Мне снилось, что я ткачиха,

Которая часто бывает мною во сне.

Я долго пытался понять - то ли я снюсь ей,

То ли это она снится мне.

Да, я знаю, что об этом писали китайцы,

Но теория суха, а древо жизни зеленеет в листах.

 

Борис Гребенщиков, «Ткачиха»

 

Мы сидели с отцом на кухне. Пили чай. Естественно, перед этой процедурой мы познакомились с листьями чая, поговорили с ними, пожелали им доброго вечера, а потом слушали, как они орали, когда мы их заливали кипятком. Но дело не в том, что я сейчас придумал последнее предложение, а в том, что тогда отец рассказал мне историю, которую я, к стыду своему, ещё ни разу не слышал. Хотя лет мне тогда было уже довольно много, и я не только умел читать и писать, а даже был способен взять производную какой-нибудь простейшей функции, в общем, на всех парах стремился к совершеннолетию. Но этот вечер помахивал мне чем-то неприличным из-за штор и говорил: совершеннолетие твое наступает не тогда, когда ты достигаешь определенного возраста, а тогда, когда заканчивается твое детство.

Но об этом чуть позже, – сказал отец, – раз уж мы заговорили на эту тему, то позволь мне рассказать, как наступило совершеннолетие у одного человека, имеющего к нам непосредственное отношение.

Я позволил, и жизнь моего деда стала обретать реальные очертания.

Детство деда закончилось в печально известном тысяча девятьсот семнадцатом году, когда его – четырнадцатилетнего паренька – призвали в Красную армию. Но насладиться прелестью нахождения в доблестных большевистских войсках ему довелось не больше года. Деда вместе с его таким же неоперившемся другом спас красный командир – отважный мужественный рубака, – которому на тот момент уже исполнилось полноценных восемнадцать лет. В одной из ночных разведок, происходившей в такую ночь, что даже Луна зажмуривается от невыносимого света темноты, командир отправил двух юных бойцов домой, а вышестоящему командованию на следующий день доложил, что они погибли при исполнении, что позволило ему увидеть слезу, бороздящую немолодое лицо старого солдата, правда, не в этот раз и не по этой причине.

А мой дед успешно добрался до родной деревни, где их с другом встретили белоказаки, явно не ожидавшие увидеть представителей красных, да ещё и в таком немногочисленном составе. Но первый год гражданской войны отличался от своих младших братьев тем, что люди еще не дошли до состояния озверения, и человеческая жизнь была ещё чем-то более весомым, чем чем-то менее значимым. И деда не расстреляли, а просто отделали шомполами так, что он весь следующий месяц не мог сидеть. С тех пор он до самой смерти недолюбливал апрель.

В гражданскую войну деду больше воевать не пришлось, но на всю жизнь он запомнил своего командира и спасителя. Уже в преклонном возрасте дед вспоминал этого восемнадцатилетнего юношу с сабельным шрамом, разделяющим лицо на женскую и мужскую половины, но вспоминал он его этаким исполином, настоящим богатырем и героем, каким его образ отложился в почти детском сознании.

В следующий момент поглощения напитка, настоянного на утонувших чаинках, я осознал, что война может привносить в человеческую жизнь абсолютно противоречивые чувства и эмоции. Вот, к примеру, если бы не было Великой Отечественной войны, то не было бы и моего отца и, как следствие, и меня. Но это я зачем-то начал с вывода из услышанного мной далее.

