросить Игоря Борисовича прибыть в райотдел для уточнения некоторых деталей, а ты что? - А я что? – удивился опер. - Игорь Борисович утверждает, что ты чуть ли не силой принудил его приехать… - Я так не говорил,- возразил Шпигель, - Я сказал, что мне было предложено приехать сюда в ультимативной форме… - В какой форме?- переспросил Трофимов, кося глазом на следователя. - Ладно, проехали,- миролюбиво сказал Шпигель, - Я особо не возражаю, все равно никто не ждет… Местные и городские власти забыли пригласить на празднование. Так что буду встречать Новый год дома в одиночестве, вернее с собакой. - Почему в одиночестве, а как же жена? – спросил Колисниченко. - Да, жена, вот именно,- сразу помрачнел Шпигель и замкнулся. Следователь с опером переглянулись и не стали продолжать эту тему. - Присаживайтесь сюда, доктор,- предложил Виктор Иванович,- Не понимаю, зачем Вас потревожили в новогодний вечер. Надо уточнить кое-какие детали, но это можно было бы сделать и после праздников. Мои помощники перестарались и Вас и меня «напрягли». При этом Колисниченко выразительно посмотрел на Трофимова. Шпигель уловил этот взгляд и улыбнулся. - Вы знаете, - сказал он,- Несмотря на мой преклонный возраст, мне еще не надоело читать детективные истории о плохих и хороших следователях. - Это Вы к чему? - поинтересовался Виктор Иванович. - Да так. Я вообще-то думал, что на следствии главный – Вы, а меня пытаются убедить, что кто-то может Вами манипулировать! - Вы проницательны. Что ж не буду скрывать. Это дело надо форсировать. Так думает мое начальство, да и я рассчитываю в ближайшее время его закончить и передать в суд. - Появилось что-то новое, конкретное? - заинтересованно спросил Шпигель,- У Вас есть подозреваемый? - Не все сразу доктор, будем действовать постепенно, отделяя зерна от плевел, или наоборот, не знаю как правильно сказать. Я же говорю, что надо кое-что уточнить. Например, эта история с собакой. Давайте так, я буду задавать вопросы, Вы будете отвечать, а он, – Виктор Иванович ткнул пальцем в сторону Трофимова,- будет записывать. -Так это допрос? - Ну да, оформим как допрос. - На допрос я мог бы вызвать адвоката… - Помилуйте, какие в это время адвокаты. И потом, я же сказал, что надо уточнить детали… Колисниченко развернулся в сторону Трофимова и спросил: - Ты умеешь печатать на машинке или будешь писать от руки? - Умею,- буркнул опер, пересел за стол, расчехлил печатную машинку и вставил несколько листков, предварительно переложил их копиркой. - Я принес кофе,- напомнил он. - Да, доктор, пейте пока горячий. - Наверное, не буду, я и так весь на нервах… - Ну ладно, доктор,- следователь встал со стула и подошел к окну,- Я обязан поговорить о собаке. - О какой собаке? - О вашей, естественно! - Но так мы не дойдем до главного… - Вот и я не в восторге, но надо уточнить все детали, включая мельчайшие. Вот записано, - Виктор Иванович вытащил из папки листок протокола, - Вечером, 8 ноября, Вы прогуливались со своей собакой по берегу реки… - Да, я люблю собак, а жена предпочитает кошек… - Так у Вас есть и кошка? - Нет от нее шерсть и грязь. Моя жена не любит грязи. - А от собаки нет…? - Есть. Но я когда захочу, могу быть настойчивым. - Ну, хорошо. Итак, вечером, Вы прогуливались с собакой. Кстати, какая у нее кличка? - Его зовут Тобик. Спаниель. Охотничья порода. - Вы охотник? - Нет, охотничьи собаки не злобны и более преданы хозяевам. - В своих показаниях Вы говорите: «Когда я обнаружил тело…». Вы ничего не говорите о собаке. - Ну и что? Наверное, я ошибся, не придал значение. - Весь день я внимательно пересматривал протоколы допросов, которые провел дежурный следователь и ничего не обнаружил о собаке, а между тем – Вы ее выгуливали.… Но вот что интересно, Ваш сосед Павленко Михаил Иванович, дал показания, что в тот вечер, именно в тот вечер, Вы были один. - Павленко все перепутал, он алкаш. Пьет ежедневно… - Я бы хотел Вам верить, но Сорокина Вера Васильевна из восьмого дома, тоже говорит, что Вы были один. Тоже перепутала? Получается, что в Вашем квартале, только Вы один ничего не путаете? Кому мне верить? Шпигель напряженно улыбнулся, поиграл плечами, разминая их: - Конечно им! Трофимов перестал печатать, поднял голову и внимательно посмотрел на врача. Шпигель оглянулся на него, опять повернулся лицом к следователю и самодовольно улыбнулся. Колисниченко в упор посмотрел на него и строго сказал: - Послушайте, Игорь Борисович, Вы, видимо, все представляете в юмористическом свете, между тем.… Знаете, доктор, у меня нет к Вам никакой враждебности, вообще никаких чувств. Потому что, если я буду испытывать что-то ко всем прошедшим через меня, о беспристрастности придется забыть. - Но все-таки, - заметил Шпигель,- Есть определенная доля антипатии. Одно дело – маньяк безработный и бездомный, так сказать, жертва системы, совсем другое – владелец солидного предприятия, богатый человек, олицетворение этой же системы. Это поворот в карьере следователя, пресса и все такое… - Напрасно Вы хотите меня спровоцировать на эмоции. Моя биография… - Я знаю, кто Вы, знаю Вашу биографию, - перебил его Шпигель,- Может быть, хотите опять подняться наверх? Колисниченко укоризненно посмотрел на него и, не повышая голоса, сказал: - Изнасилованы и убиты две девочки – восьми и десяти лет. Я должен найти негодяя, и я найду его. Так что, Вы это или кто другой – мне все равно! - Лихо,- сказал Шпигель, полез в карман пиджака, достал сигарету и закурил. Руки у него заметно дрожали, – А началось все с собаки. Кое-что надо уточнить, - передразнил он. - Итак, доктор, почему Вы предлагаете верить им, а не Вам? - Потому что, они все считают меня заурядным ничтожеством, потому, что я не пью с ними, потому, что я стал богат и известен. А самое главное, я родился и вырос здесь, ходил с ними в одну школу. Мой отец был жестянщиком, а я стал врачом,- взорвался Шпигель, - В детстве меня называли жиденком и то, что мой отец четыре года был на фронте и вернулся инвалидом – ничего не изменило. А когда я создал клинику, из ничего, они все время ехидно спрашивали, почему ее название «Южнославянская», а не «Еврейская»? Вы, наверняка, хотели задать такой вопрос? - С Вами страшно. Вы читаете мысли! - Эти мысли у всех на лбу вот такими буквами написаны. Вам я скажу – я лечу славянских граждан, поскольку проживаю здесь. А евреи давно уехали, кроме меня.