ЛЮБИ СЕБЯ, КАК Я ТЕБЯ

 

Повесть.

 

Всё началось банально, как в плохом романе. Хотя, если подумать, не всё ли в этой жизни так и начинается - с самого момента нашего появления на свет Божий?..

Как бы то ни было, при первой нашей встрече... Да что там, при первом взгляде на него я поняла, что меня прежней больше нет... Опять не вполне то: не поняла, а почуяла. Так, наверно, кошки чуют землетрясение, крысы - течь, и бегут, бегут, движимые основным инстинктом. Я не убежала. Впрочем, сначала - так сначала. Лучше даже - с предисловия.

 

ПРЕДИСЛОВИЕ

 

С маминой сестрой, Тамарой, мы не то чтобы дружили, но отношения имели довольно близкие. Их с мамой разница в девять лет казалась более заметной, чем наша с Тамарой в пятнадцать. Когда произошло то, о чём я хочу рассказать, мне было двадцать пять, а ей – около сорока. Но это - по паспорту. Внешне она мало отличалась от моих сверстников. Возможно, потому, что вела богемный образ жизни. А это и причёска - то есть, никакой, и одежда - современное хиппарство, и манеры - полная раскрепощённость.

Я знала - по обрывкам скупых разговоров между мамой и папой - что мои родители, мягко выражаясь, опечалены судьбой Тамары: не замужем, ни детей, ни своего жилья, профессия какая-то несерьёзная, ненадёжная - искусствовед. У меня же ни разу не возникло повода пожалеть её или пожелать ей чего-то лучшего, большего.

Полгода тому назад, осенью, Тамара сказала мне, что встретила мужчину своей мечты. Я искренне порадовалась, будучи посвящённой в предыдущие драмы, постигшие её в личной жизни. Зато в нашем доме воцарился едва ли не траур. Когда приходила светящаяся счастьем Тамара, мама принималась обличать её в грехе любодеяния и увещевать, дабы та опомнилась, покаялась и отреклась от небогоугодной жизни.

Зоя, говорила Тамара маме, ты понимаешь хоть что-нибудь в любви?

Это не любовь, говорила мама, это блуд.

Как ты можешь судить, говорила Тамара, ты же не знаешь наших отношений.

Вы живёте в грехе, твердила мама, прежде нужно проверить чувства, зарегистрировать брак, а потом ложиться с мужчиной – с мужем! - в постель.

Откуда ты у нас такое ископаемое? - смеялась её сестра.

 

Мама получила строгое, можно сказать, пуританское воспитание, которым заправляла в их доме бабушка – моя прабабушка. Я помню её совсем старенькой, в безукоризненно отглаженных тёмных платьях с безукоризненно отбеленными кружевными воротничками; безукоризненно уложенные локоны седых волос – тоже, казалось, отбеленных и отглаженных – венчали её безукоризненные манеры выпускницы института благородных девиц. После такого старта советской школе оставалось только зацементировать благоприобретённые мамой представления о том, «что такое хорошо, и что такое плохо», добавив кое-какие детали в виде морального кодекса строителя коммунизма, устава пионерской, а потом и комсомольской организации, а так же понятия «советская женщина». Последовавшее за этим христианство, в которое мама вполне логично угодила, познакомившись на пятом курсе с папой - он вырос в верующей семье – окончательно выхолостило её душу, заменив «прекрасные порывы» на упорядоченное существование по писанным в Библии и дописанным во всяческих к ней приложениях правилам, и в непреходящем страхе перед карой Божьей за каждое неверное движение не только тела, но и души.

Мне тоже с детства говорили о Боге, о вечной жизни, о пути спасения и учили заповедям. Не знаю уж, в кого я удалась, такая вольнодумка – не в тётку ли? – только многое, очень многое смущало меня и в том Боге, который, называясь Любовью, нещадно и жестоко карал всех и вся за малейшую провинность, и в организации под названием «церковь». Любые попытки поговорить с родителями на волнующие меня темы, заканчивались их проповедями о «смирении» и «неосуждении» и не добавляли ничего нового к тому, что я уже знала.

