Александру Аникину Сергей Трубецкой, сын нижегородского генерал-губернатора, весьма интересной наружности, расхаживал взад-вперёд по комнате, в которой собрались декабристы. Неярко горел свет, освещавший софу, кресла, стол и фортепьяно, на котором так любила играть жена Раевского, с которым был очень дружен Александр Пушкин, знаменитый поэт и до 1821 г. член отделения организации «Союз спасения» «Зелёная лампа». На этот раз пианино молчало. В зале царило напряжение. Каховский стоял у окна, и смотрел на падающий, за окном снег. Александр I умер в холодном, мрачном ноябре. Это сорвало всё планы заговорщиков. Брат Александра Константин отказался от престола, хотя весь двор покорно присягнул ему. Чиновники тайно присягнули младшему брату умершего государя, Николаю. Это требовало решительных действий, на которые Сергей Трубецкой, человек хорезматичный, но боязливый, не был способен. Он мог подвигнуть народ на восстание, но сам избегал того, чтобы его имя «светилось» среди восставших. Друзья его, не знавшие об этой черте Сергея, доверили ему быть диктатором восстания, то есть вести полки по намеченному плану. Трубецкой дрожал. Ожидавшие выступления декабристы, могли видеть, как дрожали скулы его смуглого лица, и как подёргивались уголки его губ. Каховский, молодой человек с карими глазами и чёрными волосами, подошёл к товарищу сзади, чем сильно напугал его, и спросил: – Что тебя тревожит, скажи мне на милость? Трубецкой молчал некоторое время, а потом сознался: – Знаешь, что я видел страшный сон. – Что из того? – Ухмыльнулся Каховский. – Страшные сны и я видел не раз. – Я видел казнь пятерых из нас. – Пятерых? – Да, пятерых! Меня до сих пор передёргивает при одном воспоминании лице Пестеля с верёвкой на шее! – Экая ерунда! – Поёжился Каховский, однако же ему стало не по себе при одной только мысли о том, что сон Трубецкого может оказаться вещим. – Ты сошёл с ума! – Я не больше похож на сумасшедшего, чем ты. Ты ведь знаешь, что Пестель арестован! – Пестель? И что с того? Ты ведь диктатор! Или твой глупый страх… Трубецкой смолчал в ответ. Каховский подумал, что всё это похоже на бред сумасшедшего, и в эту минуту кто-то подошёл к нему, сказав о том, что пора начинать восстания. 14 декабря 1825 г. офицеры Александр Бестужев и Дмитрий Щепин-Ростовский вывели к памятнику Петру I Московский полк. Затем к ним присоединились гвардейский морской экипаж и лейб-гвардии гренадёрский полк – всего около 3 тыс. человек. Верные Николаю войска оцепили их, имея четырёхкратное превосходство. Трубецкой, решив, что дело проиграно, не явился на площадь, так и не сдержав обещания, данного своим друзьям-офицерам. Декабристы выступить не смели. Ни у кого не хватало решительности пересилить себя, и сломить твёрдость молодого императора, который смотрел на них без тени страха и стыда. Взгляд Николая был твёрдым, уверенным, и холодным. Глаза будто говорили о том, что он победит в этом немом противостоянии. Было холодно, падал снег. Вышедшие убеждать декабристов священники поёжились, что заметил Каховский, и ухмыльнулся. Отец церкви начал речь. Каховский слушал его, словно, витая где-то в облаках. Руки замёрзли. Правая рука, сжимающая пистолет, казалось, приросла к нему. Если бы Каховский умел плакать, он бы плакал. Его сердце разрывалось от боли, а в голове носились мысли: «где Трубецкой? Почему он не выполнил моей просьбы, почему он не сдержал данного им обещания?». Выход старого генерала Милорадовича совсем помутил сознание Каховского. Рука задрожала… вынутый пистолет был нацелен в сердце старого генерала. Тот пошатнулся, и упал. На лице молодого Николая не дрогнул ни единый мускул, хотя несчастный стоял совсем рядом с ним. Это внутри он сжался, как комок. Но людям он показал удивительное хладнокровие. Был отдан приказ стянуть войска. И снова молодые офицеры не дрогнули. Что же держало их в таком напряжении, что не позволило им выступить открыто? У Каховского мелькнула мысль: «а знал ли Сергей Трубецкой о том, что ждало их всех после выступления?». Видимо знал, и не мог остановить работающую во всю машину. Как в тумане он потом вспоминал, что было, когда ожидал повешения. По рядам стала бить картечь. Не имеющие сил сопротивляться офицеры, стали отступать…. … Проклиная Сергея Трубецкого, Каховский стоял на площади с верёвкою на шее. Суд прошёл, как один миг. Допрашивали, пытали, проводили дознание. Многие офицеры не выдерживали, предавая своих друзей. Стоявший чуть в отдалении от Каховского Пестель не раз предавал товарищей по делу. Каховский знал это, и старался не смотреть на предателя. «Видел казнь он пятерых! – Пронеслось в голове у декабриста. – Теперь мне всё ясно. Выдумал ли он этот сон, или же он правда снился Трубецкому, но на Сенатскую площадь этот лис не явился не спроста. Он всё знал!». Раздался приказ повесить виновных. Первый раз верёвки сорвались. Но палачи не отступали. Оборвалась жизнь пятерых людей, и Каховский так и не узнал, что, будучи на каторге Сергей Трубецкой не раз раскаивался в содеянном. Он избежал суда и позорного дознания, но не избежал каторги и угрызений совести… |