… Кроме того, я богат, у меня большой дом и красивая жена. Они считают, что всего этого я не заслуживаю. У меня средняя внешность, средние способности – они так считают и, поэтому, не могут мне простить. Когда Вы их допрашивали, они, наверняка, так обо мне говорили. Признайтесь! - Я допросил кучу Ваших соседей, и они мне говорили многое: о махинациях с налогами, не обошлось без изнасилованных и убитых детей, были высказаны совершенно фантастические предположения о том, что Ваша жена является вдохновителем этих преступлений из-за того, что сама не имеет детей и еще много всего. Что тут можно поделать с любовью наших людей «стучать» на своих ближних. Благодаря этому, достаточно высок процент раскрываемости, как это ни цинично звучит. Но, ни один не сказал о том, что Вы заурядны и посредственны. Наоборот, все они говорили, что Вы умны, проницательны и хитры! Трофимов отвлекся от печатанья и спросил: - Послушайте, чего Вы упорствуете, двое свидетелей утверждают, что Вы были без собаки… Шпигель неожиданно протянул руку и взял лежащий перед следователем лист протокола, после чего повернулся к оперативнику: - Тут не сказано, что собаки не было. Они говорили, что ее не заметили. Колисниченко надел очки, взял лист из рук Шпигеля, внимательно прочитал, после чего позвал опера: - Подойди сюда. Что это за путаница? Доктор прав – они говорили, что не заметили собаку. - Разве это не одно и то же? – озадаченно спросил Трофимов. - Нет, не одно и то же. - Ну, хорошо,- Трофимов взял лист,- Если они ее не заметили, то тут два развития событий: либо ее не было, либо она была! - Что это меняет? - Шпигель зябко пошевелил плечами,- Не понимаю, что это меняет? - Да то, что собака, прежде всего собака, должна была найти тело,- заорал Трофимов, затем взяв себя в руки, извинился. - Что это меняет? – повторил вопрос Шпигель. - Да, действительно, - с иронией заметил следователь, - в любом случае, не она же нам позвонила. - Господин следователь, когда Ваш коллега вызвал меня сюда, он сказал, что это ненадолго. А я сижу здесь уже 3 часа. Никому не интересно, есть ли у меня дела, а они у меня, между прочим, есть. То есть были… - Вы правы, доктор, но боюсь, что это затянется дольше, чем предполагалось. Поэтому мы с коллегой сейчас выйдем, а Вы позвоните домой – предупредите, что задерживаетесь. Трофимов услужливо подвинул к Шпигелю телефонный аппарат. - Звоните отсюда через девятку! Колисниченко собрал листки в папку, сунул ее подмышку и двинулся к двери. Трофимов поднялся и вышел следом. - Послушайте, Виктор Иванович, чего Вы меня как мальчишку тыкаете: «что это за путаница?». Это не я, а следователь так составил протокол, - обиженно произнес Трофимов, - что Вы уцепились за эту собаку? Как по мне, эта история не выдерживает никакой критики. - А история с врачом, преуспевающим бизнесменом, который добровольно сидит у нас в новогодний вечер – выдерживает критику? - Так он виновен или нет? - Когда я читаю материалы дела – то виновен. Когда разговариваю с ним, то не уверен. Дверь комнаты распахнулась. Стоящий на пороге Шпигель позвал их вернуться: - У меня никто не отвечает. Вы можете зайти. Сев за машинку, Трофимов напечатал: «19 часов 10 минут - допрос возобновлен». Некоторое время все молчали. Шпигель достал пачку сигарет «Кэмэл» и предложил сначала следователю, затем повернулся к Трофимову. Оба отрицательно замотали головами. - Спасибо, - сказал Виктор Иванович,- У меня своя отрава. Если хотите курить, то прошу… Маленькую Катю Ходченко знали хорошо? - Как знают соседей. Ей было 10 лет, мне 49. Человек моего возраста не может знать хорошо десятилетнего ребенка. - Соседи говорят, что она была веселой, очень контактной девочкой, это так? - Она любила смеяться! Во всяком случае, не дикарка. - Она бы могла пойти с кем угодно? - Вот именно, она могла пойти с кем угодно и, прежде всего, с доктором Шпигелем,- с сарказмом произнес тот. - Нет, я этого не говорил! - Нет, нет – этого Вы не говорили,- опять с иронией произнес Шпигель. - И что мне печатать? – спросил Трофимов - Печатай, что не дикарка. - Нет-нет – печатайте все,- заорал Шпигель, - Вы задаете такие гнусные вопросы, что просто стыдно. Я требую, чтобы все было точно отражено в протоколе. Может быть, это заставит Вас изменить тональность. Колисниченко с Трофимовым переглянулись, но промолчали. Следователь прошелся по кабинету, вернулся и сел на свой стул. - Хорошо, я согласен,- сказал он,- Итак, фамилия, имя, отчество, год рождения, образование, семейное положение… - Он меня об этом уже спрашивал,- Шпигель не глядя, ткнул пальцем в сторону оперативника. - А теперь, об этом спрашиваю я! Хотите вопросы и ответы? - Да! - Ваша фамилия Шпигель? Имя и отчество? - Игорь Борисович! - Адрес проживания? - Улица Веселиновская, дом 5! - Вы женаты? Дети есть? - Женат, детей нет! - Почему? От них много грязи? - У меня нет детей, потому что моя жена не может их иметь. - Не может или не хочет? Почему не возьмете приемного? - Боже, какой такт, какая изысканность! - А это, изысканность,- следователь достал фотографии лежащих на земле растерзанных мертвых девочек и швырнул их на стол перед Шпигелем. Тот посмотрел на фотографии и как-то сразу сник. - Когда милиция приехала на место, она лежала вот так, лицом вниз. Я имею в виду Катю, - устало произнес Колисниченко. – И Вы вот так ее узнали, сходу? - Да, когда видишь человека каждый день, сотни раз в неделю, можно узнать ее и со спины. Погодите, судя по ее спортивному костюму – был четверг, она ходила на стадион. А Павленко оказывается прав, он не мог видеть собаки. К тому времени Тобик выбежал за ворота на улицу. Колисниченко подошел сзади к Шпигелю и положил руку ему на плечо: - Скажите, Игорь Борисович, только откровенно, Вы знаете, почему Вы здесь? Шпигель отрицательно покачал головой. - Знаете,- утвердительно произнес Виктор Иванович, - Вы здесь потому, что подозреваемый. Из свидетеля постепенно превратились в подозреваемого. Такое медленное сползание. Уверен, что от Вас это не ускользнуло. - Нет, не совсем! Причина этого сползания от меня ускользнула! - Две девочки были убиты, доктор. Двое детей. Первая - двадцатого октября на пляже возле моста, вторая, через две недели, 8 ноября, в кустах возле косы, в двух шагах от первого убийства. Что интересно, в вечер первого убийства Вы были в том же районе, а во втором случае – прямо на месте преступления. Ведь именно Вы обнаружили труп Кати Ходченко? - И вызвал милицию!- сказал Шпигель, закуривая сигарету. Следователь ухмыльнулся: - Знаете, стен этой комнаты не хватит, чтобы написать имена убийц, которые, якобы, обнаружили своих жертв. Это вполне нормально – ведь они действительно, первыми узнали о случившемся. - Странное, выборочное толкование гражданского долга, господин следователь. Если бы я не сообщил – был бы убийцей, который прячется от следствия. А поскольку сообщил, то выходит – я изощренно ухожу от наказания. В обоих случаях, согласно вашей логике, я убийца. - Ну, хорошо, - примирительно произнес Виктор Иванович, - давайте забудем на время. - Я заметил, что как только что-то свидетельствует в мою пользу, Вы тут же меняете тему. А теперь о чем мы будем говорить? О собаке? - О первом убийстве! В кустах на пляже возле моста было обнаружено тело девочки, Нади Руфаевой восьми лет. Изнасилована и убита. Ее задушили. Скорей всего, это произошло в кустах. Она пыталась убежать. Ее поймали и опять затащили в кусты. В тот же день ваша машина была обнаружена экипажем ГАИ на обочине развилки у моста. Машина простояла пустая всю ночь. Ну, стоит и стоит, мало ли машин сутками стоят на обочинах. Гаишник для протокола записал номер в свой рапорт и сразу забыл. А вот молодой и способный оперативник, - Колисниченко повернулся и церемонно показал рукой в сторону Трофимова, - узнал по номеру владельца и сопоставил факты. - Какие факты? – удивился Шпигель, - моя машина простояла на улице ночь и на этом основании Вы делаете вывод, что я насильник и убийца? - Нет, конечно. Но не кажется ли вам странным: вы живете в ста пятидесяти метрах от моста, у вас большой дом с гаражом, а машина на улице. А сами где находились? Дома? - Нет, меня дома не было. Вечером я посидел в придорожном кафе, немного выпил, а затем пошел к сестре. Она болеет – решил навестить. Живет в районе яхт-клуба, через реку прямо напротив нас. Пошел пешком, потому что выпил. - И что, навестили? - Нет, не получилось. Пока дошел, уже было поздно. Не решился ее будить. - Браво, прекрасное