 

НАЧАЛО

 

Однажды Тамара пригласила меня на вернисаж своей подруги-художницы, который по моде нынешних времён устраивался с помпой каким-то новоявленным то ли концерном, то ли банком в только что отстроенном офисе.

И вообще, сказала она, я теперь за тебя возьмусь, хватит вести монашеский образ жизни, пора выходить в свет, пора и пару заводить, а то скиснешь скоро и душой, и телом.

 

Насчёт монашеского образа жизни Тамара почти не преувеличивала: в круг моих интересов входили только моя работа и мои увлечения. Я работала в проектной фирме, окончив строительный факультет, и любила своё дело. Ещё я любила театры, кино и литературу. И если усердие в работе находило одобрение у моих родителей, то вот остальное разве что не запрещалось: они считали, что это отвлекает от главного - от «стяжания Царства Божия». Но я не могла уразуметь, почему искусство входит в противоречие с Божьим Царством, и продолжала с увлечением читать и ходить в театры и кинозалы.

Пожалуй, только в одном я безусловно радовала маму с папой - не водила дружбу с мужчинами и не посещала злачных мест, таких, как дискотеки и клубы. Что они думали о моём одиночестве в двадцать пять моих лет? А вот что: Господь усмотрит тебе пару, когда ты будешь к этому готова, говорили они. И добавляли: мужа нужно искать в лоне церкви.

Я не искала мужа. На брак с «благопристойным христианином» в расчёте на то, что «любовь возникнет позже», я смотрела как на аморальный акт: так выходят замуж за деньги, положение в обществе и прочие привлекательные условия. Замуж нужно выходить по любви и только, считала я, а любовь как основа счастливых отношений – это нечто абсолютно безусловное.

Две пережитые мною до сей поры влюблённости - одна в школе, другая в институте - принесли только разочарование и укрепили в мысли, что любовь должна быть как стрела, как лавина, как цунами - когда невозможно её не заметить и невозможно усомниться: любовь ли это?

Кстати, так оно и произошло. Недаром сказано: ищите и найдёте. То есть - что ищете, то и найдёте. Но - всё по порядку.

 

Наряжала меня Тамара. Платье нашлось в моём гардеробе, хотя тётушка и не одобряла вкус племянницы, а аксессуары она подобрала из своих. Обычно стянутые мною в хвост волосы она помыла и взбила с каким-то муссом, приговаривая: мне бы твои волосы, дурёха, что ты их прячешь под резинки?

Косметикой я не пользовалась - только карандашом для глаз. Она тронула мои ресницы тушью, щёки - тональной пудрой, губы - помадой. Получился удивительный эффект: едва заметно, а лицо преобразилось. Мне понравилось. Тамара осталась в восторге. Знала бы она тогда, что содеяла собственными руками... Хотя это я так, глупость сказала - дело-то не в этом.

 

Мы пришли в сияющее огнями - и внутри и снаружи - здание. Тамара сказала: будет тьма людей, не теряйся и не комплексуй, ты выглядишь роскошно.

Она знакомила меня с подходящими к нам и с проходящими мимо. Я удивлялась: надо же, оказывается, можно жить и так - в толпе, с разговорами ни о чём и о высших материях одновременно, с невообразимым количеством друзей и приятелей, с расписанными наперёд встречами и делами. Разумеется, я не дикарка и знакома со всем этим из книг и кино – только подобная жизнь проходила где-то рядом, параллельно моей.

 

Тамара стала чаще оглядываться по сторонам, и я поняла, что она кого-то ждёт. Когда до церемонии открытия оставалось четверть часа, она потянула меня в холл к телефону.

Я стояла рядом и невольно слышала разговор.

