Близится уж к концу мясное воскресение. В последний раз перед Масленой люд тешил себя мясными кушаньями. Люди наносили друг другу визиты, чтобы пригласить на Масленицу. Радовалась приближению праздника и Аграфена:

 

- Во как сегодня все хорошо сложилось!

 

Вся семья была в сборе. Все веселились, смеялись, позабыв о постоянной вражде. Даже тесть в этот день, не смотря на все обиды, ездил звать зятя «доедать барана». Казалось, что семейным склокам из-за дележа наследства пришел конец. Но это была только видимость.

 

А ведь когда-то семья Пекарчуков считалась самой дружной во всей округе. Жили, что называется, душа в душу. Дед Степан со своим сыном Петром, невесткой Аграфеной и внучкой Манефой. В одном доме жили.

 

Подошла пора Манефу замуж отдать, так и жених быстро сыскался – кузнец местный Кондратий Гаркуша. А как свадьбу сыграли, тут и разлад среди родни начался. Муженек девке уж больно склочный попался. То - то ему не то, то это. Знай только, всех уму-разуму поучает. Часто из-за этого он с Петром ссорился. А как дед Степан помер, так и вовсе отношения в семье испортились.

 

Уж очень жадным Кондрат до чужого добра оказался. Хотя делить в семье Пекарчуков было особо и нечего. Вот и собачились, что называется из-за мелочей.

 

Только сейчас накануне Масленицы все спокойно было. Мужики сидели за щедро накрытым столом и уплетали стоящие на столе яства за обе щеки. А женщины хлопотали по хозяйству.

 

Вот уж звезды появились на вечернем небе.

 

-- Пора! – улыбнулась Аграфена и незаметно вышла за порог.

 

Она встала возле колодца и, глядя на светящийся в темном небе серп молодого месяца стала просить небесное светило помочь ей. У нее, как и у любой хозяйки был свой секрет приготовления блинов, который она держала в тайне:

 

- Месяц ты месяц, - пробормотала Аграфена не отводя взгляд от луны, - золотые рожки!

Выглянь в окошко,

Подуй на опару!

 

С этими словами она проворно вытащила из колодца полное ведро воды и быстро, чтоб никто не увидел, засеменила к дому.

 

Настал понедельник, или как его в народе называли «Встреча». С самого утра деревенские собрались на околице села. Шумно галдя и смеясь, люди сооружали из соломы чучело Масленицы. Нарядили его в женскую одежду, повязали цветастым платком и насадили на шест.

 

- Ох и хороша наша Дуня получилась! – причмокнув толстыми губами нараспев протянул здоровый рослый детина в заячьем тулупе, разглядывая разодетое в яркую одежу чучело, и щипля себя за моржовый ус.

 

- Хороша!

 

- Хороша! Подхватили раскрасневшиеся на морозе девчата.

 

Недолго думая, молодежь водрузила «Сударыню-Масленицу» на сани и повезла ее по всей деревне, чтобы каждый смог полюбоваться Авдотьей Изотьевной.

 

- Дорогая наша Масленица! – разносилась по округе развеселая величальная песня,

- Авдотьюшка Изотьевна!

Дуня белая, Дуня румяная, - звучал многоголосый хор.

– Коса длинная, триаршинная:

Лента алая, двуполтинная! – подпевали все от старого до малого, радуясь приходу Мапсленой.

 

- Платок беленький, новомодненький,

Брови черные, наведенные, - веселились гуляющие, провозя Масленицу мимо дома Пекарчуков.

 

- Ох и ладная в этом году Авдотьюшка получилась! – приближаясь к своей жене и игриво ущипнув ее за пухлый бок пробасил Петр. – А наш платок в алую розу так славно смотрится! Правильно сделала, что отдала! – провожая взглядом праздничный кортеж, мужик присвистнул.

 

- Платок? – переспросил Кондрат, встряв в разговор родителей жены, - это тот, что дед Степан перед кончиной купил? – глаза Гаркуши налились кровью. – Да как же вы могли без моего разрешения такую вещь отдать? – чуть не с кулаками бросился к Аграфене зять, попрекая тещу в излишней расточительности.

- Да какую вещь? – округлив глаза от неожиданных нападок, пробормотала женщина. – Платок-то ведь уже ношенный, да и протерся он местами.

