«АХ, ЗАЧЕМ ЭТА НОЧЬ ТАК БЫЛА...»

фолк-фантазия в стиле «дрим-хоп»

 

Бачив я тебе в снах, у дібровах зелених

В. 1васюк

Ты мне вясною прыснилася...

И. Лученок

...Как мимолетное виденье...

А. Пушкин

 

Вообще-то я домосед. Вытянуть меня из дома — мартышкин труд. Для меня слово «тусовка» - первое рвотное. Вечером одеваться, выключать телевизор, обуваться, куда-то ехать, там «делать рыло», слушать, поддакивать, встревать, чтоб за дауна не приняли... Нет, для меня диван, видео, наушники, унитаз с крышкой... Но вот летом я должен куда-нибудь смотаться, чтобы не озвереть. Играет во мне ветер дальних странствий. Где я только не был: Москва, Юрмала, Львов, Сочи, Крым... Но на этот раз я решил отдохнуть совершенно экзотически, никогда не угадаете, как и где...

В общем, сел я на свою старенькую «пятерку» и поехал по трассе куда глаза глядят. А дорога скучная, серая и монотонная, как отчетный доклад Л. И. Брежнева ХХIV съезду КПСС. В машине из примет цивилизации - только магнитофон. Ну не могу я долго без «Цеппелинов» и «Флойда»! А вот приемник дома оставил: не хочу никаких вестей с Большой земли. Если война начнется - меня и в лесу найдут. Семьи нет, начальства нет, должников и кредиторов стараюсь не заводить. Единственного друга - рыжего Тони - я взял с собой, пусть тоже отдохнет от мирской суеты. В багажнике - консервы, сигареты, спички. Бандитов не боюсь - есть монтировка и хорошо замаскированная от ментов Ф-1. Деньги так заныканы, что никакая таможня не найдет. Короче говоря - полный амбец. Теперь найти тропу с трассы в лес - и кранты.

А вот и она. Куда ты, тропинка, меня заведешь? Вот она все у/же и у/же, пока машина не уперлась в пень. Вот и приехали, ну и ладненько. Сяду на пенек, съем ... Что там у меня? Паштет «Пикантный» с сухариками. Ужин туриста. Вот и первая ночь... Угу, У-гу, У-гу. Цвирр-цвирр-куорк-куорк-гнямм-гнямм-зююкл... А сон не идет. Кому не спится в ночь глухую? Правильно, мне. Надо считать баранов. Их у меня много: соседи, сослуживцы, приятели. Не помогает. Надо покурить последнюю сигарету, а там и сон придет, быть может.

Господи, красота-то какая! На небе как будто кто-то винегрет рассыпал и заправил майонезом Млечного Пути. Надо включить музыку, все равно Тони не спит, озирается, ищет друзей, врагов или пищу. Ставлю «Лед Заппелин»: «Бей-бей-бей-бей-бейби, ю гонна лив ми нау, ой-е-а...»

И тут вдруг музыка замолкла, погасли фары и свет внутри машины... И сверчки застрекотали громче, и филин как-то глухо и жутковато заухал, и что-то едва слышно зашелестело справа-сверху. Костер освещал только сам себя и местами меня. Я отчетливо почувствовал, что на этой поляне есть еще кто-то.

- Кто здесь?

Тишина. Настораживающая. Пугающая. Слишком тихая. Даже комары пищат милицейскими свистками.

-Подай сигнал, привидение!

И тут я увидел ЕЁ. Честно говоря, пол моего визави выяснился не сразу. Когда мои глаза немного привыкли к сумеркам, я начал различать какое-то щуплое обнаженное тело: подростка или очень юной девушки с зелеными волосами. На ней или нем из одежды были только прозрачный красный шарф или косынка и зеленый венок из полевых цветов. Она (все-таки это была она!) сидела на ветке, обхватив себя длинными руками и испуганно разглядывая меня огромными глазами непонятного цвета.

- Здравствуй, Наяда!

- Я не Наяда!

- А кто ты?

- Я Мавка.

- А почему не Ундина?

- Не знаю, так меня зовут.

Она спрыгнула на поляну передо мной, стараясь быть подальше от костра.

- Зачем тебе это?

- Ну, мне без огня темно и холодно.

- А почему мне не холодно?

- Я же не Мавк!

- А кто ты?

- Человек.

