23 февраля

 

Наступила ночь 23 февраля. По радиоэфиру услышал, что был обстрелян блокпост 4й Заставы в районе станции "Червленая-Узловая" Шелковского района. Из радиоперехвата узнал - незадолго до обстрела, мужики из ОМОНа в Червленой, заметили перемещение людей, затем сработала сигнальная мина и, начался обстрел. Омоновцы открыли ответный огонь. Никто из парней не пострадал.

Радиостанция, работающая на канале транспортной милиции вещала - в Наурской, на 2й Заставе, идет интенсивная перестрелка.

После моего доклада командиру 3й Заставы - подполковник Шашкин приказывает выдвинуться на машине в Наурскую - для подмоги. Наши взводные его отговаривают. Дозвонился по телефону до 2й Заставы. Ответили - для нашей же безопасности, нам не стоит ни куда выезжать с Заставы. Они справятся сами и у них есть, кому им помогать. Подполковник Шашкин дал отбой.

Приходит в штаб взводный Серега с начальником караула, пулемётчиком Димкой. Богатырь Димон, как медведь здоровущий, носит свой ПК - как я ПМ. У Серёги вижу одну сторону его тонкого носа, щеку, настороженно расширенный глаз. Стоит вполоборота, заложив руки за спину и, смотрит на меня презрительно, из-под полуприкрытых век.

- Слухай, паяльник, с постом опять связи нет. Иди, налаживай свои балалайки. – заявляет мне взводный.

-Ты на связь не гони. Я знаю своё дело, а вот твои бойцы то канал переключат, то не проверят, защелкнут ли аккумулятор, а то и вообще, засунут рацию под броник и отойдя с заставы, говорят что связь пропала, – отвечаю ему, но собираюсь в путь-дорогу.

Раз уж всё кругом так безотрадно, иду один. В туманной ночи, выключив рацию, боец спал счастливым сном младенца, намотав на руку автоматный ремень и сладко посяпывая во сне. Судя по милейшей улыбке ему снился хороший сон. И в то же время крепко намотанный ремень указывал на наличие определенных мыслей в опяненной голове о том, что все-таки война и надо быть бдительным. Ты на посту и от твоего внимания зависит и жизнь товарищей и твоя собственная. Сучара! Вызываю начкара и взводного. Вот вам - смотрите. Рация работает. Бойца - прикомандированного из небольшого линейного пункта милиции, воспитывали без меня.

Часа через два сидим в штабе с Серёгой, по дружески пьем чай. Играем в карты на водку, которую привезли земляки своим ОМОНовцам из города В. Водка «Городская», 38 градусов! Серёга вообще мужик наш – русский. Пьёт сильно, но упорно не пьянеет. А на водку играем, так как они, соседи, все равно её или Серёге в карты проиграют или мне, за связь внеочередную с домом, поставят. Внеочередную между Заставами. Тесные контакты с телефонистками из Прохладной налажены. Друг друга по именам называем, не цифровым кодом. Даже возил им конфеты, саженцы какие-то из Сибири для них заказывал - привозили.

Серёга на диванчике развалился - напротив двери в караульное помещение. Мы в смежной комнате поставили раскладушки и караул отдыхал там, а не в вагоне. И мне веселее и, беспокойнее. Сижу я за столом на стульчике. Открывается дверь в караулку, заходит боец, который спал на посту. Смотрит из подлобья, подбородок тяжёлый, тянет к низу….

Невысокого роста, плотно сбитый, но какой-то отстраненный, задавленный навалившейся на него обстановкой. Поднимает автомат и одиночными, это хорошо, что он на автоматический огонь не поставил, стреляет в Серёгу.

– Лёва, бери его на мушку…Стреляй на х…- орет мне Серёга и валится на пол.

