Александру Аникину Степан Копейкин сидел за рюмкой водки со своей любовницей Авдотьей, и рассказывал: – А, знаешь, что меня всегда считали мечтателем? Даже в школе у меня была кличка «поэт». За стихи, какие я писал в часы досуга: Краше нет Маринки моей: Как глаза сияют у ней, Как ясные звёзды в ночи… Ей голос дали ручьи… – Кто такая Маринка? – Насторожилась Авдотья. – Я был в неё влюблён в выпускном классе. Загляденье была, а не девка! – И что потом? – Потом? Повстречались немного, послушали любимые мелодии, затем расстались. После я узнал, что она вышла за одного преуспевающего, который сейчас занимается пластическими операциями. – Эх, мне бы туда! – Вздохнула Авдотья. – С какого перепугу? – Ударил Степан кулаком по столу. – А я как кинозвезда хочу выглядеть. Ты посмотри на этих певиц! Ей семьдесят лет, а ножки, как у восемнадцатилетней! – Ей можно… – вздохнул Степан. – Почему ей можно, а мне нельзя? – Потому, что у неё деньги, и ей всё прощается. А попробовала бы твоя соседка, семидесятилетняя Галка, такую операцию сделать? Весь двор бы ополчился! – И то правда. – Согласилась Авдотья, и налила Степану ещё рюмку водки. – Я вон вчера в модной телепередаче видела тётку расфуфренную. Дура, короче. Она на все сложные вопросы отвечала, что семечки плевала. А ведущий, всегда такой прыткий, ни разу не сбил её с толку! Сразу видно: подстава! – Да, что ты мне говоришь! Нет в жизни правды! Вон Юлька, с седьмого этажа несколько раз на работу пыталась устроиться. Месяц поработает, а потом выгоняют: находится человек, у которого «крыша» над головой. Сейчас опять учиться пошла… – Хорошо, что есть средства! Вон Антон, чья мать со мной на работе работает, большая голова, юридический с отличием окончил. Тридцать четыре года. Не жены, ни работы. Ни дня не работал с окончания университета! Не берут на работу! Нет и нет! Да, кто ж за него замуж пойдёт, без копейки-то! А адвокатом быть мечтал! – Эх, – вздохнул Степан, – я сам о многом чём мечтал. Вот, к примеру, мечтал, чтобы СССР был самой богатой и процветающей страной в мире. Даже стихи патриотические писал: Страны прекрасней в мире нет, Чем СССР великий наш. В нём правда вся, могучий свет! Пусть будет он силён всегда! – И что? – Как что! Сама знаешь: СССР развалился. Потом я женился. Люся баба ничего себе… но с ней скучно. Пресно, как со всеми женщинами. – А со мной? – Эх, Дуня, Дуня! – Степан ласково потрепал Авдотью по щеке. – Ты другая. Ты – поэт, как и я. Много у меня женщин было. Но только с тобой мне так тепло, как ни с кем. – Было, конечно, до Люси? – Почему до? После… я в них искал смуглую леди сонетов. Я слишком пьян тобой, Красавица моя. Ты, отняла, увы, покой Сейчас вдруг у меня. Твои небесные черты Я вижу во всех снах. Всегда, всегда со мною ты, И в прозе, и в стихах. Я вижу наяву тебя, Но, как, скажи, ты мне, Могу любить открыто я Тебя здесь, на Земле? Увы, преграды тут и там, Расставлены, как сети нам. – Красиво! – Прослезилась Авдотья. – обо мне ты так не писал… Степан махнул рукой. – Эх, смуглая леди сонетов была матерью двоих детей, торговала на рынке чебуреками… – А дальше? – Что дальше? Дальше была Зосечка, секретарша, Юленька, студентка, Галюсик… – Бабник, ты у меня, Степан! – Ласково сказала Авдотья. – Не бабник, а мечтатель. Поэт. Я идеал свой искал. Как Казанова. – Эх ты, Казанова! А в жизни ничего не добился! – Добился! Семья у меня есть, ты есть, дети тоже… на заводе работаю. – И всё это не то. Не те деньги, Степан. В депутаты бы лучше шёл. – Депутат! Связей нет, денег нет. У нас директор баллотировался. Денег не хватило. Прошёл какой-то двадцатилетний сопляк. А что он сделает? Только разворует, и всё. – Эх, может, твои дети тоже в политику пойдут? Наворуют, а? Степан рассмеялся. – Дети! Они такие же ленивые, как и жена. Лежат себе у телека, ворочаются с боку на бок! Сын лоботряс в стиле «клинского», дочка в тридцать лет замуж никак не может выйти… – Может, по Интернету? – Предложила Авдотья. – Что Интернет? Она однажды так познакомилась . На такого урода нарвалась, что на всю жизнь запомнила. Теперь мужиков боится, как шуганная. – Может, венец безбрачия? – Глупости, Авдотья, глупости! Не верю я во всё это! Хорошие дельцы дурят народ, как могут, а вы всё «венец безбрачия»… – А Линка замуж по Интернету вышла, между прочим. – Протянула Авдотья. – И не за кого-нибудь, а за Ирландца! Ребёнка уже родила… по России, правда, скучает… Степан допил водку, поцеловал свою любовницу, и посмотрел на часы: – Мне пора. Жена заждалась. Вопить будет. Где был, опять пахнет женщиной… как надоело! Степан поцеловал Авдотью ещё раз, и ушёл. Она подошла к окну, и провожала возлюбленного взглядом. Больно было на сердце. Сколько лет она делила Степана с другой женщиной, которая ему была ближе и дороже, чем она. Поэт! Мечтатель! Человек, опустившийся донельзя. За высказывания в адрес руководства несколько раз слетал с должностей, за драки попадал в милицию. Бабник! Казанова! Да знал ли он, что такое любовь? У Авдотьи были любовники и получше Степана. Но что делать? Терпеть. Терпеть, как терпит матушка-Россия свою убогость, выдающую себя за величие. А за окном падал крупный снег. Красота! Авдотья отошла от окна, и, сев за компьютер, набрала: Судьбы русские – болью в сердце. Судьбы русские – слёзы в глазах. Отчего же некуда деться От несчастий и бреда во снах? Отчего так жестока судьба? Отчего же не кончатся грозы, И настанет рассвет когда? И сбываться когда начнут грёзы? Только в сердце снова мороз. Словно иней застыли слёзы. А мечты буйный ветер унёс, Поломав, как июльские розы. Author: Хельга Янссон |