объяснение! Ну а потом что? - Потом также пешком вернулся домой и лег спать. - Это может кто-нибудь подтвердить? - Нет, у меня есть ключи, и сплю я в своей комнате. Вряд ли жена что-то слышала. - В каком кафе Вы были? - Я точно не помню… кажется, «Веселый Роджер»… - Мы проверили. Вас там никто не помнит. День, когда нашли труп Нади, помнят, а вас – нет. - Я же говорю, что точно уже не помню. Может где-то в другом месте был. - Мы опросили все придорожные кафе. Нигде вас не видели. Хозяева и персонал – все местные, вас знают, не помнят. Шпигель зябко потер руки: - То, что меня не помнят, скорее, говорит в мою пользу. Если бы я убил, что скорей всего пошел бы и сделал так, чтобы меня запомнили, а потом уже вам позвонил. И у меня было бы железобетонное алиби. И Вы бы меня сейчас не мучили… Колисниченко улыбнулся: - В этом есть определенный резон. За исключением одного момента – Надя отчаянно сопротивлялась. У нее были поломаны ногти на руках. Было бы странно, если б убийца пришел в разорванном костюме и сел в кафе создавать себе алиби. Ну, хорошо, давайте поговорим о сестре. Вы часто ее навещаете? - Не совсем. Не совсем так, как хотелось бы. - Причина? - Моя жена. Поначалу они общались друг с другом, потом что-то надломилось… Я пытался выяснить причину, но не получилось. Затем заметил, что ее начало раздражать, когда я навещал сестру, потом любое упоминание… Я стал навещать сестру втайне от жены. - Скажите, Вы до или после посещения сестры пошли в кафе? - Я уже говорил.… Взял машину, решил поехать к сестре, но по дороге захотел выпить, зашел в кафе. После этого оставил автомобиль у дороги и пошел к сестре. Пока к ней шел, сообразил, что уже слишком поздно, а она нездорова. Не решился ее будить, развернулся и пошел домой. Дома лег спать. Все! - Но Вы не сразу вернулись домой, еще прогулялись? Может быть, заметили что-то необычное? - Нет, все было как всегда. - То есть, Вы перешли мост, дошли до яхт-клуба, затем сообразили, что поздно, развернулись, опять перешли мост, пришли домой и легли спать. Так? - Я немного постоял на мосту, посмотрел, как рыбаки ловят рыбу, и вернулся домой. - Никого знакомых не встретили? - Нет. Наши туда не ходят, только городские. - Дорога от моста к Вашему дому идет через пляж. Я имею в виду пешеходную дорожку. По трассе надо далеко обходить. А Вы шли пешком. И, обязательно, должны были пройти через пляж. Там, где была убита Надя Руфаева, а затем Катя Ходченко. Вы ничего не обнаружили на тропинке, когда возвращались? - Нет! - Сколько было времени, когда Вы перешли мост и двигались по тропинке? - Я не помню! -Ну, хотя бы приблизительно? - Приблизительно три - полчетвертого утра. Шпигель нервно облизал губы, достал сигарету и закурил: - К чему эти вопросы? Сразу называйте – девочек убил доктор Шпигель – владелец медклиники, садист, педофил и убийца! - Ну что Вы. Я этого не говорил, иначе мы бы с Вами не сидели бы здесь. Шпигель поднялся со стула: - Я здесь сижу, потому что этот тип,- он указал пальцем на сосредоточенно-печатающего Трофимова,- Сказал, что надо кое-что уточнить и это не займет много времени. А теперь я ухожу! Он двинулся в сторону двери. Колисниченко, не глядя и не повышая голоса, сказал: - Сядьте доктор. Никуда Вы не уйдете. - Осторожнее,- Шпигель предостерегающе вытянул руку в сторону следователя,- Или Вы меня отпускаете или задерживаете и передаете дело в суд. Таков закон. - Не думаю, что это Вам понравится – но я Вас задерживаю. Шпигель обессилено сел на стул. Колисниченко не торопясь вынул из портфеля несколько бланков и стал их заполнять, затем подписал и подвинул к Шпигелю. - Что это? - спросил тот. - Это постановление о признании Вас подозреваемым, а это – постановление о задержании по подозрению в убийстве. Читайте и подписывайте! - Я ничего подписывать не буду! - Ваше право. Отныне можете ни о чем не свидетельствовать и ничего не подписывать. Статья 43 УПК. Сергей! Подойди и подпиши. Трофимов не торопясь подошел к столу, написал на бланках, что Шпигель отказался от подписей и расписался. После этого расписался Колисниченко. Трофимов вернулся за свой стол, вытащил отпечатанные листы, вставил чистые и бодрым голосом произнес: - Ну что, начнем сначала. Фамилия, имя, отчество… - Что это значит?- резко спросил Шпигель следователя, - Я уже все говорил… - Тогда Вы были свидетелем, а сейчас стали подозреваемым, чувствуете разницу? Виктор Иванович достал из портфеля потрепанный УПК, несколько минут сосредоточенно его листал, затем пододвинул к Шпигелю. Тот взял книгу в руки и стал сосредоточенно читать. Колисниченко подошел к окну и стал смотреть на улицу. Дождь не прекращался. Затем повернулся к Трофимову и негромко сказал: - Перепечатай все. Трофимов скривился как от зубной боли, но ничего не сказал. Продолжая глядеть в окно, следователь сказал: - Вы можете позвонить и вызвать своего адвоката. - У меня нет «своего адвоката» и никогда не было, - не поднимая глаз, ответил доктор. Виктор Иванович вернулся к своему портфелю и вынул лист бумаги: - Это список адвокатов. Те, которые подчеркнуты, могут приехать ночью и на праздники. - А сейчас меня допрашиваете, это не ночь? - Ночь наступает с 22 часов, а не с наступлением темноты, так что у нас вагон времени. И его лучше все-таки проводить здесь, а не в СИЗО, как думаете? Я бы предпочел, чтобы Вы вышли отсюда свободным. Поэтому два варианта развития событий: мы продолжаем разговор и если, заметьте, Вы честно отвечаете на все вопросы, то я могу переписать постановление. У меня есть бланк подписки о невыезде. Второй вариант – Вы молчите, отказываетесь сотрудничать, и я отправляю Вас в СИЗО на 72 часа. Пока. А там, глядишь, и получу санкцию на арест. Ну как? Может Вам удастся меня раздразнить, удивить, растрогать.… Но пока я не вырву из своей головы мысль о том, что не Вы убили этих девочек – нет ни единого шанса смягчить меня. Трофимов подошел к столу, взял список адвокатов и спросил: - Ну что, выбрали? Кому звонить? Шпигель поднял голову и глухо сказал: - Ткните наугад. - Не думаете, что Вам пора позвонить домой,- спросил Колисниченко,- Может, сейчас ответят? Шпигель отрицательно покачал, замотал головой. - Почему? - Послушайте, я достаточно взрослый, чтобы позвонить жене, если мне этого захочется. Занимайтесь своим делом… Виктор Иванович придвинул к себе телефон и поднял трубку. Ответил милицейский коммуникатор. Представившись, следователь спросил: - Скажите, с этого номера недавно звонил кто-нибудь? Нет?! Это точно? Ладно, спасибо. Несколько минут он молчал, затем поднял глаза на доктора и сказал: - Прошу Вас выложить содержимое карманов на стол! Трофимов подошел вплотную и стал настороженно наблюдать. Шпигель начал вынимать и бросать на стол ключи, визитки, бумажник, расческу, мелочь. - Вы можете сесть, доктор,- сказал следователь. Рассматривая фотографию в бумажнике, он спросил, - Это Ваша жена? Красивая женщина. Вам повезло! Собеседник презрительно скривил губы, но промолчал. Затем через силу сказал: - Как жаль, что Вы не были у меня дома. - Я был, - поднял голову Трофимов. - Да, но ничего не поняли! Постарайтесь вспомнить расположение дома. - Я там ничего интересного не заметил. - Жаль! - На первом этаже? - Нет, на втором. - На втором этаже вход, три комнаты, коридор метров десять. - Детская, комната для гостей и наша спальня. Детская комната осталась пустой, гостевая стала комнатой жены, а наша спальня – стала моей. Между ними