 

Пыталась оправдаться теща, но Кондрату будто уши заложило. Он не желал ничего слышать.

 

- Этот платочек Манефа бы носила, а там и дочери нашей по наследству вещица перешла бы! – не на шутку разбушевался Кондратий, - вот теперь идите, мамаша, и вертайте косынку как хотите!

 

- Да ты что, Зятек, - вмешался в разборку Петр, - с ума что ли спятил? Это ж стыд-то какой! Сами отдали, а теперь забирать? – мужчина встал перед женой, заградив ее своей тучной статурой.

 

- Стыдно хорошую вещь вот так запросто чужим людям отдать, а свое забрать не зазорно! - с этими словами зять кинулся вслед за скрывшимися за поворотом санями, разукрашенными цветастыми лентами.

 

Бежал-спотыкался, хватая ртом воздух:

 

- Эй, стойте! - Кричал Гаркуша, пытаясь догнать дровни, запряженные лохматой рыжей лошадкой. – Стойте, окаянные!

 

Скользя по заледеневшей проселочной дороге, мужчина все же умудрился догнать кортеж и вцепиться толстыми мозолистыми пальцами в задний борт саней. От неожиданности гуляющие умолкли застыв на месте с раскрытым ртом. «Масленичный поезд» остановился.

 

Тут же не теряя времени, Кондратий проворно сорвал с головы «Масленицы-Мокрохвостки» цветной платок и на глазах у оторопевших зевак сунул его себе за пазуху:

 

- Чего смотрите? – недовольно буркнул он, обращаясь к гуляющим. – Моя это вещица!

 

С этими словами мужик хотел уж было уйти прочь, но задержал взгляд на соломенном лице чучела. Приветливая улыбка «Дуни Красной» искривилась в злобном оскале. Нарисованные вразлет углем черные брови гневно сошлись на переносице:

 

- Верни, – зло прошипело чучело. – А не то хуже будет!

 

От происходящего Гаркуша ошалело захлопал ресницами, но поняв, что кроме него этого больше никто не видел, взял себя в руки. Под людское улюлюканье он быстро удалился прочь, отгоняя от себя непонятное видение.

 

Вторник открыл праздничные гуляния катанием на санках, шумными песнями, танцами. На кривых сельских улочках часто попадались большие группы ряженных, маскированных. Гуляющие ходили по знакомым домам, где экспромтом, на радость хозяевам, устраивали веселые домашние концерты. Не даром второй день Масленой недели называли «Заигрыш».

 

С самого утра в доме Гаркуши раздался громкий стук в дверь.

 

- Кого там еще черти спозаранку принесли? – гаркнул Кондратий, недовольно потирая слипшиеся ото сна глаза.

 

Мужчина ленно зевнул, но все же слез с печи, чтобы отворить двери. На пороге появилась честная компания. Лица пришедших закрывали разноцветные маски причудливых форм. У кого-то маска была с птичьим клювом, у кого-то с витыми рогами.

 

- Мороз, красный нос, - прогудел скороговоркой крепкий широкоплечий парень.

 

На его голове красовался искусно сделанный красный гребень, а нос был спрятан в самодельный клюв загнутый книзу:

 

- Вот тебе хлеб и овес,

А теперь убирайся,

Подобру-поздорову! – маскированный хлопнул в ладоши и стал кричать кочетом.

 

Так началось театрализованное представление. Тут же со двора в дом забежала стайка деревенской ребятни:

 

- Жаворонки, прилетите,

Студену зиму унесите, - запели тонкими голосами вразнобой запыхавшиеся от бега детишки.

 

- Теплу весну принесите, - подхватили нарядные девицы окружавшие ряженного в петуха, - Зима нам надоела,

Весь хлеб у нас поела! – звонкими голосами выводили девчата, пускаясь в безудержный пляс.

 

Ввалившаяся без спросу в дом компания мигом окружила заспанного хозяина дома. Девки с хлопцами взялись за руки и закружились в неистовом хороводе, срывая с себя маски.

 

- Что такое? – в ужасе округлил глаза Гаркуша, уставившись на молодежь.

 

Под красивыми цветными масками диковинных птиц и невиданных зверей оказались рогатые черти со свиными пятаками. Истошный вопль вырвался из груди Кондрата.

 

- Нельзя таким жадным быть! – приговаривала, приплясывая и выстукивая по деревянному полу копытами рогатая компания.