Как в замедленном кино - боец поворачивается в мою сторону. Я беззвучно открываю рот, что-то пытаясь орать и не слышу, что ору ему. Поднимаю свой автомат и навожу на парня. А мозги удивлённо думают: – «В кого целиться? В своего!?». Выстрел! Выстрел - в потолок. Рикошеты. Потолок, стены старинного здания вокзала из булыжников сложены - пулемёт не пробивает. Забегают, влетают из “караулки” мужики и? отбирают оружие у бойца. Все живы и здоровы. Парня, как проспится - на кухню, подсобным кашеваром. Но он, кровью брата своего, слава БОГУ, себя не запачкал. И я тоже. Мне и Сереге доктор налил по стакану успокоительного. Хотя, вывод прост - пьянство до добра не доводит. Но нервы успокаивает. Войну, как и глупость – не обойдёшь. Выжил сегодня – слава Богу!

Где-то под утро, на канале взаимодействия выходит на нас абонент, с позывным штаба группировки и говорит, что 23 февраля, в день скорби всего Чеченского народа, через нас будут прорываться до 300 боевиков! Организуйте оборону и взаимодействие с соседями. С кем - спрашиваю? Где соседи?

Нас 48 душ и ОМОН из славного города В. имеет столько же. А тут 300! Иду в вагон. Бужу командира. Пересказываю приказ из группировки. Командир говорит: – «организуй взаимодействие с соседями из Червлёной». В Червлёной располагался батальон милицейский, внутренних войск - земляки из нашего города.

Оборона 3й Заставы состояла из постов, блокпостов тогда у нас ещё не было, только окопы и мешки с песком. БТР-70 закопан в землю, его притащили на буксире с неработающим движком. Днем мы заряжали для работы башенных пулемётов БТРа аккумуляторы на бортовом «УРАЛе», а на ночь ставили их в броню.

Это еще ничего. В Науре, на 2й Заставе, БТР стоял вообще без колес. Из средств передвижения был еще у нас «УАЗик», закрепленный за нашим водителем. А «УРАЛ» закреплен за соседним ОМОНом.

Иду к соседям. Докладываю командиру соседнего ОМОНа ситуацию. Связиста отправляю себе на замену. Командир соседей дает «УРАЛ» со своим водителем. В кузов прыгают бойцы моего ОМОНа и, вперед. Летим по осевой. В населенном пункте Николаевское местные пацаны показывают нам палец и швыряют камни. Мы им в ответ - руку, в локте согнутую. Зеленку вдоль дороги мои бойцы, сидящие в кузове, поливают свинцом из автоматов, разбрызгивая смертоносные капли.

По дороге заехали на 4ю Заставу. Про ночной бой, мужики рассказали - как рассвело, они осмотрели места, откуда велся огонь. Ими была обнаружена и обезврежена мина-растяжка на базе гранаты Ф-1. По мнению ОМОНовцев, диверсионные группы боевиков и дальше будут пытаться проникнуть на станцию "Червленая-Узловая", так как здесь находится нефтеналивная эстакада. Пожелав им удачи, поехали в батальон.

При подъезде к месту дислокации БОНа внутренних войск, по рации «Кенвуд» выхожу на узел связи земляков. Нас пропустят. КПП предупредят. Они тоже в боевой готовности.

Приехали. Обговорили с комбатом, позывные, световые сигналы - солдат не дадут. Комбат просит наши радиостанции для взаимодействия, еще раскладушек, еще пару канистр коньячного спирта и еще какого-то хлама. Если что, говорит, минут за 20 подскочим. Только продержитесь! Продержимся ли? Извечный вопрос – жить или не жить! Едем назад. Мои бойцы уже набрались где-то. Человек свободен – в выборе смерти. «Черти пьяные, алкаши гребанные…», - распаляю матом в себе.

Коньячный Алпатовский спирт в то время в этих местах был в неограниченном количестве. На Заставе доложил командованию. Загрузились затребованным имуществом. И назад. Я с комбата за рации расписочку взял (после она мне пригодилась). Все-таки матответственность за связь на мне. И предупрежден, что на войну не спишут. С офицерами батальона я тоже принял на грудь коньячку. Снять нервное напряжение. Пришлось сделать еще две ходки до батальона. Согласовать ряд вопросов. Слава Богу поездки наши для нас закончились без потерь. Только одному бойцу стекла очков разбило вылетающими из автомата гильзами. Автомат был мой.

