Сентябрь...в Москве унылый дождик и холодно. Домодедово провожает меня в Доминикану. Всего-то одиннадцать часов над Атлантикой, и я приземляюсь на остров. Опытные пассажиры шуршат шортами, сланцами и майками...переодеваются, я же просто жду когда меня выпустят из этой летающей трубы. И вот впереди – свет в конце тоннеля. Выхожу в проём и....и дышать нечем....это сауна. Мгновенно покрываюсь потом, и это будет продолжаться, без малого, пять лет. Жарко – это не то слово. Раскалённая полоса, чёрные люди, незнакомая, но приятная на слух испанская речь. Все проходят контроль, где-то задорно стучит барабан в латиноамериканских ритмах. Людей быстро разбирают отели и таксисты. Я остаюсь один. Меня ждёт аэротакси, чтобы доставить на полуостров, где я и собираюсь поселиться. Кое-как нахожу частный аэродром, прилегающий к основному. Подходит хорошо одетый доминиканец и....язык жестов помогает нам понять друг друга, так как, тогда я в испанском был полный ноль, а английский, не его сильная сторона. Прохожу местный таможенный контроль, который заключается в том, что латиноамериканская женщина плотной наружности в форме хлопнула меня по попе и с улыбкой что-то сказала....это новый опыт для меня. Но, контроль пройден, и я иду по раскалённой полосе к маленьким самолётикам. Ну, не так всё и страшно, нормальный двухвинтовой....но мы проходим мимо. Ну и этот ничего, с небольшой автобус...и тоже не мой. И тут я понимаю, что мы идём к НЕМУ.У вашего знакомого или друга был очень старый жигулёнок? Ну, совсем старый – потрескавшаяся краска местами облупилась, приспущенное колесо, тусклые и уставшие стёкла? Именно к такому жигулёнку мы и подходили, только он был с крыльями. Он выглядел очень уставшим. Встречал нас худенький пилот, но одетый в форму лётчика, правда, без фуражки. Посмотрел на мой гиппопотамский чемодан...сказал обычную доминиканскую фразу: «Ай-йа-яй», покачал головой и открыл малюсенькую дверцу, где-то в попе самолётика. Покачал головой, видимо понимая, что мой чемодан, который был с половину этого агрегата, точно не войдёт в это отверстие. И начал запихивать его на заднее сидение самолёта. Вы сидели в машине Porshe на заднем сидении? Так вот, – это такая узенькая табуреточка...в этом кузнечике было то же самое. Кое-как запихнув его туда, он показал мне на место возле своего кресла. Впечатление, что я сижу в жигулёнке 40 летней выдержки было полным. Приборная панель с трещинами в пластике, желтоватые стекла, прикрученная проволокой ручка дверцы. Сказать, чтобы я был фанатом полётов, – это ничего не сказать. Летать я не люблю. Но, тут … Пилот, видимо, делал предполётный осмотр своего механизма, и я периодически слышал его: «Ай-йа-яй». С моей стороны он потрогал крыло, покачал его из стороны в сторону, покачал головой, поймал мой полный ужаса взгляд...и поспешил поднять большой палец вверх, заверяя меня в отличном состоянии этого чуда. Скажу вам....он меня не убедил. Сел в кресло и показал мне жестами, что нужно изо всех сил хлопнуть дверцей. Ну, это я умел, – вы же помните про жигуль, – я много таких перевидал. Дверца закрылась, и он, перегнувшись через меня, накинул петельку из проволоки на какой-то самодельный стопор. Ну, чтобы я не выпал случаем по дороге. Что-то дёргая, включая, переключая и бормоча себе под нос: «Каброн, куньё, мьерда»(нехорошие слова, как я узнал потом) он ЗАВЁЛСЯ...и как-то боком, подрагивая и скрипя, мы поднялись в воздух. Вид был райский. Голубое небо с пёрышками белоснежных облаков, синий океан с барашками пены и...и....пилот, увлечённо ковыряюший свою ноздрю. О, Мадре Святая Богородица Мария! Уловив мой взгляд, наполненный муками, он движением другой руки изобразил международный знак «О'кей», не прекращая при этом увлекательные раскопки. Пару раз наш самолётик чихал и кашлял, и пилот, тихо ругаясь, но, при этом ослепительно улыбаясь, для того наверное, чтобы отсрочить мой инфаркт, что-то крутил и подкачивал, после чего самолётик опять ровно и довольно урчал. Наконец, далеко внизу показалась земля. Ослепительно зелёный остров в окружении голубой воды. Мы пошли на снижение, и я закрыл глаза. Помню только, – я чувствовал, что этот пилот – один из самых близких мне людей, когда обнимал его после полёта. Моё состояние было примерно таким же, как у пассажиров, которые благополучно приземлились в аэропорту в старом советском фильме «Экипаж». На подгибающихся ногах я шел прямо в тропический рай, наполненный весёлыми людьми, яркими цветами, звуками бачаты, мельтешением колибри и парением солидных Альконов(ястребы) над головой. Где каждый, незнакомый тебе человек, скажет: «Ми Курасон» (моё сердце), где нет зимы, сугробов и осенних насморков. Где солнце всегда встречает тебя в одно и то же время, а ночи наполнены благоуханием цветов и пением цикад. Это остров Эспаньола...мой дом. |