 

Кондратий взвыл от страха и набычившись бросился в дверной проем, пытаясь сбежать от незваных гостей. Прорвав кольцо хороводников, мужчина оказался на улице. В его лицо ударил морозный ветер. Снежинки, кружась на студеном ветру плавно, словно невесомые пушинки садились на покрытое липкой испариной лицо Гаркуши.

 

- Что с тобой?

 

Услышал Кондрат за своей спиной испуганный голос Манефы. Он обернулся к жене и застыл с раскрытым ртом. Никаких чертей в доме не было. Только местные хлопцы с девками сбились в перепуганную стайку и с любопытством смотрели на спятившего Кондратия.

 

Гаркуша размашисто перекрестился:

 

- Почудится же такое!

 

Он зачерпнул в ладони побольше снега и обтер вспотевшее лицо.

 

В среду в доме Гаркуши накрывали стол. Манефа с самого утра пекла блины. Ей так хотелось побаловать дорогих гостей вкусными наедками. «Лакомка» ведь настала.

 

- Может, хоть семейное застолье родных сплотит?! – надеялась она.

 

Но ошиблась Манефа. Кондратий только и делал, что в рот родне заглядывал:

 

- Мамаша твоя, - прошипел жене на ухо Гаркуша, - уже пятый блин за щеку кладет, - недовольно разглядывая тещу, бурчал он. – И как только не лопнет утроба ненасытная? А папаша, - мужчина перевел взгляд на тестя, - все пьет и пьет, пьет и пьет. Между прочим второй литр пива уже!

 

При этих словах Кондратий отставил подальше от Петра сосуд с хмельным напитком и потянулся рукой к блюду с блинами.

 

- Нельзя таким жадным быть? – услышал Гаркуша непонятный голос и тут же отдернул руку от большого тареля. – Нельзя! – хитро протянул верхний румяный блин и подмигнул Кондрату масленым глазом.

 

Кондратий испуганно завертел головой поочередно переводя взгляд с одного родственника на другого. Семья сидела как ни в чем не бывало. А блин тем временем погрозил зажаристым кулаком и тут же был съеден Аграфеной со словами:

 

- Ох и хороши же блины у тебя, дочка, вышли!

 

Настал четверг. Пришло время «Разгула». Именно в этот день проходили жаркие масленичные кулачные бои. Собрался и Кондратий с тестем в «кулачки» позабавиться.

 

На заледеневшей реке собрались все сельские мужики. Разбившись на два противостоящих лагеря, игроки ожидали сигнал для начала боя.

 

- А что это у вас, батько? Полюбопытствовал Гаркуша, с завистью воззрившись на нарядные синие рукавицы тестя.

 

- Так это мне от моего отца по наследству достались, одарив собеседника белоснежной улыбкой, простодушно ответил Петр.

 

- А отчего же это вам по наследству? – вспылил зять, с жадностью глядя на приглянувшуюся ему вещицу. – Дед Степан и мне их мог оставить.

 

С этими словами кузнец вцепился в руки Петра, пытаясь сорвать с него варежки. Тесть не выдержал и с размаху ударил Кондрата увесистым кулачищем в нос. На снег упали капли крови.

 

Так не дождавшись сигнала начался масленичный мордобой. Мужики постарше поддерживали Пекарчука, а более молодые хлопцы – Кондратия. С руганью и перебранкой мужики мяли друг другу бока.

 

В суматохе Гаркушу все же удалось сорвать одну рукавицу с руки тестя. Но тут же коварная синяя варежка свернулась в могучий кулак и стала щедро отвешивать тумаки Кондрату.

 

- Ой больно! – взвыл оторопевший мужчина, пытаясь спрятаться от неожиданного врага, но ему все никак не удавалось этого сделать. В воздухе разносился заливистый хохот Сударыни- Масленицы, который слышал лишь один Гаркуша. Каждый удар сопровождался новой репликой:

 

- Это тебе за платок! – удар рукавицы пришелся в затылок. – Это за блины! – тут же последовал тяжелый удар по макушке. – А это за пиво! – рукавица целилась прямо в нос.

 

- Нельзя таким жадным быть!

 

В пятницу залечивая ушибы и ссадины полученные на «кулачках», Кондрат собирался к теще на блины. Хоть и не хотелось ему никуда идти, но на то они и «тещины вечера», чтобы в гости наведаться.

