Я бес комфорта, славный бес Куда я только не пролез: В твой книжный шкаф, в котором полки Заставлены с отменным толком: Бальзаки всякие , Дидро Сенеки и про Фигаро. Ну этот как его который, Не важно в общем. Очень скоро Подкину я ещё тебе Руссо и всяких Монтескье. Сиди спокойно в кабинете, Как славно, что жена и дети Тобой воспитаны давно И не мешают. Всё равно Спокойствие так переменно Оно теряется мгновенно. Я сам храню твой чуткий слух И прочь гоню жужжащих мух. На кухне я слежу за кофе, Когда слуга, насупив брови, Читает утренний журнал, За туркой не следит нахал. Лишь я , твой верный бес комфорта, Зависнув чутко над комфоркой, За пенкой бережно слежу, И я нахалу подскажу, Как правильно снимают кофе, Чтобы к вселенской катастрофе Тебя бы не подвёл нахал, Не знает он как воспитал Я вкус твой чуткий утончённый В оттенок каждый погруженный. Ты разбираешься в вине, С трёх пригублениев вполне Ты скажешь сорт , год урожая. И никому не подражая, Собрал коллекцию картин И наслаждаешься один Своим богатством вечерами. Хотя не прочь перед друзьями Сказаться редким знатоком, Небрежно бросив, что знаком был как-то где-то с Поль Гогеном И как-то даже за обедом Ему чего-то подсказал, Чтоб он потом нарисовал Какую-то такую штуку, Что он не спал потом пять суток И долго голову ломал. Ещё на стенке адмирал Висит, чешуйками играя, А это бабочка такая А с нею рядом Махаон В Карпатах был он изловлён. А здесь глядите низ у трости, Отделан весь слоновой костью. Из кости также сделан шкаф, А В нём нефритовый жираф, А здесь на стойке три стакана Их друг Дидье из Пакистана Тебе зачем-то приволок, И в этом я ему помог. Пора пора мой верный друг Одеть изысканный сюртук, Перчатки белые напялить, Взять трость из кости и направить Свой путь к аристократам в клуб, Где собрался вселенский пуп, Где лейбористы биль последний, Который приняли намедни Перетирают и тебе Дадут потешиться вполне. И высказать своё сужденье, Уйдя в словесное паренье. Потом откушать коньяка, Ведь будут там наверняка, Я постараюсь, чтобы были, Сэр Уинстон Че и мистер Билли. Потом Дымится вкуснотой Сигарой очень дорогой. Потом остротами стреляться, Я помогу тогда и братца Уинстона Тебе не сложно Приделать будет, осторожно Шепну на Ушко пару смелых Острот изящных и умелых Немножко желочных и злых, Вот облизнётся толстый жмых. Ну вот и хватит, спать пора, Нельзя клубиться до утра. Ты не юнец Скорей лошадку Зови, свезти тебя в кроватку. И так до гробовой доски Тебя хранить от злой тоски Я буду честно, неустанно И даже после смерти стану, Как прежде твой блюсти комфорт. Уже сейчас какой декор Я думаю твой горб украсит, Наверно красный клён иль ясень. Внутри такое полотно, Слегка пурпурное оно, По форме словно запятые На гробе ручки золотые. Вот так и будет, а пока Извозчик лошадь под бока Хлыстом поддай, тебя в комфорте Домой везёт твой верный чёртик. Вчера или позавчера К нам заявилися с утра Весьма непрошеные гости - Бес лютый гнева с ним бес злости. Зачем, зачем мои друзья? Да бес тщеславья , бес вранья! В испуге закричал я тонко, Но вам зачем смущать ребёнка, Он несмотря на весь цинизм, Так верит в добрый гуманизм, Не на кого не держит злобу, С утра набив едой утробу, Он исполняется идей, Как просветить ему людей И даже ночью на кровати Всё мнит и мнит о демократьи. Как честный праведник он спит, Он даже праведно храпит. Он чист, он верит в идеалы, Зачем, зачем вы одеяло Хотите с спящего сорвать, Чтоб обнажилися как тать Души увечные коросты. Я знаю, вам легко и просто Его озлобить, огневить И в злую буку превратить. Из печени прольются яды, Всю конмнату наполнив смрадом, И он, прикованный к кровати, Слюной начнёт во всех плевати, Переворачивать бульон Хулиться, драться будет он. Да, это сильно вас потешит, Но не напрасна ль будет спешка? А вдруг измученное тело Священника к своей постели, Собравшись силой призовёт? И где тогда моих работ Плод вымученный и законный? Нет, прочь гневливые драконы! Я верный , неусыпный страж! Со мной он точно будет наш! Чу! Страшная какая сказка, Сказал читатель мой с опаской. Как хорошо, что не про нас, Весь этот вымученный сказ. Ведь это всё аристократы, Они конечно многократно Обложены со всех сторон Комфортом, и конечно он Им душу душит, душит, душит. И может статься обездушит. А мы живём среди забот. Всё это так, да только вот, При всех усилиях и тратах Мы все глядим в аристократы. В технократический наш век Изнеможился человек. Никто не сеет и не жнёт, И входит в каждый дом комфорт. О, этот древний враг постылый, Он даже иноков в пустыне Унылой мрачной доставал И нагло душу похищал. Блюдись беспечный человече, Не удивляйся, ты не вечен, Комфортом пользуйся свободно, Но рви его когда угодно. Его для ближних не жалей. Как плохо, в повести моей, Не удержавшись от морали, В конце её я засандалил! |