- А как тебя зовут?

- Гриша.

- Какое ужасное имя!

- Мне так не кажется.

- Ну послушай же: "Гри-ша", вначале скребет, а потом шипит. Мне совсем не нравится.

- А как бы ты хотела? Назови меня по-своему.

- Давай ты будешь «Олелько»

- Странное имя, как в «Снегурочке»

- Зато красиво. 0-лель-ко!

- Хорошо, пусть будет «Олелько», а ты откуда?

Она обвела рукой вокруг себя:

- Отсюда... Я здесь живу.

- А сколько тебе лет?

- Не знаю. А зачем это?

- Действительно, у тебя ведь ни налоговой, ни военкомата, ни собеса.

- А что такое «военкомат»?

- Ну это, как тебе объяснить, в общем, это такие люди, которые нас время от времени заставляют защищать друг друга.

- А что, если вас не заставлять, вы друг друга не защищаете?

- Это трудно объяснить.

- Трудно объяснить то, что сам не понимаешь.

- А если ты не поймешь?

- Зачем объяснять, что такое солнце, ветер, светлячок? А вот объясни мне, кто такой «шешка»?

- Не знаю.

- Это такой злой дух, вроде цмока

- Объяснила...

- Как сумела. А я тебе их покажу.

- Где? Когда?

- Сегодня Купальская ночь, сегодня будет много интересного.

- Подожди, я схожу в машину за сигаретами.

- Не надо, если хочешь покурить, возьми у меня.

Она откуда-то из воздуха достала длинную зеленую сигару - не сигару, самокрутку - не самокрутку и протянула мне, щелкнула двумя пальцами левой руки, и из указательного ногтя выскочило длинное узкое пламя. Я прикурил и осторожно затянулся. Сладкий дым начал обволакивать нёбо, язык, десна.

- Это что – «план»?

- Нет-нет, это называется... Тот лысый мне говорил, еще такое слово красивое...

- Анаша?

- Вспомнила – «Каннабис»!

- Так я и говорю: «План». Это же один хрен.

- Все в тебе и вокруг тебя будет красивым только тогда, когда его красиво назовешь. Вот скажи, есть разница: «Он её полюбил», «Он с ней переспал», «Он её трахнул»?

- Суть-то одна!

- Суть одна, а фантики разные. А вы ведь, люди, постоянно в фантики играете: имена, ордена, приговоры...

Мне стало очень сладко и радостно, я закивал головой, как китаец.

- А почему мне не холодно, ведь ты погасила костер?

- А ты теперь наш, почти наш, тебя лес греет. А хочешь, тебе светло будет?

- Это после первого «косяка»?

- Дело не в дыме. Он тебе душу прочищает, глаза и уши. А греем тебя мы.

Девушка снова из воздуха достала длиннющую зеленую (опять!) свечку и зажгла пальчиками. Она вставила её в еловую лапу, на поляне стало светлее.

- Мавка, а где твой рыбий хвост?

- Глупенький, рыбий хвост у русалок.

- А какая разница?

- Мы живем на деревьях, а они - в воде.

- Давай, я музыку включу.

- Зачем? А это что?

И тут действительно я услышал песню, какую-то странную и непривычную:

Для чого мені хатинка, хоч яскрава, мов ялинка, як мене ніхто не любить, ум-мама-гумма, ум-мама-гум

Её пел практически а-капелла — только бубен и очень глухой бас-барабан - какой-то очень низкий голос как бы из-под земли. Я запомнил лишь несколько куплетов.

От неожиданности я опять затянулся. Что это? Не то лимерик, не то коломыйка, не то мантра, но почему-то по-украински с тернопольским акцентом. Я стал разглядывать собеседницу. То ли из-за сигары, то из-за мерцания свечи её силуэт был несколько размыт, хотя тонкие ручки, маленькие грудки и улыбка заставляли смотреть ещё и ещё.

- А зачем на тебе это?

- Не могу же я разговаривать с тобой без одежды?

- Почему?

- У нас так не принято

- У тебя какие-то шрамы, болезни?

- Нет

- Так сними, будь собой, а не этим панцирем. Разве тебе недостаточно других панцирей и одежд: душевной, психической, сердечной? Открой поры тела, если не можешь проветрить душу

- Мне неудобно

- Неудобно быть лицемером, лжецом, вором, убийцей, предателем. А обнаженным быть приятно и естественно. Разве птицы одеваются, разве олени прячут тело?

