Твои ресницы. Что-то всё-таки есть в тебе от викинга. Хотя, разумеется, представить тебя воином можно разве что после литра водовки. Не меньше. Не знаю, когда я чувствую полнее всё твоё существо (да-да, киваю тебе, и сущность, и сучность): когда ты занимаешься моим телом или когда ты говоришь со мной. Не знаю, что ты думаешь обо мне. Да и (нежно кладу руку на своё сердце) знать не хочу. Не знаю, что нужно от меня тебе: написала, и вот бежит пунктирная линия в красном платье от меня к тебе. Твои ресницы. Ты играешь слишком сложно. Замысловато. Я отчасти понимаю тебя: тебе надо знать, что я не опустилась за истекшие сколько-то там лет. Тебе надо точно знать, что я – по-прежнему «штучная девочка». Тебе (ну, как всегда!) надо точно знать, кем именно ты владеешь. Только отчего же ты мурлычешь, забыв про тесты и тосты, когда телефон отдаёт моим дыханием? Только отчего же мне становится трудно дышать, когда твой низкий голос с оттяжкой в хриплый ток на взлёте берёт первый слог моего имени? И потом, ты же знаешь, где заканчиваются наши пререкания, не так ли? И от этого хочется пререкаться с тобой постоянно. Давай поговорим. Жизнь превратится в клубнику. Мы будем есть её жадно, вкусно, грязно. Потом быстро почистим зубы от мелких косточек. Сядем ровненько. Положим ладошки на круглые коленки. Чья-нибудь безразличная рука безразлично щёлкнет нас. Мы поставим фото в рамку. Заведём общих – на двоих – друзей. Друзья будут улыбаться, глядя на фото. А мы будем специально отворачиваться, чтобы наши общие друзья могли тихо сказать: кретины. Твои ресницы. Дрогнули. Дважды. Согласие? Я так и знала. Давай поговорим. |