десятиметровый коридор. Многие вещи могут разделять супругов – болезнь, смерть, развод… Между нами десять метров – практически вся жизнь. Этот коридор – десятиметровая пустыня. Как вам аллегория? – горько спросил Шпигель, - и в конце этой пустыни – дверь, закрытая на ключ. В ходе этого монолога Трофимов недоуменно показал руками на машинку. Внимательно слушающий Колисниченко отрицательно покачал головой. - Хотите кофе? – спросил опер, выходя из кабинета и обращаясь сразу к следователю и Шпигелю. Оба закивали головами. - Я могу немного размяться? Ноги затекли. Колисниченко кивнул. Шпигель поднялся со стула и подошел к окну, несколько раз покрутил головой и подвигал плечами. - Я надеюсь, - сказал он, - Что Вы не собираетесь воспользоваться отсутствием подчиненного и «поговорить по душам» со мной? Мне бы хотелось, чтобы все, что здесь происходит, нашло отражение в протоколе! Надеюсь, что Вы не считаете меня идиотом? Виктор Иванович примирительно поднял руки: - Как Вы могли такое подумать? Напротив - я принимаю Вас за очень умного человека и очень хитрого. Я спрашиваю о двух изнасилованных и задушенных девочках, а разговор переходит к Вашей жене, коридору, закрытой двери.… Только, доктор, если Вы привели меня к закрытой двери, то надо ее открыть, я хочу знать что за ней. - Вы прекрасно знаете.… Говорите, не стесняйтесь. - Хорошо, я скажу: там Ваша жена Валентина, которая на 15 лет моложе Вас и, которая не пускает в свою постель. И как давно это происходит? Месяцы? Годы? А может, все это было с самого начала? - Не совсем! Сразу после свадьбы. Колисниченко вдруг явственно представил, как у него перед носом закрывается дверь, щелкает ключ, хотя никогда дома у Шпигеля не был. «Надо к нему ехать с обыском, когда это сделать?- подумал он. - Что? Простите, я прослушал. - Я говорю, что наши интимные отношения начались почти сразу после того как мы познакомились. Несколько месяцев безумной страсти. Мы встречались в гостиницах, на квартирах моих друзей, ее подруг, на съемных квартирах. Это было забавно, в кровь попадал адреналин. Хотя я был холост и она свободна. Такие вот игры. Я уже был вполне обеспечен, построил дом, но тем не менее... Все это продолжалось до того дня, когда она мне намекнула о необходимости узаконить наши отношения. Жениться на ней. Я даже не осмеливался мечтать об этом – разница в возрасте, ну и в социальном положении (она единственная дочь зам. предисполкома области) - Это она решила? – следователь закурил сигарету. - Она никогда не действует напрямую, но все ее поступки ненавязчиво подталкивают.… А после свадьбы, вернее после первого совместного Нового года все стало портиться. У молодой жены начались бесконечные головные боли, то чем мы раньше занимались, стало вызывать у нее стойкое отвращение, которое всецело перекинулось на меня. В итоге, я оказался в отдельной комнате и моя зубная щетка только в моем санузле. Вы понимаете? - Да, наверное, понимаю. - Что Вы можете понимать, господин следователь по особо важным делам,- внезапно взорвавшись, заорал Шпигель,- Вы постоянно думаете о своем, в то время как я разговариваю о другом, а точнее – как пристегнуть мои откровения к своим домыслам! - Ну, Вы здесь из-за этого дела. И мне, по большому счету, наплевать на зубные щетки, головные боли и коридор…- также повысил голос Виктор Иванович,- У Вас более длинный и более темный коридор, в конце которого две девочки - Надя и Катя. И этот коридор должен привести на пляж, в эти кусты… - Послушайте,- Шпигель внезапно успокоился и ухмыльнулся,- Если бы у меня хватило смелости убить, то я убил бы не девочек. Нет! У Вас никогда не возникало желания убить кого-нибудь? - Да, Трофимова. И не единожды. - Я серьезно спрашиваю? Например, какую-нибудь из Ваших двух жен? - Может быть – первую,- задумчиво сказал Колисниченко,- А Вы хорошо осведомлены о моей личной жизни. Согласитесь, для незаинтересованного свидетеля, хорошо знаете жизнь следователя. - В перестройку я внимательно следил за всякими «узбекскими делами», знаю, что Вы работали в бригаде с Гдляном и Ивановым. Вы личность знаменитая и когда стало известно, что делом будете заниматься Вы, я навел справки, как так случилось, что легендарный «важняк» из Москвы попал в заштатный Николаев. Дверь в комнату отворилась, зашел Трофимов с двумя чашками кофе: - Ну как идут дела?- спросил он, ставя их на стол - Двигаются потихоньку. Послушайте, Игорь Борисович, все уже устали, давайте закончим побыстрее. Будем думать, что дальше делать – поедем к Вам с обыскам и оставим Вас там или после обыска в – СИЗО. Давайте продолжим. Ты готов печатать,- обратился он к оперу. Тот сел за стол, поправил каретку и кивнул. - Итак, тело первой девочки, Нади Руфаевой, было обнаружено в 7 утра. По заключению экспертизы, смерть произошла за 5-6 часов до момента обнаружения. То есть в 1-2 часа ночи. В 1 час-2 часа ночи Вы были на мосту или где-то в другом месте, или уже дома? - Я не помню. На такие вещи не всегда обращаешь внимание. - А может кто-нибудь Вас вспомнить? Вы с кем-нибудь разговаривали? - Не думаю. Я ни с кем не общался. - Может быть вовремя ночной прогулки, заметили что-нибудь особенное? - Я не помню. - И вы хотите, чтобы я Вам поверил? - Мне все равно… Трофимов подал голос: - Пожалуйста, помедленнее, я не успеваю печатать. - Итак, Вы ничего не видели, не слышали и ничего особенного не заметили? - Я уже говорил,- устало произнес Шпигель. - Сколько времени прошло с того момента, как Вы вышли из дома вечером и вернулись домой спать? - Практически вся ночь. - Вполне достаточно, чтобы изнасиловать и задушить девочку, спрятать тело… Трофимов внезапно дурашливо засмеялся: - Осенью ночи холодные. Это надо было сделать, хотя бы для того, чтобы согреться… Несколько минут он истерически-сдавленно хохотал. Шпигель с удивлением, а Колисниченко, с нескрываемым раздражением, смотрели на него. -Ты закончил? - почти враждебно осведомился следователь. Трофимов еще несколько раз всхлипнул и стал серьезен. - Простите,- сказал он, вытирая глаза от накатившихся слез. - Ваше счастье, что я без адвоката. Вот он бы уцепился… - Ну, хорошо, простите доктор,- извинился Виктор Иванович, - Мы все устали, а мой коллега – особенно.… Кстати,- обратился он к Трофимову,- Ты очень вовремя напомнил о погоде в тот вечер. - Не кажется ли Вам, доктор, что такая холодна погода как в тот вечер не способствовала для ночных прогулок? - А Вам не кажется, что это относится и к девочке. Малышка должна была прийти в такую погоду на пляж, чтобы я мог там ее убить? Как она там очутилась? У Вас не найдется сигаретки, а то я свои все выкурил? - Да, пожалуйста,- Колисниченко вытащил из кармана пачку сигарет и придвинул к Шпигелю. - Повторяю еще раз вопрос. Вы ничего не заметили в тот вечер, когда совершали свою прогулку? В дверь постучали. - Да,- ответил следователь,- Войдите! В кабинет вошел молоденький сержант. - Извините,- обратился он к Колисниченко,- Вы можете выйти? - Вы позволите,- обратился тот к Шпигелю и, не дожидаясь ответа, вышел из комнаты. - Вас внизу ждет прокурор области,- официально доложил сержант. - Погодите, господин следователь,- обратился Шпигель вслед к выходящему Колисниченко,- Что я должен был заметить особенного именно в тот вечер? Тот обернулся, несколько секунд пожевал губами и сказал: - Дело в том, Игорь Борисович, что именно в тот день развели Варваровский мост. Разводка была проведена с 18 часов до 