Мужчина лежал на диване, закинув ноги на мягкую спинку.

 

Жена уехала в соседний город помочь сыну с простывшим внуком. Перед отъездом наготовила мужу

горы еды, забила холодильник до состояния «яблоку упасть негде», пропылесосила и перемыла всю

квартиру.

 

Звали сухопарого высокого хозяина Васькой. Семьдесят пять лет, а всё Васька. Да и зачем ещё что-то,

он же простой рабочий. Как с молодости работал на тракторе, так до пенсии не менял профессии. Где

ещё держали бы выпивоху и скандалиста?

 

Он нажал на пульт телевизора, прислушался к наступившей тишине, подумал несколько минут и вдруг

рассмеялся злорадно и мстительно.

 

- Вот ты, Натаха, и дура была, что пугала меня, мол, за всё придётся платить. Понятное дело, хотела

окрутить парня после армии. Но я не верил тебе, когда уверяла, что кара меня ждёт.

Придумать не мог, что и кто может мне сделать: ранить? работы лишить? мордаху завидную попортить?

 

И ещё сильнее захохотал. Легкость на душе так и выскальзывала наружу, словно одухотворённая, и

кружилась по комнате в радостном танце.

 

- Я тоже хорош дурак был, побаивался на первых порах той неизвестной кары. Чем чёрт не шутит?

Вдруг правда? Соблазнил тебя, Натаха, слов красивых наговорил, а сам-то знал, что жениться и в

мыслях не держу. Зато теперь знаю и каждому втолкую, что большей брехни не бывает. Люди, все, кто

хочет, посмотрите на меня: в таких годах здоров на зависть каждому, пенсия хорошая, жена - мой

коврик у ног, сын – специалист с высокой зарплатой, два внука, один умнее другого. Мне уже никакая

кара не страшна. Потому что жизнь прожил в своё удовольствие. Делал всё, что хотел и не

задумывался, хорошее дело или не очень. Главное ведь, что я хотел. Оказался я избранником, самым

везучим и удачливым.

 

Чтобы больше убедить самого себя, Ваське нужны были другие доказательства, он прикрыл глаза и

окунулся в воспоминания.

 

Хоть ребёнок у Натахи оказался вылитым Васькой, «отец» и бровью не повёл: рано ещё ему жениться,

пусть сама нянькается. Пользовался девкой до шести месяцев срока, потом она заявила, что дальше для

ребёнка опасно. "Ну, и прощай, дорогуша, зачем ты мне в таком разе?", - решил Васька и в минуту

забыл зазнобу.

 

Проявилась другая тема, зовущая и обдающая сердце радостным трепетом: начал он заполнять

литровую банку найденными, мол, золотыми серьгами и кольцами. Никто не находил в таком количестве

золотых изделий, а вот Ваське везло. Он не скрывал свою банку ни от кого, показывал, сочинял

истории, где, когда, при каких обстоятельствах нашёл это или то. Погружал руку до дна и ворошил своё

богатство, упавшее буквально с неба. А что каждый понимал, что вещи все краденые, до Васьки не

доходило. Наглость застилала глаза мороком, тугим и тёмным.

 

Да и вообще не считал Васька воровство чем-то зазорным. Зашёл к другу, а дома нет никого, так что

такого, если прошвырнётся по шкафам? Время было тяжёлое, девяностые годы прошлого столетия, в

магазинах – пустые витрины, зато под прилавком всегда находились импортные вещи и обувь, ведь

связи стран соц. лагеря никто не отменял. Увидит непрошенный гость добытые с переплатой мужские

югославские туфли, хоп - и под пиджак. Или детские шмоточки венгерские или румынские – почему же

не забрать? А уж бабы совсем дуры: оставляли свои кольца и цепочки на полках или около зеркала. Тут

и захочешь отвернуться, да руки сами берут.

 

В гости к кому пойдёт Васька с женой, непременно домой утянет ложку серебряную или вилку. А

хозяйка-то иногда приходила к ним на чаёк, узнавала свою ложку и забирала, обдавая Ваську

презрительным взглядом. На все случаи жизни находил отговорку, язык был подвешен, что надо.

 

Жена знала, какой вороватый муж, но закрывала глаза: всё-таки с мужем лучше, чем одной. Сын видел,

что отец – любитель выпить и не любитель работать по дому, но уважал его, лентяя и нахала, даже

больше матери. Так и въехал Васька в почтенный возраст на плечах терпеливой жены, которой изменял

и сам же в подробностях рассказывал, знал - не ревнивая супружница попалась, покорная, на первый

зов бегущая вприпрыжку.

 

Поднялся с дивана, топнул ногой, будто проверял, как устойчиво держится, и показал фигу кому-то

воображаемому.

 

- Никто и ничего не может запретить мне. Вот вам, - и снова ткнул фигу в пространство, - на меня

посмотрите. Ни с кем не считался, а получил всё, о чём можно мечтать. Делал всё, что хотел, а отвечать

не пришлось. Вот так-то. Завидуйте, юродивые.

 

Мысли прервал телефонный звонок. Васька слушал и менялся в лице. Сообщили о гибели жены в

автомобильной катастрофе. Тут его и пришибло прозрение. "Вот как меня раздавили, через жену".

Сполз по стене на пол. Рот как раскрылся, так и остался. Слюна стекала по подбородку и дальше - на

шею. Ведь он хорохорился перед собой, что - пуп земли, а про себя знал, что всё, что имеет, это заслуга

покорной женщины, неизвестно за что любящей его, всегда пьяного идиота. Без неё он пустое место.

 

Ещё звонили, что-то спрашивали, что-то говорили, советовали, прибегал сын, снова убегал, внуки дико

оглядывали деда, боясь подойти, а он качался всем телом, сидя на полу, и бессмысленно и

безостановочно выл. На него никто не обращал внимания.

Наконец, вмиг состарившийся и сгорбившийся, с трудом встал на карачки, потом - в полный рост,

немигающими глазами уставился на лесок метрах в пяти от дома. Туда и направился.

 

Когда к вечеру кинулись, нашли его тело на крепком суку векового дерева.