- На них шкура, перья...

- Так ведь и на тебе кожа и прана. Встань. Выпрямись. Почему ты горбишься? Расправь плечи, смотри всегда вперед и вверх.

- А под ноги?

- Будешь смотреть под ноги, так и останешься под ногами. Смотри в глаза – будешь в глазах. Запомни:

НИКОГДА НИКОМУ НЕ ДАВАЙ СЕБЯ ОПУСКАТЬ!

- Тебе легко говорить, ты в лесу.

- А ты где, в пустыне?

- Я среди людей.

- А разве люди - это не те же деревья? Есть дубы и смереки, плакучие ивы и железные деревья, саксаулы и лианы. А ты среди них - ЧЕЛОВЕК. Умный, симпатичный, добрый и талантливый. Иначе я к тебе бы и не подошла.

- А в чем же мой талант?

- Ищи. В каждом есть талант. Один талантливо рисует, другой забивает гвозди, третий — готовит пищу, четвертый — любит.

- Ну, любить умеет всякий.

- Не скажи. Многие умеют любить себя в других, а надо других в себе. Найди в другом прекрасное, выпестуй и преподнеси ему — он полюбит тебя. Полюби себя - и тебя полюбят другие. А если ты презираешь себя, за что же тебя любить? Любят только достойных, так будь достоин любви, и она придет. Пойдем, Олелько!

- Куда?

- Меньше спрашивай - больше узнаешь. Идем!

Она взяла меня за руку и повела по какой-то только ей одной известной тропе. Ветки, отодвинутые её руками, били меня по лицу и телу, но мне не было больно. Песня звучала все громче и громче:

 

Птаха межи хмар літає, потім в воду поринає, а коли помре - не знає. ум-мама-гумма, ум-мама-гум.

 

Становилось светлее. Да и ветки били уже не больно, а даже как-то ласково. Вдруг Мавка резко остановилась.

- Что с тобой?

- Полынь. Не люблю. Боюсь. Дай руку.

И она резко повернула влево. Стали слышны голоса каких-то птиц.

- Это соловей?

- Да, это наша птица.

- Ваша?

- Да, мы уже пришли.

Перед нами раскинулась поляна. По ней сновали, бегали, суетились какие-то маленькие существа, похожие на старичков и детей.

- Кто это?

- Это мои друзья: лесовики, лешуки, хатники.

- А кикиморы здесь есть?

- Да, сегодня все придут. Сегодня же Купала.

- Но они ведь злые!

- Они к людям злые, и не ко всем.

- Но я ведь человек!

- Пока ты держишься за меня, они тебя не видят, сядь ближе, не бойся.

- А не защекочешь?

- Я же говорю: не бойся.

За поляной стояло огромное дерево. На ветвях его сидели соловьи, соколы и какая-то неизвестная мне птица. Вокруг ствола летали пчелы, то исчезая в дупле, то возвращаясь к свету. У корней сидел бобр и занимался вечерним туалетом. На него внимательно смотрели две небольшие змеи.

- Что это за дерево?

- Это Вырий, райское дерево. А это его стражи.

- А что это за птица? Я такую в зоопарках не видел.

Мавка звонко рассмеялась:

- Представляю себе нашего Дива в неволе. Да еще и с табличкой.

Она чуть не захлебнулась от смеха:

- Тебе очень повезло, мало кто из людей видел это. А завтра все исчезнет, тропки зарастут, упыри и кикиморы разбегутся по домам.

- Упыри?! Я боюсь вурдалаков.

- Глупый, упыри - не вурдалаки. Это ваш Пушкин перепутал, а вслед за ним и все остальные. Упыри не пьют кровь, это обыкновенные и очень добрые оборотни. Хочешь познакомлю с симпатичным упырем Виталиком?

- Н-нет, нет, лучше посидим вместе.

- У нас много любимых деревьев: явор, яблоня, дуб, береза, рябина. Но Вырий - самая любимая.

- Самая?

- А ты не знал, что дерево - женщина? Она дает жизнь, воздух, она - основа основ.

- Женщина-бревно мне попадалась не раз, а вот дерево...

- Не смейся. Мужчина, самец, ОН переменчив, непоседлив, женщина же стабильна, постоянна.