6 утра, в связи с ремонтом поворотной части. С моста выгнали всех рыбаков. А утром пошли люди пешком через пляж и наткнулись на труп. Поэтому, ни к сестре, ни от нее домой Вы попасть никак не могли. Да и в кафе Вас не было! - 2 - Спустившись на первый этаж, Виктор Иванович увидел нервно расхаживающего шефа, прокурора области- Валерия Михайловича Гершавина. Находившиеся в помещении милиционеры почтительно застыли у стен. В райотделе наступила непривычная тишина. Подойдя к нему, Колисниченко молча протянул руку, потом взял шефа под локоть и потянул к выходу. - Ну что, расколол? - спросил прокурор. - Пока нет, но думаю, что додавлю. - Додавить можно, а что с уликами? Вызвал адвоката? - Улик против него нет, сам знаешь. Насчет адвоката – он особо не настаивает… Я думаю, признается и улики появятся. Надо обыск делать… - Что, сейчас? Нас разорвут в клочья! Ты вынес постановление о задержании? - Пока признания нет - грош цена этому постановлению. Тем более без адвоката. - Ну, так в чем дело? - Какой адвокат сейчас? - Так что мне в Киев докладывать? – неожиданно вспылил шеф. - А что хочешь, то и докладывай, - также вспыльчиво ответил Виктор Иванович, - Твоя идея порадовать начальство. Кто тебя за язык тянул? «К Новому году поймаем и изобличим маньяка», - передразнил он, - Крепкий орешек оказался, несет всякую пургу, но не разваливается. Может быть, что-нибудь дома найдем? - Ладно,- примирительно сказал шеф, - Делай, как считаешь нужным. Если что - сразу звони! Гершавин пожал руку, сел в машину и отъехал. Колисниченко несколько минут стоял на крыльце и расслаблено курил. С прокурором области его связывали особые отношения. В детстве они сидели за одной партой в школе, вместе ходили на секцию бокса, затем вместе жили и учились в Одессе, после того как поступили на юрфак университета. А вот после окончания, их пути разошлись. Колисниченко был призван в армию офицером-двухгодичником, а Гершавина «отмазали» родители по состоянию здоровья. Виктор Иванович попал служить в Московскую область в гарнизонную военную прокуратуру, а Гершавин – в районную прокуратуру Николаева, где прошел все должности, а потом вырос до прокурора области. У Колисниченко был яркий и резкий взлет и такое же падение. После армии – прокуратура Московской области и женитьба, затем переезд в Москву с повышением, потом Генпрокуратура Союза – следователь, следователь по особо важным делам. Трудоголик и абсолютно аполитичный человек, Виктор Иванович попав на «узбекское дело» не захотел фабриковать дела в угоду политической конъюнктуре, за что сначала попал в немилость, а затем, наоборот, отмечен как принципиальный. И быть бы ему, как минимум, заместителем Генерального Прокурора, если бы СССР не развалился. И тут его принципиальность сыграла против него. В Прокуратуре РФ места не нашлось, а тут еще жена подала на развод. Хорошо нашлись добрые знакомые, которые помогли перебраться в Киев и получить квартиру. Там Колисниченко проработал пять лет, к тому же преподавал в Академии МВД, зарабатывал на «приличную жизнь» со второй молодой женой. Но жизнь не сложилась – опять развод и он, оставив все, вернулся на родину, в Николаев, благо к тому времени, прокуратуру возглавил Валерка Гершавин, и осталась родительская квартира. Новые коллеги встретили по-разному: молодежь с откровенным восхищением, «старики» сдержанно, но с уважением. Сам прокурор откровенно робел перед ним и был искренне уверен, что для Колисниченко нет невыполнимых заданий. Именно это послужило докладом шефа в Киев и, как следствие, дальнейших событий. Виктор Иванович достал новую сигарету, прикурил от окурка и стал сосредоточенно размышлять, что делать дальше. К дверям подъехал милицейский УАЗик, из которого два сержанта выволокли высокого прыщавого юнца, дергавшего плечами и бешено матерившегося. - Кто это?- спросил он у запаренного сержанта. Тот присмотрелся, узнал и козырнул: - Сынок директора птицефабрики. Наркоман. Угнал машину, врезался в столб. Жив остался чудом… - А, менты поганые, придет время всем кровь пущу …,- заорал юнец. Милиционеры, молча, толкнули его к дверям, Колисниченко отвернулся. «Ничего не меняется», - подумал он, - «я уже жизнь прожил, состариться успел, а тут все как в первый раз…» После того, как следователь вышел из кабинета, и Шпигель остался наедине с Трофимовым, несколько минут царило молчание. Затем Шпигель прикурил сигарету, несколько раз сильно затянулся и сказал: - А ваш шеф меня приловил.… В первый раз.… С девочкой в час ночи у него не получилось, а вот с мостом – приловил. Поздравляю с победой, капитан! Но только временной… Трофимов проложил несколько листов копиркой, положил их на стол и внимательно посмотрел на врача. - «Надя Руфаева должна была прийти в час ночи на пляж, чтобы я смог ее там убить», - процитировал он показания, - когда я перестал печатать? - Наверное, после того, как стали смеяться над своей «шуткой». - Я восхищаюсь вами, доктор. Нет, серьезно. У Колисниченко на допросах матерые уголовники, «паханы» всех мастей разваливаются. Я несколько раз сам это видел. А вы держитесь и сохраняете чувство юмора. Феноменально! Опер улыбнулся и, как бы в знак одобрения, покачал головой: - Иногда встречаются такие бойкие девчушки, которые с возрастом становятся шлюхами.… С взрослыми у вас проблем не бывает, я думаю. А вот с девчушками.… Как вы с ними общаетесь? Он подошел вплотную к Шпигелю: - Наверное, так? – он схватил того рукой за подбородок и сильно дернул вниз, - или так? – схватил рукой за ухо и приподнял Шпигеля со стула. - Мне больно! – закричал тот. - Ты тоже делал им больно, - заорал Трофимов и ударил ладонью по щеке. Доктор упал на пол, из носа у него обильно пошла кровь. Шпигель вскочил и резко бросился к двери. - Ты куда? – закричал разъяренный опер, - Маленькие девочки… - он схватил врача рукой за пиджак и втащил в кабинет. На шум прибежало несколько милиционеров. Увидев окровавленного Шпигеля, один из них, - зам. начальника РОВД, майор – отодвинул Трофимова к стене и обратился к доктору: - Пойдемте в туалет – приведете себя в порядок, - взял того под руку и повел по коридору. Трофимов за ними не последовал. Его била нервная дрожь и душила злоба. Поднявшись на второй этаж, Колисниченко заметил непонятную суету. А потом, увидев мокрую физиономию Шпигеля, выходившего из туалета, и злобное выражение лица Трофимова, стоявшего в дверях, в одно мгновение понял, что произошло в его отсутствие. - Неважно выглядите, - сказал он, дождавшись, когда все зайдут в кабинет. - Он меня не бил, - сказал Шпигель, прикладывая туалетную бумагу к носу. Затем подошел к столу, где лежали его вещи, вытащил носовой платок и приложил к ноздрям. - Вам позвать врача? - Не надо. Я сам врач. - Ну, хорошо, можете все разойтись по своим делам, - обратился Колисниченко к милиционерам, а затем к Трофимову, - Ты тоже можешь идти. Свое дело ты сделал! - Он готов был расколоться, - вспыльчиво заметил оперативник и вышел из кабинета. - Я прошу Вас, - Колисниченко обратился к майору, - Пришлите сюда вашего следователя, надо закончить допрос. Майор кивнул и молча вышел. Через несколько минут в кабинет зашел старший лейтенант. - Васильев, - представился он и заулыбался. - Чего Вы улыбаетесь? - Я Вас хорошо помню. Вы у нас преподавали в Академии. Методика допроса… - Да-а, вот такая методика получилась, - сказал Виктор Иванович, но так и не вспомнил милиционера, - Хорошо, будете вести протокол допроса.