Дождь лил со вчерашнего дня, то переходя в ливень, то, как сейчас сея монотонной и нудной крупой. Дворники смахивали с покатого лобового стекла назойливо ползущие неторопливые капли. Также медленно плелась по сырому асфальту и машина, зажатая в тисках стальных собратьев. Город мокнул в пробке.

«Ширк-ширк» - мерно шелестели две черные полоски, расчищая от брызг обзор на выстроившуюся в мокрой взвеси длинную колонну из разноцветных автомобилей сверкающих красными огоньками стоп-сигналов. Негромко и раздражающе радостно говорило радио, как раз о том, что субботний день конца августа не порадует теплом и погодой. Дождь обещали на весь день. Еще обещали пробку, растянувшуюся до самого выезда из города. Но при этом рекомендовали не унывать и все грозились поставить какую-то песню для настроения.

- Надо было вчера ехать, хоть в ночь, – щелкнув по кнопке «off» на магнитоле, зло подумалось в очередной раз Сашке. - На месте был бы уже. Проклятая работа.

Стоило вспомнить о работе и тут же, пропев знакомой мелодией, завибрировал телефон, небрежно брошенный на пассажирское сиденье. Сашка скосил глаза на засветившийся экран и чертыхнулся – Дренин, клиент, бизнесмен средней руки, попавший в непростую ситуацию. Трубку брать не хотелось. Тем более с сегодняшнего дня он был в отпуске.

- Александр, я извиняюсь, что отвлекаю в выходной, но не могли бы мы встретиться? Я все по своему делу, подъеду, куда скажете, – скороговоркой затараторил Дренин не давая сказать слово. – Ведь сам понимаешь, - в своей манере переходить с «вы» на «ты» по несколько раз в разговоре, продолжил Сергей Евгеньевич.

Александр понимать и тем более ввязываться в разговор, который зная Дренина, мог затянуться надолго не хотел. Но дослушать пришлось, и когда монолог на том конце трубки поутих, быстро вставил:

- В отпуске я, Сергей Евгеньевич, не могу ни встретиться, не говорить, через две недели буду на месте, все обсудим, да и цифры вы все знаете. Девять двести - ничего не поменялось. Если надо Игоря попрошу, он вместо меня остался, пришлет все на «электронку», скидывайте адрес. Нет, встретится никак. Да и вчера же все обсудили, что об одном и том же. Нет, такой сделки не будет. Да, решение последнее. Все, Сергей Евгеньевич, извините, за рулем, не могу говорить.

Сашка раздраженно бросил трубку. Настроение портилось. И от этого звонка и от еле ползущей пробки и от нудного дождя и от города, который никак не хотел выпускать.

«Девять двести, девять двести» – закрутилась в голове дурацкая цифра сказанная Дренину. Девять миллионов двести тысяч. Рублей.

Наперерез, не утруждая себя сигналами поворотов, вклинился джип, тормозя и так еле живое движение. Справа, в красной маленькой машинке, барабаня по рулю ярко накрашенными ноготками, что то напевала молоденькая девчушка. В битком забитом автобусе уныло маялись пассажиры, с тоской поглядывая сквозь запотевшие стекла. Пробка так и тянулась мокрой змеей. Серыми, вымоченными многоэтажками смотрел на металлическую ленту город. В салоне накапливалась духота, и Сашка, прижав кнопку, чуть опустил боковое окно, впуская через узкую щелочку сонм городских звуков: ропот двигателей, натужное рычанье включенных вентиляторов охлаждения, гудки, раскатистые басы магнитолы из какой-то машины.

- Вот вы-то, куда все едете? - зло думал Сашка. – Хотя да, дачный сезон же закрывать надо, у кого грядки, у кого шашлыки с баней. Сегодня за город, а завтра назад. Повезут на крышах легковушек перевязанные мешки с урожаем, корзинки, пустые бочки и прочий дачный скарб. И снова будет виться металлическая лента, но уже в обратную сторону.