Со стороны Червленой подъехал маневровый. Машинисты сказали, что возле с. Солкушино видели вооруженных людей, копающихся в железнодорожном полотне. Маневровый проследовал далее в Прохладную. Услышанную информацию передали по телефону в группировку и по рации на 4ю Заставу. В этот же вечер боевиками все же был взорван воинский эшелон. Один из вагонов поезда, открытая платформа с песком, сошел с рельсов, повреждено более метра пути и несколько шпал. Слава Богу жертв нет.

Взрыв произошел, когда поезд двигался по перегону Терек-Червленая. А это уже зона ответственности нашей 3й Заставы. Фугас был заложен под железнодорожное полотно у самой станции Червленая. Но всё же не на нашей «территории». Прибывшая на место происшествия объединенная следственная группа сотрудников ФСБ и транспортного ОМОНа обнаружила недалеко от места происшествия второй фугас, который удалось обезвредить. Проведённые оперативно-розыскные мероприятия по установлению лиц, причастных к совершению этого теракта, результатов не дали. Ремонтные бригады в короткие сроки восстановили полотно. Движение на перегоне возобновилось.

При проверке грузового парка станции Червлёная, ОМОНовцами обнаружен очередной схрон оружия боевиков. Из тайника в пустовавшей будке на расстоянии пяти метров от железнодорожного полотна транспортными милиционерами изъято 810 патронов калибра 5,45 мм, 360 патронов калибра 7,62 мм и один выстрел к подствольному гранатомёту.

Мы с мужиками перетерли этот вопрос и пришли к мнению, что похоже, тайник был оборудован самими милиционерами. Подобная практика зарабатывания наград не нами придумана и видно не нами будет закончена. Все найденные боеприпасы передаются в военную прокуратуру.

Всего за два месяца 1995 года сотрудниками транспортных ОМОНов изъято 370 единиц огнестрельного оружия, 33 взрывных устройства, 132 единицы холодного оружия и значительное количество боеприпасов. Это те виды вооружения, которые никто не захотел брать себе. А вот если попадались хорошие, а то и коллекционные охотничьи ружья, кинжалы или штык-ножи армии вермахта, больше их на территории Чечни никто не видел, всё уезжало на родину милиционеров.

На 3й Заставе проверяю связь с батальоном. Тревожно ожидаем «гостей». Тут откуда не возьмись, выходит на канале взаимодействия неизвестный нам позывной и командует. Правила радиообмена вообще не знает.

« Занять оборону. Колонна танков на подходе. Огонь будет вестись с дальних позиций». Какие танки, - кричу, - как мы друг друга узнаем. Потом выяснение отношений матом. Штаб группировки на запросы не отвечает. В общем, танкисты обиделись и не приехали. Гости тоже не появились. Позже выяснилось, что боевики прошли стороной, ближе к станции Червленая, а матом я послал армейского генерала. Комбат ВВ мои рации загнал казакам, в обмен на что-то.

Днём, пока я разъезжал-организовывал подмогу, мимо нашего поста в сторону Наура прошла армейская колонна. В сопровождении колонны на БРДМ было трое пацанов-срочников из нашего города. Они с брони прокричали-спросили земляков. Пацанам в ответ успели крикнуть, откуда мы.

На нашем участке тревожная тишина. Людское терпение не безмерно – кончилось. Появившееся желание - ринуться в кромешную жуть ночного боя, разрешить неведомое душевное томление пальбой, растратить накопившуюся тревогу злости - свершилось. Как стемнело, ближе к ночи, на нашей Заставе со стороны соседей из города В. шёл ожесточенный «бой». К ним прибыли с проверкой руководители их УВД на транспорте. От дороги - с нашей первой линии обороны, над нашими головами открывается стрельба!? Полетели огненные строчки через наши позиции. Выбегаю из штаба, перескакивая через лужи мчусь узнать, в чем дело. Радиосвязь захлебнулась возмущением и непонятками. Оба наших взводных ползут узнать, что и почему. Мужики приготовили РПГ-7 к бою. Слава БОГУ, крови братьев своих мы не пролили и себя в ней не испачкали.