… Кстати, я не оторвал Вас от дел? Чем занимались? - Пытался допрашивать сопляка-угонщика, допросил потерпевшего. Скоро должны доставить машину… - Ну, хорошо, потом доделаете. Старший лейтенант сел за машинку и заправил листы. Все это время Шпигель сосредоточенно прикладывал платок к носу. Затем, убедившись, что кровотечение остановилось, включился в происходящее. - Теперь Вам обязательно надо доказать, что девочек убил я. Что я садист и убийца! Потому что, в противном случае - садистами становитесь вы! - Я приношу свои искренние извинения. Он будет серьезно наказан. Вас это устраивает? - Нет, не устраивает. Где список адвокатов? - Вы хотите жаловаться? - Да, я был избит в присутствии свидетелей! - Каких свидетелей? А впрочем, поступайте, как знаете. Адвокат в любом случае необходим. Вызывайте! Следователь подвинул телефон к Шпигелю. Тот несколько минут набирал номера, затем говорил. - Ну вот, скоро адвокат подъедет,- сказал он,- А знаете, Трофимов мне больше нравится. От него знаешь чего ожидать. Вот такими буквами написано.… А Ваш трюк с разводкой моста – это извращенное мастерство. Потому что, если я не видел разводки, значит, был в другом месте, стало быть, все мои слова, вся защита – ложь. Да, я был в другом месте, но не там, где Вы думаете. Я не был на пляже - я был с проституткой! Вот так! А что Вы думали, что я должен всю жизнь проводить в коридоре у запертой двери? В кабинете наступило молчание. Васильев сосредоточенно печатал. Виктор Иванович подошел сзади и посмотрел через плечо. «Хорошо, что не надо учить парня, что и как печатать», - подумал он. В дверь постучали, и в кабинет опять зашел молоденький сержант. - Виктор Иванович, приехала жена, - сержант подбородком указал на Шпигеля. - Где она? - Мы посадили ее в кабинет зам. начальника. Она хочет увидеть мужа. Что ей сказать? - Ничего. Я сам все скажу. Колисниченко обратился к подозреваемому: - Что ей сказать, доктор? – но, не дождавшись ответа, вышел из кабинета. Жена Шпигеля, Валентина Александровна, находилась в кабинете зам. начальника РОВД в темноте, и обернулась, когда в комнату вошел Колисниченко и включил свет. «А в жизни она еще красивей», - подумал он, - «И одета со вкусом. Не броско, но вещи все дорогие…» - Вас оставили одну в темноте? - Нет, это я сама выключила. Мой муж у Вас уже несколько часов, мне хотелось бы знать… - Боюсь, что он еще задержится. - Вы его арестовали? За что? - Я его задержал. Думаю, Вы и так знаете, за что… Валентина чуть улыбнулась: - У меня есть чувство юмора, но Ваш юмор отвратителен, вернее чудовищен. Я приехала сюда и требую…! Следователь ее перебил: - Вы не имеете права требовать. Что касается соблюдения процессуальных норм, то Вы будете ознакомлены со следственными действиями и их результатами в соответствии с действующим законодательством. Извините, у меня нет привычки разговаривать таким тоном, но все, что надо знать – Вы узнаете. - Что мне может помешать увидеть моего мужа? – запальчиво спросила она. - Ничего, за исключением одной мелочи – он сам не хочет Вас видеть. Валентина слегка побледнела, но промолчала. - Не хотите поговорить со мной? – предложил Колисниченко. - Хочу, - ответила Валентина и, сняв с себя кашемировое пальто, осторожно присела в кресло у стены. - Хотите чаю или кофе? - Нет, спасибо. - Давайте поговорим, только о чем? - Обо мне, например. - О Вашей супружеской жизни? - Я бы не стала применять этот термин… - Из-за разных комнат? - Он Вам об этом рассказал? О чем еще? - О ваших встречах, замужестве, о коридоре. - Я поняла! - Зато я не все понял. Судя по тому, что рассказал Ваш муж, может было проще какое-то время пожить отдельно или окончательно разойтись. А, впрочем, я не семейный психолог. - Вы давно в Николаеве? - Я родился и жил здесь. Затем уезжал, а сейчас опять… - Муж, наверное, говорил, кто у меня отец? - Да, он говорил… Я не хочу показаться бестактным – но не было ли замужество ошибкой молодости? - Не думаю. Мне была уготована дорога – учеба, замужество за сынком знакомого чиновника… Я поступила по-другому. Я вышла замуж за человека не из нашего круга: умного, амбициозного, искренне меня любившего. Мой муж многое Вам рассказал, но не все. Думаю, что самое интересное он утаил. Колисниченко откинулся на стуле: - Прошу Вас, продолжайте! - Когда он перестает быть доктором Шпигелем, он становится гнусным Шпигелем, мерзавцем Шпигелем… - Послушайте, несмотря на эти слова, Ваш муж перед лицом закона не виновен, до тех пор, пока это не установит суд и официально признает его гнусным мерзавцем. - Не надо играть словами! - Слова бывают разными. Например, «супружеский долг». По словам Вашего мужа, Вы очень рьяно его исполняли до свадьбы. Это правда? - Правда, - спокойно ответила Валентина, - Может быть потому, что тогда это не было «долгом». - Значит капиталовложение? - Не старайтесь выглядеть хуже, чем есть. - Извините, Вы курите? - Спасибо,- Валентина взяла сигарету из протянутой пачки. Колисниченко, привстав, поднес горящую зажигалку. «Прямо гусар»,- подумал он, внутренне усмехнувшись. - Давайте вернемся к словам мужа. Он утверждает, что семейная жизнь стала портиться, чуть ли не на второй день после свадьбы. А потом он нашел свои вещи в конце коридора. Это правда? - Ложь! - Сколько времени вы живете отдельно? Поймите меня правильно, надо понять, что двигает его поступками, психикой? - Это произошло Новогодней ночью семь лет назад. Почти юбилей! И он, и я относимся к той категории людей, которые считают, что все уладится, если об этом не говорить и делать вид, что ничего не произошло. - Может быть, он на что-то надеется? - Нет, он просто боится... У нас была традиция встречать Новый год у сестры мужа, в ее семье. Я говорю традиция, потому что это началось еще до нашего брака. В действительности причина в племяннице мужа – Виктории, Вике. У нас нет детей, а она тогда была, как бы точнее выразится, очаровательной девочкой. Бывают такие дети. В них есть что-то от ангелов или херувимов. Я помню этот вечер – нам всем было хорошо. Наверное, так и должно быть в семье. Вика нашла игрушки, которые ей подарил Дед Мороз. Она была довольна. Игорь только ей и занимался. Он не спускал с нее глаз. Сестра мужа все прекрасно организовала. Муж продолжал болтать с малышкой. Никто не обращал на них внимание. В общем – обыкновенный семейный вечер. Тихий праздник. После мы с его сестрой стали разбирать подарки, потом смотреть ее вещи.