- Хм,…а мой-то сезон только открывается, - улыбнувшись, вдруг вывел мысль на радостную ноту Сашка. Чуть опустил зеркало заднего вида и пробежал взглядом по пятнистому рюкзаку, по чехлу с ружьем на сиденье. Вернул зеркало на место и в его отражении мелькнуло Сашкино чуть небритое лицо, тридцати пяти лет отроду. Один из обыкновенных специалистов, каких тысячи, одного из обыкновенных банков, каких сотни. Но с сегодняшнего дня и на две недели отпуска, Сашка принадлежал к числу несколько других людей, каких хоть и много, но есть в них какая-то своя особенность, выделяющая их из общей толпы. Он ехал на охоту.

Открытие осенне-зимнего сезона состоялось сегодня утром, и Александр хорошо представлял, как прогрохотала по лесам, озерам и болотам приветственная оружейная канонада. Как завился дымок над разгорающимся костром, как забулькала в котелках вода и как вокруг стола, где-нибудь под уютными соснами в глухом лесу, брякнули друг о друга металлические стопочки, произнося первый тост за открытие.

- Сегодня. Сегодня уже буду там, - сладкой птичкой запела в голове мысль. - Встретит и меня натопленная лесная избушка, и друзья, приветствуя, похлопают по спине, и зашелестит камыш, выпуская на болото, прозванное Журавлиным и…

Выгоняя из приятных мечтаний, опять задребезжал телефон. Сашка аж застонал. Пришел адрес электронной почты Сергея Евгеньевича. Не хотелось города, не хотелось брать телефон, звонить напарнику и вновь нырять в разговор деловых цифр, сделок, регистраций и прочей офисной суеты, не хотелось быть специалистом банка, остро хотелось другого – быть уже на месте. Камыш зашелестел где-то совсем далеко…

Ближе к концу города поток машин как-то подобрался, словно вдавленная во взболтанную бутылку деревянная пробка, медленно выпираемая газами игристого вина. Добравшись до горлышка, словно поднатужился и распался на несколько тоненьких ручейков, уводящих каждый в своем направлении. И чем дальше от города, тем более редела автомобильная струйка. Полетела под колесами сотня верст трассы, закружились по обочинам бешеные хороводы березняка, да придорожные деревни смотрели окнами на проносящийся гул и совсем незаметно засинел вскоре указательный знак на знакомый поворот. Еще десяток километров, райцентр с длинными цехами завода и запоминающейся конусной крышей деревянной водонапорной башни и машину затрясло на ухабах, грунтовкой уводящих до тупиковой деревни.

Дождь так и шел. Сашка перегрузил вещи, переоделся в камуфляж, собрал ружье, упаковал рюкзак и все ходил вокруг дома, поглядывая на небо: может разветрит? Но, не дождавшись небесного просветления, закинул за спину весь скарб и пошагал в сторону леса. Выйдя за деревню, остановился на высоком бугре, с наслаждением вдыхая чистый, пахнущий свежестью и мокрой травой воздух. Город начинал отпускать, уходило раздражение и суета дороги, приходило понимание, что на две недели отпуска, обо всех рабочих проблемах можно забыть, полностью отдавшись любимой охоте.

Перед ним лежал луг, давно забывший звон косы. Уходила в горизонт, деля надвое некошеное поле, размокшая проселочная дорога. На самом горизонте, утопая в дымке дождя, мутно засинела полоска леса. Странно, но в далеком детстве Сашке всегда казалось, что это море. Он так и представлял себе эту синеющую даль. Был уверен, что там за полями плещется вода. Хотя почему казалось? Ведь лес раскинулся неоглядным простором, унося свои волны далеко за край и где-то там, уже за горизонтом, достигал берегов Мурома. Об этих лесах пел Высоцкий, эту синь воспевал Есенин, да много кто еще и эта даль сейчас манила Сашкин взгляд.

Он сделал шаг навстречу, и раскатанные сапоги-болотники заскользили по раскисшей дороге. Приятной тяжестью прижался к спине плотно набитый рюкзак, покачивалось на ремне, касаясь ладони теплым ореховым прикладом, ружье. Во внутреннем кармане глухо, как придавленный, пискнул телефон. Сашка вытащил трубку - Дренин. Опять.