- Это как-то противоречит моему скромному жизненному опыту.

Внезапно стадо тихо. Умолкли птицы, пчелы, перестали суетиться карлики. Все чего-то ждали.

- Вот сейчас и начнется самое главное - праздник.

- Голые через костер?

- Это потом. Сначала нужно утопить Марену и Купалу.

- А кто это? Зачем их топить?

- Цыц, не привлекай внимания.

- Сейчас всё увидишь и поймешь. А что не поймешь - я объясню.

Опять что-то зашуршало, зашумело. На поляне стало больше народу: кроме карликов появились девушки, похожие на Мавку. Вдруг гул превратился в крик. Все радостно подпрыгивали, обнимали друг друга. На поляну внесли два соломенных чучела - мужское и женское - украшенные лентами, бусами, перьями.

- Женщина - это Марена, а рядом — Купала,- еле слышно прошептала моя спутница мне прямо в ухо.

- Отойдите с дороги! Встали тут, понимаш,- почему-то голосом Ельцина пробурчал маленький взъерошенный ёжик под нашими ногами. Я машинально посторонился, потом до меня дошло:

— Почему он разговаривает?

- А сегодня все звери, птицы и гады говорят. Ты еще не то увидишь.

Как бы в подтверждение её слов ёлочка, о которую я только что опирался, вдруг побежала к сосенке на другой стороне поляны. На место ёлочки подполз зеленый усатый хмель, покашливая, как старый курильщик.

Я не успел удивиться, потому что почувствовал нежное прикосновение к спине и затылку. Несколько секунд я не мог пошевельнуться от нахлынувшего на меня подлинного, ранее неведомого счастья, теплой, почти горячей волны наслаждения, эйфорического опьянения, погружения в Мировой Океан Всепланетного Блаженства. Я медленно повернулся, боясь увидеть то, что я все-таки увидел: нежное девичье тело, обнаженное до откровенности и незащищенности, доверенное мне, а руки обняли всего меня, бесконечные и безграничные, бестелесные и плотские... Её глаза перетекли в мои, губы слились с моими, мы стали сиамскими близнецами, симбиозом дерева и лианы. И в этом не было никакого секса, никакой грязи: какой секс между человеком и тенью! Я стал частью Мавки, частью леса, маленьким сурком и огромным лосем, деревом Вырий и птицей Див, быстрой пчелой и ленивым паучком, речкой, дождем, ветром, сучком под ногами, шишкой над головой, паутинкой, сосновой иголкой, саженцем и перегноем. Сегодня каждый - все, и все - каждый. Мне больно, когда по мне идет медведь и щекотно, когда ползет ящерица. У меня открылся Третий Глаз и шестое чувство.

- Идем, Олелько, сейчас начнется самое главное:...

- Что?

- Праздник.

Мы шли в одну сторону, ползли, прыгали, перепрыгивали, скакали, летали. Куда? Нет ответа...

Коли ти у мэнэ крала, то, напевно, не гадала, як я тебе покараю, ум-мама-гумма, ум-мама-гум.

И вдруг перед нами открылось озеро или пруд, поросший ряской и кувшинками. Он вдруг показался мне страшно знакомым. Где я его видел? В кино?

- Мавка, а я ведь знаю этот пруд. Вон и большой камень на берегу.

- А здесь когда-то была грустная история. У одной девочки был брат, который напился воды из лужицы и стал...

- Знаю, знаю, козленочком.

- Откуда ты знаешь?

- Слухом земля полнится. Мне еще бабушка рассказывала. А художник сюда потом не приходил?

- Был такой забавный дядька. Вот здесь сидел и рисовал.

Тут все стали шуметь, прыгать.

- Топить их,- тоненько заблеяла косуля.

- Топить, топить,- прохрюкал старый кабан.

Засвистели чижики, застрекотали сороки, загундосили ёжики, заклекотал кречет, затараторили белки, зарычала рысь:

- Топить, топить, топить!

- Мне чуть-чуть страшновато стало

- Не бойся зверей, бойся друзей.

- А они не знают, что я человек?

- Тебя могут узнать только шишиморы.

- Кишиморы?

- Ну да, это все равно. Их в разных местах по-разному кличут. Они мужчин не любят и домашних животных, особенно кур.

- Недаром вредных и противных женщин называют кикиморами. А они здесь есть?