… А потом я вернулась в зал и увидела - он говорил с ней, а она его слушала. Я не могу повторить слова, но это был разговор взрослого мужчины и взрослой женщины. Он, видимо, почувствовал мой взгляд и повернулся. Я увидела его глаза и мне, почему-то, стало страшно. Я вспоминаю Вику, ее улыбку. Он не должен был вызывать у нее такую улыбку. Валентина пошевелилась в кресле и затушила окурок в пепельнице. - После этого вы продолжали жить вместе, но каждый в своей комнате? Валентина промолчала. Затем, немного помедлив, сказала: - Эти вещи для меня не имели большого значения. Если женщина захочет, то физическая сторона отношений не будет главной… Колисниченко почувствовал изменение в ее настроении, осторожно сказал: - Все что Вы рассказали, может объяснить поведение человека. Но я следователь и не могу обвинить его в двух убийствах на основании умозаключений. Нужна хотя бы одна улика. Сказав эту фразу, Виктор Иванович приготовился к яростной реакции, но ее не последовало. - Она у меня есть! – выражение лица у Валентины внезапно стало жестким. Колисниченко был поражен наступившей переменой. - 3 - После того как следователь ушел, Шпигель, оставшись наедине с Васильевым, начал нервно выхаживать по кабинету. Старший лейтенант, тем временем, сбегав к себе, принес бутерброды, несколько тарелок с салатами и чайник. Разложив все это на свободном столе, он предложил Шпигелю поесть. Тот коротко и сухо отказался. - Воля Ваша,- сказал Васильев и начал уписывать еду, что называется, за обе щеки,- Ну хотя бы чай, доктор. В тюрьме такого не предложат… - А в тюрьме сейчас ужин, макароны…,- внезапно вспомнил Шпигель и рассмеялся. Васильев с удивлением посмотрел на него, но ничего не поняв, промолчал. - Черт,- выругался Шпигель,- Они там наедине обсуждают. И он ее слушает. Она ему неизвестно что плетет, а он ее слушает. Подойдя вплотную к Васильеву, он вытянулся, поправил костюм и спросил: - Можно я пойду в туалет вскрыть себе вены? Тот изумленно выпучил глаза и поперхнулся от неожиданности: - Вы что так шутите? - В такое время уже сам не понимаешь, шутишь ты или готовишься совершить действие, или все это тебе снится? В кабинет вошел Колисниченко. Васильев стряхнул крошки с костюма, пересел за стол с печатной машинкой: - Доктор сказал, что хочет вскрыть себе вены! - Неужели? - равнодушно удивился следователь. Он подошел к своему столу, жестом предложил Шпигелю сесть напротив. Затем не торопясь открыл ящик стола, вынул папку и углубился в чтение. - Ну что она Вам рассказала? – не выдержал молчания Шпигель. - Вы бы сами могли пойти и послушать. Но не захотели.… Надо знать, чего хотите! - А Вы сами знаете? Виктор Иванович поднял глаза и строго сказал: - Знаю. Я также знаю, чего хотите Вы! Ладно. Давайте вернемся к вечеру 8 ноября. Вы нашли Катю в кустах. Какая погода была в тот вечер? Кажется, в течение дня шел дождь. Нудный осенний холодный дождь. Целый день шел не переставая. Ну что вспомнили? Шпигель закурил очередную сигарету и молча скривил губы. Колисниченко, не дождавшись ответа, продолжил: - Чего Вас туда понесло? - Это очевидно, я спустил с поводка собаку, и она побежала в ту сторону. Я пошел за ней. - Так, все-таки собака обнаружила тело? - Нет, тело увидел я. - Как Вам удалось его заметить? - Не знаю, наверное, случайно. - Вы знаете, что интересно, на подошвах девочки были мокрые листья, а нигде поблизости нет деревьев… - К чему Вы клоните? - К тому, что туда ее перенесли.… Как в первом, так и во втором случае - насиловали и убивали в одном месте, а находили трупы в другом. - Почему Вы не говорите мне, о чем сказала моя жена? - Почему Вы стремглав бросились домой? - Не понял? - Вы побежали домой. Почему? - Потому, что обнаружил труп, мертвого ребенка. Надо было позвонить вам. - По пути от места преступления до Вашего дома есть парикмахерская, кафе.… Почему Вы не позвонили оттуда, а прибежали домой? Итак, почему Вы вернулись домой? - Наверное, я был в состоянии шока! - Ваша жена слышала, как Вы вернулись? - Это надо было спросить у нее. А, вообще, ей наплевать. Я ее не интересую. - Ну, хорошо. Вы вернулись домой, что дальше? - Я поднялся на второй этаж, зашел в ванную комнату… - Чтобы позвонить? - Нет – меня вырвало, черт побери. Я умылся, попил воды, после этого зашел к себе в комнату и позвонил 02. - Скажите, сколько у Вас плащей? - Два. Совершенно одинаковых. - Почему? - Не знаю. Такая привычка. У меня два одинаковых костюма, несколько одинаковых рубашек, туфлей.… Так удобней… Колисниченко внимательно посмотрел на Шпигеля: - Что с Вами? Вам плохо? Вы побледнели… - Со мной все в порядке! Вы не лучше выглядите. Пожалуйста, сформулируйте вопрос. - Что Вы делали на берегу 8 ноября? Где Вы были 20 октября? - Двадцатого октября я был с проституткой! - Назовите ее имя и место. - Имени я не помню. А был с ней в машине. Такие «работают» в машинах. - Жалкое объяснение… - Это не объяснение, это – алиби! - Это алиби проверить практически невозможно. Почему о проститутке Вы сказали только недавно? Вы с самого начала врете! Мне надо постоянно уличать Вас во лжи! Когда Вы скажете что-то такое, чему можно будет поверить? - Я понял! – Шпигель потер рукой лоб, - Она Вам рассказала о Виктории. Следователь промолчал. Подойдя к Васильеву, он сделал тому знак, чтобы не печатал. - Скажите, - Шпигель выглядел подавленно, - она приходила к Вам, чтобы рассказать об этом? Теперь у Вас все сходится!!! Я – тот самый гнусный насильник-педофил и убийца? До меня теперь дошло, почему шли все время разговоры о СИЗО. В общей камере я не доживу до утра. Если не признаюсь, конечно. А если признаюсь – проживу чуть дольше, до тюремной камеры? Следователь переглянулся со старшим лейтенантом. - Что с Вами, Игорь Борисович? Что на вас нашло? Я решил просто поговорить о вашем плаще, - Колисниченко ткнул пальцем в сторону вешалки, где был плащ Шпигеля, - оказывается, у Вас их два, и оба одинаковые.… А где тот, в котором Вы гуляли и нашли тело? - У меня его забрали на экспертизу. Он где-то у вас. - Нет, доктор. Тот плащ, который Вы сдали на экспертизу, в полном порядке, на нем нет следов дождя, грязи, крови и т.д. Он был чист. - Ну и что? - А то, что Вы продолжаете врать! Так вот, вернувшись домой, Вы побежали в ванную переодеваться, потому что на плаще были следы крови. - Естественно. Я хотел опознать девочку, прикасался к ней… - Вы сдали на экспертизу чистый плащ. Почему? Да потому что тот, второй, - он здесь. Колисниченко подошел к вешалке, снял плащ и положил его на стол. - У Вас нет доказательств! - Есть, - Колисниченко улыбнулся, - Вот оно! Он вынул из кармана бланк какой-то квитанции и помахал ею в воздухе. - Это квитанция из химчистки. Тут написано число – 9 ноября, написано, что сдано – плащ. Вы хотели узнать, для чего ко мне приходила Ваша жена? Вот это принесла! Шпигель побледнел и опустил голову. - Тело нашли 8 ноября, другой плащ сдали на экспертизу, а 9 ноября с утра понесли испачканный плащ в химчистку. - Я не предполагал, что у нас может дойти до такого. - Да, Ваша жена не слишком Вас любит… - Да, не слишком. С этого момента все становится похожим на театр абсурда. - Вы убили девочек? Шпигель поднял голову. Глаза его были безжизненны. - Да, я убил обеих. Изнасиловал и убил. Я признаюсь. Что мне еще остается… Колисниченко вышел из кабинета, направился в соседний и позвонил по телефону. Выслушав одобрительный говор, молча положил трубку. Затем вернулся назад и сел за стол. Шпигель вел себя облегченно-раскованно и что-то говорил Васильеву. Следователь не стал прислушиваться, из кабинета отправился на первый этаж и вышел на порог райотдела. Буквально через несколько минут подъехала машина с Гершавиным, следом – эвакуатор с разбитой легковой «Тойотой» на прицепе. - Молодец, - сказал прокурор, - Я уже доложил. Это – его жена? – он подбородком указал на стоящую на крыльце Валентину Шпигель. - Да, - деревянно ответ Виктор Иванович. - Красивая женщина. - Да, красивая. - Что с тобой? - На душе как-то гадко. Эта женщина заложила его по полной программе. Валентина спустилась с крыльца и молча прошла мимо них к своей машине. Открыв дверцу, она села за руль, но так и не смогла отъехать, потому что эвакуатор перекрыл дорогу. Водитель о чем-то спорил с дежурным, наконец, сел за руль и начал маневрировать. В результате – заглох и окончательно закрыл стоянку. Дежурный подошел к «Тойоте» сзади и что-то начал кричать водителю