Соня остановилась около крутой лестницы, посмотрела на каблуки своих новых туфель и начала медленно спускаться вниз, боясь оступиться на скользких, отполированных временем ступеньках. Туннель, соединявший две части района, жадно поглощал поредевшую толпу и заканчивал свой трудовой день. Прилавки, длинными рядами тянувшиеся вдоль стены, опустели; засиженные мухами лампы дневного света едва освещали лужу, через которую была переброшена надломившаяся посередине доска. Возле колонн, посередине туннеля, на своих привычных местах сидели нищие, молча ожидающие подаяния. Соня старалась не смотреть в их сторону, преодолевая в себе жалость и брезгливость. Приблизившись к выходу, она облегченно вздохнула, но вдруг почувствовала чьё-то прикосновение. Нищенка, одетая в разноцветные лохмотья, взяла её за руку и, заглядывая в глаза, улыбнулась во весь свой беззубый рот: -Что же ты мимо проходишь, будто не замечаешь меня? Соня вздрогнула и попыталась вырваться: -Что вы хотите? Пустите! -Да ничего я от тебя не хочу, не бойся... Деньги есть? Соня вынула кошелек , высыпала на ладонь нищенки мелочь и пошла прочь. -Стой! Стой, дочка! Куда же ты? Подожди! -Дочка! Какая я тебе дочка, чучело ты немытое! - чуть не плача, пробормотала Соня. -Мама, опять эта нищенка! Почему она ко мне пристает?! Мне это неприятно! -Нет,нет, Сонечка, она тебе ничего плохого не сделает. Она ведь когда-то тоже была нормальным человеком... Соня внимательно посмотрела на побледневшее лицо матери и спросила, нахмурив свои сросшиеся на переносице брови: -А ты откуда это знаешь? -Я так думаю, я ничего не знаю наверняка. Эти люди из туннеля... Возможно, они пережили что-то такое, с чем не смогли справиться, но мы не должны их бояться, тем более судить... -Ты это о ком? -Да ни о ком конкретно... -Но эта уродина! Она мне противна! -Нужно быть терпимой. -Я должна её жалеть?! -Не знаю, не знаю... возможно, - мать задумчиво смотрела куда-то в сторону, - когда-то она была красавицей: огромные чёрные глаза под дугообразными бровями, жёсткие волосы, сплетённые в косы. Как давно это было! Соня пыталась понять, о ком идёт речь. -Мама, ты знаешь её? -Мы выросли вместе, жили в одном дворе. Да и ты её несколько раз видела в нашем доме. Она иногда заходила к нам, правда, тогда уже не такая, как прежде, но ещё не такая, как сейчас. Я давно хотела рассказать тебе её историю, да всё откладывала, ждала, когда ты повзрослеешь. -Но её жизнь меня совсем не интересует, я просто хочу, чтобы она оставила меня в покое, больше ничего. -Сонечка, это очень важно, ты выслушай меня, не перебивай, пожалуйста. -Хорошо, постараюсь. Сколько я помню себя, Таня всегда была рядом. Наши мамы учились в одном классе, но сдружились много позже. Они встретились случайно в роддоме. Таня родилась на три дня раньше меня. Так и повелось: она всегда была старшей и как хотела командовала мной, а я с удовольствием ей подчинялась. Худощавая, с копной непослушных курчавых волос, которые невозможно было расчесать, с покрытыми ссадинами коленками и с хитрыми блестящими глазами, она подчинила себе всех ребят во дворе. Настоящая атаманша!И только когда она садилась за пианино, исчезала угловатость, взгляд становился мягче и женственнее. Только тогда можно было заметить, как беззащитна и ранима её душа. Музыка была частью её, она выплёскивалась наружу подчас в необычной для ребёнка страстной форме, и в своих музыкальных фантазиях девочка раскрывала себя настоящую. Ты знаешь, дочка, иногда в жизни наступает такой момент, который всё переворачивается с ног на голову, рушит все планы и надежды. Очень важно не растеряться, суметь остаться самой собой. И как это ни странно, людям слабым, подчас безвольным, легче противостоять обстоятельствам или, скорее, легче к ним приспособиться. А Таня во всем была максималисткой, для неё существовало только чёрное и белое. Никаких оттенков. Она построила свой мир и думала, что он неизменен, но однажды он был безжалостно разрушен, и в жизни остался только один цвет – чёрный. Таня прибежала ко мне в том вечер и повторяла бесконечно: « Я не могу её простить, не могу! Она предала меня, не хочу её видеть, никогда...» Действительно, Таня никогда больше не видела своей матери, которая ушла из семьи, снова вышла замуж, родила ребёнка и вычеркнула Таню из своей жизни. После того, как мать уехала из города, Таня исчезла, и до меня стали доходить слухи, что её отец спился, продал квартиру и жил где-то на свалке, по утрам побираясь около вокзала. Я пыталась разыскать подругу, но в музыкальном училище, где она училась, мне сказали, что она была отчислена за прогулы и уехала в деревню. Как-то раз, сидя в поезде, я увидела на перроне одетую в яркие пёстрые юбки цыганку, лицо которой мне было так знакомо! Но я не могла поверить, что