Дед был на фронте с первых дней войны. Ему довелось увидеть первый залп «Катюш», которые повергли немцев в шок, сравнимый для них с отсутствием бутерброда на завтрак. Наши солдаты были людьми более стойкими, но и их поразило, когда «Катюши» были взорваны при отступлении, чтобы они не достались врагу, который мечтал надругаться над ними и таким образом узнать секреты русской души и оружия. Тогда же довелось деду ходить в атаку с вилами в руках, поскольку винтовок на всех не хватало, а людей в стране было много, и считать их не привыкли. Впервые вместо пуль мимо деда пролетали ноги, руки и головы солдат, многие из которых он мог назвать по именам. По именам, оставшимся в истории на его глазах. Естественно, атака каждый раз захлебывалась, но подходило пополнение и все начиналось сначала. Только один раз атакующим удалось освободить одну из деревень и захватить продовольственный немецкий склад. На радостях солдаты наелись вдоволь колбасы, шоколада, выпили шнапса, и жизнь стала прекрасной как радуга, перескакивающая из одного глаза в другой при попадании первых солнечных лучей в темную спящую комнату. Но длилось это недолго. В атаку пошли немецкие танки и начали давить наших солдат как котят, которые своим появлением никого не обрадовали, кроме всё понимающей, но ничего не осознающей матери. Винтовки и вилы были бессильны против ревущих монстров и тем более танков, в которых они сидели. Но и на этот раз везение деда обратилось в спасительную встречу с противотанковым рвом, таким желанным и гостеприимным. Танки были остановлены, немецкая пехота отстала. Страх деда перемешивался с желанием уничтожить хотя бы одну дулоносую железную машину противника, но для воплощения этой мысли в реальность не хватало гранат и бутылок с зажигательной смесью. Хотя, в данном случае, вместо «не хватало» правильнее сказать «не было».

И, как это ни парадоксально, когда появилось оружие, закончилось везение деда. В тысяча девятьсот сорок втором году он попал в плен в составе двух армий, окруженных под Харьковом, и всё оставшееся до конца войны время провёл в концлагере. Изнурительный труд, бесконечные побои и голод превратили его в настоящий скелет. При росте сто восемьдесят пять сантиметров он весил сорок пять килограмм. Думаю, что он с радостью бы проклял современных анорексо-булимичек, которые сознательно доводят себя до подобного состояния. Дед уже мысленно прощался с жизнью, но, к счастью, концлагерь освободила американская армия. Потом последовали счастливые три месяца, за которые союзники откормили деда, открывшему у себя неожиданные способности к изучению иностранных языков. Правда, всё многообразие чужого языка вместилось в слове «ОКЕЙ», которое являлось ключом к братанию с американскими солдатами и к сытой жизни. Но и сейчас мы понимаем, что зачастую этого слова достаточно, чтобы прослыть полиглотом за пределами своей родины. Но позвольте мне продолжить начатую историю. ОК? ОК!

В лагерь прибыли эмиссары из НКВД и начали уговаривать пленников вернуться домой. Вас с нетерпением ждёт Родина! Ждут ваши семьи! Советский народ встретит вас как героев-освободителей!

Лишь пять человек согласились на предложение союзников уехать в Америку. Остальных с почестями посадили в купейные вагоны и под «Прощание Славянки» отправили на Родину. Но как только поезд пересек границу с Польшей, всех бывших узников выгнали из вагонов, и, присвоив им звучные звания предателей и врагов народа, отправили в штрафные батальоны на японский фронт. В силу возраста и плачевного состояния в штрафбат дед не попал, зато попал на бесплатные работы на Украину – восстанавливать разрушенный город Никополь. Удивительно похожие по звучанию и действию слова – голод и холод – косили ссыльных строителей сотнями, но даже там находились поводы для радости, одним из которых явилась встреча двух разнополых одиночеств. Так в этой истории появляется моя бабушка, а вскоре и моя тетя, которая прожила всего полгода. Детский организм оказался не готовым к подарку в виде голодно-холодных дней. Девочку похоронили в саду, а на её могилке посадили абрикосовое дерево. Мой отец был вторым ребенком и первым выжившим, хотя до года он был настолько истощен, что никто не верил, что он способен победить склонившуюся над колыбелью смерть. Он выжил назло всем, а назло голоду к своим шестидесяти годам даже стал довольно-таки упитанным.

Своего деда я, к сожалению, не помню, но знаю, что когда меня трехмесячного привезли ему показать, то он три дня носил меня на руках, внимательно рассматривал и, наконец, признал, что пацан свой. Через три месяца его не стало.

В этот год был невиданный урожай абрикосов на дереве в саду. Это радовалась моя тетушка тому, что круговорот жизни на земле продолжается, не смотря ни на что.

А теперь, собственно, вернемся к эпиграфу, чтобы понять, что он здесь совершенно ни при чем. И пусть китайские философы думают: им ли снятся бабочки или они бабочкам, а я предпочитаю жить вне снов, жить реальной жизнью и знать как можно больше о не менее реальной жизни своих предков…