- Алло, Александр, я извиняюсь, что надоедаю. Но давайте я все же подъеду…

Сашке живо представился низкий белоснежный спортивный автомобиль с хромированными кольцами на решетке радиатора посреди этой грязи и тракторных колей, под серыми нависшими тучами, на дороге, прыгающей по холмам сквозь заросший луг, с травой вдвое выше этой машины. Сергея Евгеньевича, в строгом светлом костюме и при галстуке, в лакированных блестящих ботинках, что-то с жаром объясняющего о своей ситуации. Как нелепо и не к месту смотрелись бы они среди этой глуши. Улыбнулся, собираясь ответить. Дренин молчал. Телефон потерял сеть. Словно уловив настроение хозяина, оттолкнул городское и сейчас совершенно ненужное.

«Девять двести, девять двести» – вновь закрутилась в голове утренняя цифра. Девять километров двести метров. До Журавлиного болота. Там зимница. Там свой мир, где всё и все к месту.

Узенькая, давно неезженая дорожка стелилась под ногами. Высокая, чуть не в Сашкин рост трава неприятно и мокро захлестала по телу, словно подстегивая: скорее, скорее в лес, там меньше будут стучать по капюшону куртки капли дождя. И Сашка торопился, шагая словно заведенный. Спешил окунуться в эту синюю полоску, которая с каждым шагом становилась все ближе. И вот, наконец, серое небо открытого поля потерялось под кронами березняка, первым перелеском встречающего спешащего охотника. Не торопливо и грациозно закружился черно-белый вальс стройных красавиц. Затем, словно меняя партнера, вплелся в хоровод осинник. Робко, с поклоном, выступил орешник, зашелестели басом дубы и закачали тяжелыми сочными лапами ели. Замелькали ярко рыжие шляпки подосиновиков. Ощутимо потянуло лесом. Из-под ног шумно вспорхнула испуганная тетерка, скрываясь в густых кронах, тонко пискнул из чащи рябчик. Осыпая бисер серебряных капель, закачалась ветка под маленькой сойкой, любопытно крутящей головой. Лес встречал.

От выстиранного камуфляжа еще доносился едва уловимый запах стирального порошка, но с каждым шагом вглубь, с каждым прикосновениям этот запах городского уходил, выветривался, наполняясь ароматом сырого леса, прелых листьев, мокрой туманной взвеси, хвои и капелек дождя. Лесом пахло одуряюще. Сашка чувствовал, что словно захмелел от этого запаха, как закружило голову от переизбытка кислорода. Он пересек поляну, оставляя перелесок за спиной, и вступил в коридор из коричневого сосняка. Прислонился спиной к морщинистой темной коре, давая отдых загудевшим с непривычки ногам. Перевел дух, глянул на уводящую вглубь, усыпанную хвоей песчаную дорогу, на стройные сосны, на мягкий ковер мха, поправил рюкзак с ружьем и не спеша тронулся дальше. Шаг убавил суеты, и пришло понимание: все, дошел, еще немного и…дома?! Все – та даль, что синела на горизонте в начале пути, поглотила охотника.

В зимнице его уже ждали. И когда Сашка вынырнул из пелены дождя – встретили двое. Отец и сын – оба Николаи. Старшего Сашка знал, охотились уже вместе. Низкий и широкий, не толстый, а именно широкий, с густыми усами и басом, кряжистый как дуб. Почему то в голову приходила именно эта ассоциация, словно Николай, или дядя Коля, кон он сам просил его называть, сросся с этим лесом. С младшим познакомились, крепко пожав руки. Чем то они были похожи: примерно одного возраста и роста, та же легкая небритость на лице, почти тот же камуфляж.

Так хорошо знакомую поляну обволакивал дым от костра. Густой и вязкий он стелился, цепляясь за столбы беседки, плыл мимо зимницы, завивался вокруг стволов сосен и, оставляя клочья в зарослях тростника, вытекал на просторы Журавлиного болота. Большого, с тугим покрывалом зеленой ряски и широкими пятнами коричневой открытой воды, с сочными курпажинами камыша, островками, разбросанного по всему болоту.