эта вульгарная гадалка, которая буквально не давала прохода пассажирам, моя Таня. Я выскочила из поезда, бросилась к ней, но та, заметив меня, как будто растворилась в воздухе. Прошло два года. В Рождественскую ночь я возвращалась домой и увидела, что кто-то стоит у моей двери. Это была Таня: непослушные локоны, пытавшиеся вырваться из плена тёмной косынки, тонкая сухая кожа, обтягивающая худое лицо, тусклый утомлённый взгляд и руки, которые жили отдельно от страдающего тела. Она привалилась к дверному косяку, поставила холщовую сумку у порога и хриплым незнакомым голосом сказала то, что я слышала много-много раз: -Ну, вот и Рождество! Я тебе подарок принесла! Жестом указав на мешок, она пошла прочь и только около лестницы приостановилась и резко бросила через плечо: -Это Сонька. Ей будет лучше с тобой. Я пыталась что-то сказать, остановить её, но всё произошло слишком быстро и неожиданно. Таня снова исчезла. Раздался странный писк, и я заглянула в мешок... Иногда, вспоминая те минуты, я не могу поверить, что это действительно было. Всю жизнь я гоню от себя воспоминания, но они не перестают преследовать меня. Маленький комочек, завёрнутый в грязные рваные тряпки, шевелился и жалобно постанывал. Это была крошечная беззащитная девочка с ещё припухшими глазками и посиневшей от холода кожей. Я прижала её к себе, пытаясь согреть, потом накрыла тёплым одеялом и начала метаться по квартире в поисках молока. Согревшись, малышка закричала, и её голос оказался громким и требовательным. -Это была я?- испуганно глядя на мать, воскликнула Соня. - Значит я – дочь этой уродливой попрошайки? Она моя мать? А кто же тогда ты? - Твоя мать. Таня родила тебя. Это правда. Но вырастила тебя я. В тот день ты никак не могла успокоиться, а я плакала от бессилия. Потом я дала тебе грудь. Она была пустая, но ты сосала ее, как будто захлёбываясь молоком, и постепенно успокаивалась. Я твоя мать. Таня никогда не прижимала тебя к своей груди, никогда не вытирала твои слёзы и не пела тебе песни, никогда не проводила бессонных ночей около твоей кровати и никогда не гордилась тобой так, как я. -А папа? Он тоже мне никто?- спросила Соня , испуганно глядя в глаза матери, - кто же тогда мой настоящий отец? -Таня была едва знакома с этим человеком. А с папой мы поженились через два года после твоего появления и удочерили тебя. До этого мои родители были твоими опекунами. -И ты столько лет молчала? -Когда ты была маленькая, я тебе рассказывала, что тебя родила Таня, которая изредка нас навещала, но ты почему-то её очень боялась и называла злой колдуньей. Постепенно она стала приходить всё реже и реже и ты, наверное, забыла её. -Ты ненавидишь её?- спросила Соня. -Нет, за что? Я никогда не откажусь от подруги, потому что она – часть моей жизни... и твоей тоже. Соня подошла к зеркалу и внимательно посмотрела на своё лицо: -Если меня одеть в лохмотья и убрать руманец, – вылитая Таня. А я никогда не обращала внимание на то, что совсем не похожа на вас. Правда, в детстве я мечтала иметь такие же светлые волосы, как у тебя, мне не нравились мои жёсткие локоны и густые брови, но папа утешал меня и называл черноокой принцессой. Принцесса, рождённая на помойке, - горько усмехнулась Соня. -Я не знаю, как утешить тебя.Может, я не должна была это рассказывать.Кто знает! Но я боялась, что ты узнаешь свою историю от кого-то другого и отвернёшься от нас. -Отвернуться от вас?! Разве это возможно?! Что было бы со мной, если бы не вы?! Страшно представить! Вы мои самые родные! Эту женщину я могу пожалеть, даже простить, но любить её я не могу. Она чужая. Она так и останется для меня злой колдуньей, и единственное, чего я хочу – никогда больше не видеть её. Утренний солнечный свет ворвался в туннель, яркими весёлыми зайчиками заметался по стенам и исчез, не в силах бороться с царившим здесь полумраком. И только нежная скрипичная мелодия, страдая, пробивалась сквозь равнодушие и безнадежность, то стремительно взлетая вверх, то постепенно, словно спотыкаясь о невидимые препятствия, опускалась вниз и превращалась в лёгкий, как дуновение теплого ветра, шелест, а потом, вновь набирая силу, заполняла всё пространство. Старательно обходя не успевшие просохнуть лужи, Соня миновала туннель и, прежде чем свернуть в сторону метро, обернулась, разыскивая в толпе знакомое лицо. Таня, которая стояла, прислонившись к стене, будто почувствовала её взгляд, засуетилась, приподнялась на цыпочках , и заметила удаляющуюся знакомую фигуру.В ту же минуту лёгкая улыбка собрала мелкие морщинки в уголках вспыхнувших радостью и нежностью глаз, щеки покрылись румянцем, преображая безжизненное лицо, но руки продолжали жить своей привычной жизнью, устремляясь навстречу прохожим, и вздрагивали, словно умоляя их о помощи. |