- Алло. Кир? ... Ты уже выезжаешь? ... Почему? ...Кир, ты обещал. ... Ты обещал. ... Но ты обещал! ... Завтра допишешь. ... Я прошу, Кир. ... Я умоляю. ... Нет, пить не будем. ... Даю слово. Хотя, ты не представляешь, что тут будут наливать. ... Всё, всё!.. Обещаю. ... И тебе не дам. ... Кир... Я жду. ... Потом?.. потом поеду к себе. ... Обещаю. ... Не буду. ... Нет. Правда.

 

Она повесила трубку. Её лицо осталось напряжённым - она не умела скрывать своих чувств. Пока я раздумывала, нужно ли что-то спросить или продолжать молчать, словно ничего не происходит, Тамара не выдержала тяжёлой паузы и, видимо, не желая ставить в неловкое положение меня, сказала:

- У нас перестало клеиться.

Я посмотрела на неё. Она взяла сигарету, помяла с сухим хрустом и прикурила.

- Он говорит, я мешаю ему работать. - Она помолчала. – Мы уже несколько месяцев врозь живём... так, встречаемся изредка, когда он соизволит... А я с ума схожу без него. - Тамара смотрела на оживлённую темнеющую лицу и выпускала дым тонкой струйкой, которая плющилась о стекло. - Ты ведь ещё не знаешь, что такое мужчина? - Она не ждала ответа. - Так вот он - всем мужчинам мужчина. - Она помолчала. - Но у него на первом месте работа. - Пауза. - И на втором. - Снова пауза. - И на третьем тоже.

Я вдруг с пронзительной остротой почувствовала её боль. И подумала ни с того, ни с сего, что не хочу любви, любовь – это больно.

 

На время церемонии мы расстались: Тамара произнесла речь в качестве куратора выставки, потом её отвлекли на интервью, потом ещё и ещё.

Я сидела в глубоком кресле со стаканом мангового сока и старалась не потерять из виду тётушкину шляпу. Кто-то подошёл ко мне и предложил полистать каталог выставки. Я разглядывала репродукции, поскольку на стенах ничего не сумела увидеть из-за огромной гомонящей пьюще-жующей толпы.

Чьи-то руки легли мне на плечи. Я оглянулась – сзади стояла Тамара.

- Не скучаешь? - Сказала она и, обойдя кресло, оказалась передо мной. - Познакомься, Кир, это моя племянница, Лиза. Лиза, это Кирилл... тебя по отчеству представить?

- Можно просто Кирилл. - Сказал стоящий рядом мужчина и протянул мне руку.

Я принялась выкарабкиваться из низкого кресла, чтобы подняться. Тамара засмеялась:

- Женщине позволительно оставаться в сидячем положении, когда её...

Я уже не слышала, что она говорит - произошёл какой-то катаклизм, похожий на внезапно наступивший вакуум.

Мне следовало бы броситься опрометью, подобно Золушке, с того вернисажа, пока не пробил роковой час. Но я стояла, как вкопанная, держась за руку Тамариного спутника, буквально вытянувшего меня из уютных и цепких объятий мебели.

 

Вы догадались? Тут оно и случилось - это самое начало.

Можно называть, как кому нравится: сердце пронзила стрела Амура... или молния, в глазах потемнело, в ушах зазвенело... земля качнулась под ногами... словно волной захлестнуло... И так далее - не очень-то много этих штампов на самом деле. Но как же они точны в своей безыскусности!

 

Я всегда отличалась особой чувствительностью в отношении людей. Вот только объяснить, почему, скажем, с этим человеком не стоит заводить дружбу, а с этим - деловые отношения, я не смогла бы. Чуяла, и всё тут.

Что я почуяла в Кирилле? Тогда - не знала, сейчас знаю: мужское начало. Силу. Силу интеллекта, силу духа. И ещё - трагедию. Не драму - Трагедию. С большой буквы.

...

Полный текст публикуется в сборнике Ю.Добровольской «Люби себя, как я тебя», издательство Центрполиграф, Москва.