Пробудившись от долгого, казалось непробудного, сна, я медленно побрел к умывальнику. Повернув ручку, я увидел, как по всей керамической поверхности раковины разлилась грязная, но все же хлорированная, ржавая вода. Устало опершись руками о края раковины, я посмотрел на зеркало и улыбнулся своим кривым грязным ртом своему отражению.

 

– Ну, здравствуй, зеркало! – усмехнувшись, сказал я и опустил голову.

 

– Здравствуй! – ответил мне кто-то, имитирующий мой голос.

 

Не понимая, что происходит и кто здесь может быть еще, кроме меня, я поднял глаза и снова посмотрел на зеркало. Из него на меня пялилось такое знакомое, но совершенно далекое от меня, улыбающееся лицо. Неужели это я, пронеслось у меня в голове.

 

 

 

* * *

 

 

 

Наскоро замотав руку первой попавшейся тряпкой, я оделся и стремглав выбежал на улицу. Распихивая толпу людей, бесстыдно пялившихся на мою порезанную руку, я пробрался к открытой двери трамвая и уселся на самое близкое к двери одиночное место. Кто-то мне что-то говорил, просил показать билет, но я не слушал. Я был в панике. Никогда еще такого со мной не происходило. Никогда еще не было такого, чтобы я был вынужден спасаться бегством. В ушах гудело.

 

– Неприятно, да? – спросил мой дрожащий голос справа.

 

Повернув голову в ту сторону, откуда шел звук, я увидел стекло. И его. Улыбающегося. Он скалил свои зубы, довольно смотря на меня. Я отшатнулся и увидел над собой два своих испуганных лица, которые в один миг превратились в две морды этого радостного ублюдка.

 

 

 

* * *

 

 

 

За спиной послышался знакомый грохот закрывающихся дверей, чей-то возглас, вещающий о том, что я «проклятый наркоман» и... трамвайный гудок. Быстрым шагом я пошел по улице «Хорошей», пытаясь не поднимать глаз и не смотреть на магазинные витрины.

 

Повязка на моей руке была насквозь пропитана кровью и грязью трамвайных полов, но боли я не чувствовал. Я шел, сжавшись изнутри до максимума и думал, пытаясь отвлечься от зеркального гада, о тех людях в трамвае, которые спокойно ехали по делам, стараясь не опоздать, а какой-то «проклятый наркоман» сорвал им все планы по спешке, дернув стоп-кран. Я шел, и мысль об этом заставила меня усмехнуться.

 

Боковым зрением я видел «себя-в-зеркале», который точно так же, как и я, шел по улице и боялся посмотреть на магазинные витрины, дабы не столкнутся взглядом со своим отражением. Единственное, что нас отличало, так это то, что я был поглощен паническим страхом, а он хохотал, как сумасшедший.

 

 

 

* * *

 

 

 

– Ну что, с***, доволен? – яростно кричал я в стекла еще целых витрин, а в ответ слышал только свой истеричный хохот. – Я, б**, заставлю тебя заткнутся, урод! На, получи!

 

На мгновение мне показалось, что мусорная урна летит прямо в меня, но потом услышал звон бьющегося стекла, сел на асфальт и начал стирать рукавом кровь с лица.

 

И смех. Истеричный, леденящий душу хохот человека, который «явно не в себе». Плюс комариный укус в самую мясистую часть плеча и дикая боль в плечевых суставах рук, какая бывает, когда менты заламывают тебе твои верхние конечности, дабы не было сопротивления.

 

 

 

* * *

 

 

 

Обслюнявленная подушка, решетки на окнах, успокоительные по четыре раза в день, отсутствие соседей-сожителей, отсутствие зеркал в комнате... Теперь он не смеется. Не смеюсь и я. Казалось, я должен бы радоваться, но это не так. Теперь мне не хватает его смеха. И моего страха.

 

Я пристально вглядываюсь в только что вымытый линолеум на полу, пытаясь его разглядеть, но ничего не получается. Без таблеток я стал зависимым. От себя.

 

Поднявшись на койке, я увидел в окне сумасшедшего, который был помешан на собирании зеркал...

 

 

 

* * *

 

 

 

Наступила ночь. Устроившись как можно удобней на полу в луче серебристого лунного света, я достал запрятанный в одеяле осколок старого зеркала и, слегка улыбнувшись, посмотрел на него.

 

– Ну, здравствуй, зеркало!