 

- Ну ничего, - пробасил кузнец, трогая ушибленный нос, - вот тут-то я и отыграюсь! – Гаркуша потер руки. – Эй, Манефа, - позвал он жену, - сколько там твоя мамаша блинов съела, когда в гостях у нас была?

 

Но ответа не последовало. Манефа удивленно подняла черную изогнутую коромыслицем бровь и неопределенно пожала плечами.

 

- Так вот я вдвое больше блинов съем, - хохотнул Кондратий.

 

Откладывать исполнение задуманного не стал. Оказавшись за тещиным столом, мужчина без разбора поглощал все, что видел. Вначале он уплетал за обе щеки пирог с квашеной капустой, затем по очереди испарились оладьи, лежащие горкой на большом блюде. Следом за оладьями скрылись во рту ненасытного Кондрата и вареники с разными начинками.

 

От переедания лоб мужчины покрылся густой испариной. К горлу подступила тошнота. Поняв, что больше в него не влезет, кузнец, не стесняясь родственников, начал сгребать со стола в торбу каленые орехи, пряники медовые, сочные кулебяки.

 

- Ты что делаешь? – в ужасе пискнула Манефа, глядя как муж собирает в большой куль все, что попадается ему под руку. Но на Гаркушу словно затмение нашло:

 

- Тут все мое! – судорожно сглотнув слюну, приговаривал он.

 

Хотел Кондратий еще и бубликов с маком в торбу припрятать, вот только баранки в змей превратились. Зашипели, свились клубком:

 

- Нельзя таким жадным быть! – послышалось из мешка.

 

Опустил Гаркуша глаза в куль, глянул на содержимое, а там ни пряники, ни орехи, а змеи извиваются. Отпрянул кузнец от торбы и будто ошпаренный выскочил из дома.

 

Спозаранку в субботу все местные хлопцы и девки собрались на берегу реки, где была выстроена из льда и снега «потешная крепость». Так начиналась игра «взятие снежного городка». Участвующие в забаве вооружились палками и метлами и разделилис на две противостоящие стороны. Одни защищали город, а другие нападали на него.

 

Вдруг от играющих отделилась небольшая группа парней. Молодые люди, запыхавшись от бега приблизились к дому Гаркуши, который находился аккурат возле реки и стали усердно работать лопатами сгребая со двора Кондратия снег на тележку.

 

- Эй вы, окаянные, вы что делаете? – видя происходящее, Кондратий выбежал во двор.

 

-Так нам, Кондратий, снега на укрепление потешного города не хватает! – простодушно ответили хлопцы, кивнув на берег реки.

 

Действительно снега в этом году выпало мало, так что весь берег был тщательно очищен. Объяснив ситуацию, играющие продолжили собирать снег.

 

- Ану лопаты полож! – злобно прорычал Гаркуша, гневно приближаясь к непрошеным гостям. – Мой снег, не дам никому! –набычившись прогудел он.

 

Хлопцы удивленно уставились на ополоумевшего мужчину.

 

- Нельзя таким жадным быть! – сказал один из парней и бросил в хозяина дома большим снежком.

 

- Нельзя!

 

- Нельзя! – подхватили остальные.

 

Тут же налетела туча, почернело небо и, повалил снег на землю.

 

- Твой снег? – послышался знакомый голос Масленицы. – Так держи!

 

С этими словами в мгновение ока засыпало дом Гаркуши снежным заносом до самой крыши. Тут же и парни пропали. Только лопата в руках Кондратия осталась.

 

Вот и подошла к концу Масленая неделя. Настали «Проводы».

 

Долго думал Гаркуша, разгребая всю ночь снежный занос. Как только в дом попал, так сразу и взял из сундука жены цветастый платок. Тот самый, что у Масленицы отобрал и пошел, понурив голову к ледяной горе. Именно туда прибыл «праздничный поезд». Там и чучело «Сударыни-Масленой» установили. Приблизился к Авдотье Изотьевной Кондрат:

 

- Прости меня, пожалуй! – пробасил он, повязав на соломенную голову косынку.

 

- Бог тебе простит! – расплылась в улыбке Масленица-Мокрохвостка и под всеобщее улюлюканье вспыхнула ярким огнем и сгорела дотла.

 

-