Минут через несколько, с рёвом подкатывает к штабу БРДМ с установкой ПТУРСов, и наши волокут в штаб трое тел. В свете помещения видим, что это землячки наши, солдатики. Никакие. В ноль. Пьяные. Мы их откачали, накормили. Поим чаем-кофеем.

Оказалось, что в Науре они передали колонну для сопровождения другим. Их старшой, прапор ушёл на ночь по бабам. А они вспомнили, что рядом мы, ночевать одним в броне надоело. Вот и подались к нам. По дороге их угостили дурным вином, крепленое на табаке настоянное. Специально для русских. Еды нет. Пили на голодный желудок. Подъезжают к нам. Тут такой грохот от выстрелов. Пацаны надумали помочь нам. Начали огневое прикрытие. Только их пьяное состояние не позволило им привести ПТУРСы к готовности к выстрелу. Но они пытались. Нам повезло. Наши мужики тоже не стали без разбору применять РПГ. Пацанам повезло.

Жизнь их не сладкая. Уже два месяца живут в броне. Всё ездят-мотаются по дорогам войны. В полку только заправятся и снова в путь. Спят, едят всё в броне. Едят больше то, что украдут. Греют тушняк из сухпая на движке. А тут мы им борщ, котлеты. Сладкий чай и кофе. Конфеты. И тут…

Я говорю: – пацаны, диктуйте телефоны своих родителей. Сейчас будете приветы передавать. Соединяюсь с Прохладной.

-Девочки, дайте связь с домом, солдатики у нас в гостях. Время для переговоров не нашей 3й Заставы. Телефонистки, славные девчонки, прерывают других, освобождая линию - якобы для начальства. И…надо видеть лица этих пацанов во время разговора. У них всё сложилось хорошо. Дембельнулись и даже дома к нам в ОМОН приходили ещё раз поблагодарить.

Вообще, про лица парней, которые говорят по телефону с домом, можно писать отдельно. Они, лица, невообразимо меняются. В лучшую сторону. Как услышат голос родной и близкий, чуть не плачут. И мне плакать хочется. А нельзя раскисать. За временем следить нужно. Время на занятие телефонной линии строго лимитировано. Звонить то хотят многие, другие заставы тоже очереди своей ждут. Так что три-пять минут и все. Слезай с аппарата.

Дневная напряженность давала себя знать. Лег поспать. Проснулся - Денис снайпер будит, принес дурного чеченского вина. Уже раннее утро. «Давай» - говорит – «за ФЛОТ». Сам он морпехом служил, а я на корабле. Выпили. Захожу в штаб. Командиры ОМОНов, оба, опять в штабе с нохчями шепчутся, всех выгнали. Меня тоже попросили закрыть дверь с той стороны. Дождался пока «чехи» уйдут.

Тут я и дал. Матом было сказано всё, что про действия командиров думаю и про вчерашнюю организацию. Кричу – « что на … это мне надо, вчера чуть мужиков не угробили, надумали послать в Наур на подмогу. А вчера ещё меня засунули цельный день мотаться до Червленой».

Выплеснув первый эмоциональный взрыв иду на кухню. Там горит костер, мужики обед варят. Подойдя к костру, достаю из ПМ патроны и бросаю их в огонь. После еще пару пачек из разгруза туда же. Мужики разбежались. Патрончики из костра начали вылетать со свистом. А ты, говорят, стоишь, смеешься. И ведь не одна не зацепила. Только брезентовый тент над кухней весь в дырах. Затем иду искать Серегу-взводного, чтобы сдать свое оружие. Не желаю так воевать!