эвакуатора, однако тот не слышал, так как все время терзал стартер, пытаясь завести свою машину. Внезапно дежурный, очевидно, что-то заметивший, забежал в отделение и через минуту вышел с фонариком, которым начал освещать багажник. К нему подошел его помощник – сержант, а потом еще один милиционер. Водитель эвакуатора вылез из кабины и направился к ним. Затем вернулся и взял монтировку. - Там что-то происходит, - сказал прокурор, наблюдавший эту сцену. Не успел он договорить, как Колисниченко увидел, что дверь багажника открылась, и дежурный отчаянно машет ему рукой. Следователь подошел к багажнику и остолбенел – внутри лежал завернутый в целлофановую пленку голый труп маленькой девочки в луже крови. Новая жертва серийного убийцы. И, поскольку, машина была приподнята, то из багажника на асфальт набежала уже маленькая лужица, растекающаяся по мокрой поверхности. - Кто? – страшным голосом спросил, подошедший Гершавин. - Эта машина угнана днем,- не сводя глаз с трупа ребенка, проговорил капитан, - Владелец целый вечер сидит у нас. Колисниченко внезапно отчетливо вспомнил верзилу, оравшего на дежурного, когда только приехал. - Где он сейчас?- спросил он капитана. - Сидит в вестибюле. - Ему сказали, что машину пригнали? - Нет, только то, что нашли. Вспомнив его « габариты», Виктор Иванович сказал дежурному: - Возьми всех людей, которые под рукой. Будем вязать этого…, - он не закончил фразу и пошел к двери. Капитан махнул рукой милиционерам, и все они устремились за следователем. Перед тем как зайти в здание, он резко повернулся к прокурору и сделал жест рукой, чтобы тот оставался на месте. В вестибюле Колисниченко безошибочно определил сидящего на стуле верзилу. Тот, увидев направляющуюся к нему группу милиционеров, смертельно побледнел и попытался прорваться не улицу, но был сбит с ног и закован в наручники. Лежа на грязном полу, он сдавленно рычал, то ли от боли,то ли от ярости. - Кто это?- Спросил дежурного Колисниченко. - Яремчук Николай Иванович, частный предприниматель, проживает в Варваровке, по адресу… Следователь не стал дальше слушать: - Поднимай его, веди в свободный кабинет. Обыщи, приставь охрану. Наступает вторая часть нашего сериала. Вызывай группу. В общем, все как обычно. Верзилу затащили в свободный кабинет и усадили на стул. Колисниченко жестом подозвал дежурного и на ухо сказал: - Попроси прокурора, чтобы зашел сюда. Как только приедет группа – следователя и криминалиста сразу сюда. Капитан кивнул и вышел. В кабинете наступила тишина, не считая сопения верзилы. Наконец он не выдержал и нагло спросил: - Ну что выпучился? За что меня повязали? Виктор Иванович молча смотрел на него. - Ну чего молчишь? В кабинет зашел прокурор. - А это еще кто?- верзила продолжал наглеть. Не обращая на него внимания, Колисниченко подошел к Гершавину и вполголоса сказал: - Я думаю это он. Подъедет криминалист возьмет отпечатки – будем знать точно. Пусть его допросит дежурный следователь. Гершавин отвел взгляд от верзилы: - Да, наверное, так будет лучше. Я потом решу, кому отдать в производство. Как быть со Шпигелем? - Давай подождем экспертизу.… А впрочем, кроме признания на него ничего нет. Все остальное косвенное. Надо отпускать! Верзила напряженно прислушивался к разговору, но ничего не понял и от этого еще более разволновался: - Ну, хорошо, я признаюсь, это я сделал. Я болен, меня надо лечить… Виктор Иванович подозвал сержанта: - Смотри за ним внимательно. Скоро будет следователь… Он взял под руку Гершавина: - Пойдем, Валерий Михайлович. Они вышли в коридор: - Я пойду на воздух, а ты к Шпигелю,- сказал прокурор, поглаживая рукой грудь в районе сердца. - Что сердце прихватило? - Ничего, валидол со мной. Зайдя в кабинет дознавателей, Колисниченко увидел, что Васильев активно печатает, а Шпигель сидит, опустив голову. Подойдя сзади, он прочитал, затем протянул руку и выдернул листы из каретки машинки. Васильев недоуменно посмотрел на следователя. Шпигель поднял голову. - Вы можете идти домой,- глухо сказал Виктор Иванович. - Что произошло?- спросил Шпигель, в его глазах читалась огромное облегчение и откровенная радость, хотя он попытался сдерживаться. Именно эта искренность чувств, окончательно убедила следователя в его решении, что Шпигель невиновен. - Мы задержали настоящего убийцу. Вы свободны. Идите. На улице Ваша жена, возможно, она еще ждет! Шпигель еще несколько секунд смотрел в глаза следователя, затем, убедившись, что все сказанное – правда, встал и, стараясь не суетиться, надел плащ, затем вопросительно посмотрел на Виктора Ивановича и на стол, где лежали его вещи. Колисниченко кивнул. Шпигель не торопясь собрал вещи в карманы и молча вышел. Сидевшая в машине Валентина, увидев суету возле эвакуатора, подошла к «Тойоте». Увидев труп девочки в багажнике, она отшатнулась как от удара. Затем, придя в себя, она вернулась к своему автомобилю и села за руль. Тем временем к дверям райотдела подъехала оперативная машина, из которой вышли несколько человек. Один из них, дежурный следователь, почтительно поздоровавшись с прокурором, стал распоряжаться. Эвакуатор удалось-таки завести, и он вместе с «Тойотой» выехал на тротуар, освободив проезд на улице. Оперативная машина, подъехав вплотную, включила фары. Валентина завела машину, достала из бардачка сигарету и закурила. Из дверей вышел Шпигель, зябко кутаясь в плащ. Он обвел глазами улицу и увидел машину с сидящей в ней женой. Некоторое время они смотрели друг на друга, затем Шпигель двинулся в ее сторону. Валентина нажала на газ, и машина стремительно рванула по улице, все время, увеличивая скорость. Раздался звук удара и металлический треск. Проехав сто метров, автомобиль на всех парах врезался в бетонный забор на перекрестке. Шпигель схватился за голову руками и истошно закричал, присев на корточки. Из райотдела выскочили сотрудники и застыли на месте. В это время раздался грохот и в небе заполыхали праздничные салюты. Наступило 1 января 2000 года. Эпилог Серийный убийца Яремчук сознался не только в убийствах Нади Руфаевой и Кати Ходченко, но и еще четырех девочек, не считая найденной в машине. Указал места их захоронения. Вообще, активно сотрудничал, и экспертизы полностью подтвердили его вину. Эти дети были сиротами из детдома и числились в милиции как пропавшие без вести. На вопрос, почему первых жертв он тщательно прятал, а последних просто бросал, ответил, что ему хотелось, чтобы их нашли. В криминальной психологии бытует распространенное мнение, что серийный убийца подсознательно хочет, чтобы его нашли и разоблачили. Как бы там ни было, следствие велось еще почти год, но до суда Яремчук все равно не дожил. За несколько дней он был убит в камере неустановленными лицами. Колисниченко был отстранен от дальнейшего ведения дела, попал в больницу с инфарктом миокарда. После излечения ушел на пенсию и уехал в Москву к дочери, где проживает и поныне. Через год после похорон жены, Шпигель И.Б. женился на своей пациентке, продал имущество и уехал с ней в Германию. Прокурор Гершавин В.М. ушел на пенсию через пять лет. У остальных участников этой истории особых изменений в жизни не произошло. История с поимкой серийного убийцы в Новогодний вечер наделала много шума в городской и центральной печати, и была преподнесена населению как символ доблести правоохранительных органов. Вышестоящее начальство предпочло согласиться с такой версией. КОНЕЦ Александр Воронков 2014 г. |