Весь промокший, Сашка переоделся в сухое в протопленной избушке, развесил на специально натянутых веревках сырой камуфляж и был усажен за стол в беседке. И как по волшебству появилась перед ним исходящая паром тарелка с горячим «шулюмом» и ломоть ржаного хлеба, Сашка аж зажмурился от удовольствия, чувствуя, как просыпается после прогулки голод. Засуетился, около шипящего под каплями дождя костра, младший Николай, и на столе возникла кружка чая с неповторимым ароматом лесных трав. Такой чай может быть только в лесу и только на охоте. Заваренный в прокопченном казалось насквозь чайнике, в котором, наверное, заваривали чай еще деды нынешнего хозяина. Появилась и стопка с душистой самогонкой. И старший Николай пробасил в густые и по казацки спущенные усы: «На, согрейся! С дороги, самое дело тебе сейчас. Это моя, рецепт особый».

Тихо проурчав двигателем китайского мотороллера, в плотном дождевике, лоснящимся от сырости, появился хозяин зимницы – Андрей. Высокий и крепкий, из местных, простой работяга с того самого завода в райцентре, охотник с большим стажем и страстью.

Дождь, было, затих, но, словно переведя дух и собравшись с силами, перешел в ливень, громко застучав по шиферу навеса и ни о какой стрельбе речи идти, не могло. Вся тесная компания собралась в беседке. Разные в повседневной жизни: отец и сын Николаи - предприниматели, Андрей - рабочий на заводе и Сашка - специалист коммерческого банка из большого города. И одинаковые на охоте, люди с одной страстью в душе. С крыши потоками неслась вода, словно стирая грани, отгораживая компанию от всего, что было до этого момента. Ожидая своего часа, висели на вбитых гвоздях ружья, исходил паром чай, наливалась душистая самогонка и чуть брякали друг о друга под шум дождя металлические стопочки, произнося тост за открытие сезона охоты. И вот, прислонившись широкой спиной к столбу беседки, забасил дядя Коля, рассказывая, были и небылицы, коих знал великое множество. Подхватил за ним эстафету Андрей, чуть быстрым и торопливым голосом делясь своим, пережитым на охотничьей стезе.

Сашка прикрыл глаза, ощущая разливающееся внутри тепло. Как что-то далекое и смутное вспомнилась утренняя дорога, пробка, шум и суета города. Вспомнилось и сразу ушло. Все городское, привозное уже сгинуло без следа, растерялось: часть по дороге, смывшись об луговую траву, часть, повиснув, зацепившись за кусты, а остатки выстирал дождь, выполоскал лес, да просушивает сейчас протопленная зимница. Не осталось даже запаха. Санек чувствовал себя напрочь своим. Своим с этой компанией кряжистых мужиков, с висящими ружьями, с сырым лесом, с ливнем, стучавшим по крыше, с теплым зимовьем, с Журавлиным болотом. Чувствовал себя на месте.

Ливень закончился глубокой ночью и как то сразу вызвездило. Сашка в компании двоих Николаев потянулся спать, а Андрей схватил строгу и ушел на болото рыбачить. У него еще одна страсть. Будут глядеть сверху звезды, а он, замерев по пояс в воде, будет глядеть в темные окна болота, будет выискивать, будет ждать свой удачи.

А раннее утро встретит ясной погодой и полным безветрием. И в узком оконце зимницы засереет рассвет. Зашелестит камыш, выпуская на болото, прозванное Журавлиным и побегут по его ряске ручейки тумана, и заряженное ружье замрет в крепких руках. И наконец, просвистят над болотом крылья налетающих утиных стай. И прогрохочет канонада, а потом завьется дымок над разгорающимся костром и забулькает в котелке вода. И вокруг стола в беседке, под уютными соснами, в глухом лесу вновь соберутся друзья охотники.

Открытие состоялось, а Сашкин отпуск только начинался.