Половина отряда находится в поле на импровизированном стрельбище. Иду туда. Взводный как увидел меня, так ахнул. Да, без башни хожу. Сними говорит, стресс и протягивает автомат с пулемётным рожком. Очередью, от бедра. Аж на спину чуть не завалился. Полегчало. Пошёл спать. Вечером заступать на дежурство.

Вечером, когда я то пришёл в норму - заходит полковник Тёткин, командир ОМОНа соседей.

Мужик здоровенный, высокий. Веса одного где то под 100, а у меня 67 кг и 180 см рост.

- Вот, что, лейтенант. Выйдем на улицу! Что бы всё было законно. – придвинулся ко мне, смрадно и тяжело дыша, говорит полковник.

Стоит, полковник, сдвинув на затылок чёрный берет и наклонив хмурый, почти коричневый от загара, широкий лоб. Мы стояли один против другого. Я не зажмурился, не отвёл взгляда. Лишь губы скривило судорогой. Под глазами темень – от недосыпа. Стою, пялю зенки свои. Ноздри полковника шумно вбирали воздух.

- “Зверь” серьёзный, заломает. – думал я, вспоминая, как Тёткин рассказывал за рюмкой «чая» о своей службе в Карабахе.

Он горячился и плохо скрывал раздражение. Внутренне он кипел. Резким движением, вскинул в мою сторону огромные нетерпеливые пальцы руки. Если честно, кровь и во мне вскипела, я не испугался.

- Чем могу служить? – спрашиваю, стараясь выровнять дыхание.

- Знаешь, полковник, при разных весовых категориях предлагаю… Я, вот что…стреляться из пистолетов, с 25 метров. Понял? - отвечаю ему, прокашлявшись, не опуская немного припухших, покрасневших от недосыпания глаз и насмешливо прищурившись.

Достаю свой ПМ и, оставив в патроннике одну пулю, вынул магазин. Отступив на шаг, смерил Тёткин лейтенанта-связиста взглядом, с ног до головы.

- Тебя что, контузило? – спросил полковник.

- Пристрелю! – в голосе моём злобы или угрозы не было, только какая-то тоска душевная. Опустошен. Устал. Даже завестись уже не мог.

Полковник сейчас понял, в этот миг, этот лейтенант – убьёт! Никто ещё в его ОМОНе не осмеливался перечить командиру, а этот... Такой может, такой зажмурится, но – выстрелит.

Полковник нервно рассмеялся.

- Да иди ты, знаешь куда!?

И буквально вывалился из дверей штаба. Я рухнул на диван. В теле чувствовал, как слабость накатывала. Мочевой пузырь требовал опорожнения.

Господи! Кем же мы стали!? Или это всё война?…

Почему крыша «протекла» у меня? На днях, при зачистке-проверке, видеокассету изъяли. В Новотерском у местного жителя заняли телевизор с видеомагнитофоном и просмотр кассеты этой устроили. А на ней сняты последние моменты жизни наших солдат, попавших в плен к нохчам. С отрезанием голов, половых органов. Одним дали по пистолету с одним патроном, кто кого застрелит, так и жить останется. Но не остался. Парню дали нож и говорят, отрезай себе яйца и пойдешь домой.

А за нашей спиной полковники ведут секретные от всех переговоры с нохчами.

Конечно, не может лейтенант посылать далеко командиров-полковников. После мне сказали, что служить в органах меня оставят, но представления к медали лишили. И на том спасибо. Зато крови братьев своих, слава БОГУ, на мне нет.

Из нашего 1 отряда ОМОНовцев, побывавшего в январе 95 года в Чечне, наградили медалью «За охрану порядка» - только представителя отдела кадров УВД на транспорте, бывшего с нами.

Взводного Серёгу, представленного к медали «За Отвагу», лишили награды. За простреленный им вагон железнодорожный. Во время тренировок отряда по покиданию вагона при сигнале тревога, он стрелял вверх, поднимая спящих пьяных бойцов и боевой дух приближая к реальным событиям. Серёга так же не запачкал себя братской кровью.