- Вон смотри, под рябиной сидит. Да тут такая толчея, авось не заметит...

- Границу легче всего переходить в толпе.

Тут песня оборвалась. На берег вынесли чучела и бросили в воду. Все радостно закричали, стали плясать, бросать в воздух листья, веночки, цветы. Песня продолжилась и стала веселей и как-то даже озорней:

Підростає в мене боров, назову його «Кіркоров», буде він смачний, як “Зайка”, ум-мама-гумма, ум-мама-гум.

- Съешь яблочко, сынок, проголодался небось,- проскрипел старушечий голос и возле моего лица возникла ветвь с наливными яблоками.

- Ешь, сынок, они у меня спелые, хоть царю на стол!

- Спасибо, яблонька, очень вкусно!

- А малинки? - пропищал кто-то под ногами.

- А рябинки?

- А грушу земляную?

- Хватит, хватит, голубушки, в меня столько не войдет!

Ели отвязался. Пришлось нам перейти в другое место.

А веселье продолжалось. На полянке возле пруда стали складывать сучья, ветки, сухие листья, поленья, и вспыхнул костер, высокий, сильный, он пылал и звал к себе. Все стали прыгать через него поодиночке и парами. Мавка не выдержала и стала шептать:

- Давай прыгнем!

- А если меня узнают?

- Не узнают, не до тебя сейчас.

Я колебался. Мне давно хотелось выйти из тени, но осторожность сдерживала. Вдруг к нам подошла какая-то нагая девушка, похожая на Мавку:

- Привет, познакомь меня со своим кавалером!

- Это Олелько, а это моя сестра Малка.

- Пошли попрыгаем!

- А он стесняется.

- Такой симпатичный и такой скромный.

Мавка что-то прошептала сестре на ухо. У Малки моментально вытянулось лицо и округлились глаза. Она прошептала мне:

- Так ты человек?

- Вроде да.

- Главное, чтобы его не увидела Кикимора.

- Да тут такая сутолока.

- Пошли попрыгаем. Только учти, Олелько, если ты попадешь в огонь, у тебя будет год несчастий, а если заденешь дрова — принесешь в дом нелады.

Мы так и перепрыгнули втроем: я между сестрами. Слава Богу, перепрыгнули удачно, только потом упали друг на друга и долго-долго хохотали до слез. Мне показалось, что Малка очень уж нежно прижалась ко мне так, чтобы Мавка не видела. И мне стало так приятно, сами понимаете. Потом Малка дала нам по сигаре, мы затянулись и стали смотреть на прыжки и хоровод. Песня продолжилась:

Якщо хочеш добре срати, мусиш гарно заробляти – буде сало, буде «снікерс», ум-мама-гумма, ум-мама-гум

Вдруг я почувствовал на себе чей-то внимательный взгляд. Это была какая-то сморщенная старуха в лохмотьях. Она приглядывалась и приглядывалась и вдруг как заверещит:

- ЧЕЛОВЕК!

Все замолкло вокруг.

- Человек... человек... человек.... - прошелестело вокруг костра по деревьям, в небе, сверху и снизу, спереди и сзади. Мы застыли, как портреты Маркса-Энгельса-Ленина на первомайской демонстрации. Все смотрели на нас. Вдруг толпа расступилась и вперед вышел приземистый старичок в зеленом кафтане. Он строго посмотрел на старуху и спросил:

- Чего кричишь, Шишимора?

- Да вот они человека привели!

- Откуда ты, человече?

- Я здесь случайно, шел по лесу и набрел на пруд.

- Не обманывай лесовика. Сестры привели?

Он сурово посмотрел на девушек. Под этим взглядом они съежились и замолкли. Чувствовалось, что они полностью подчиняются этому холодному каменящему взгляду.

Потом он посмотрел на меня. Что-то нехорошее и холодное поползло от копчика к горлу.

- А ты не за папоротником пришел?

- Н-нет.

- Не лги старому Лешуку. Тебе что, клад не нужен?

- Ну, я бы не отказался, но разве это не сказки?

- А это все не сказки?,- и он обвел рукой вокруг.

Мне нечего было сказать в ответ. Вокруг была чисто босховская картина: нагие красавицы, карлики, дедки с бородами до земли, птицы, жабы, пчелы, змеи, цапля с яблоком во рту, лось с филином на рогах. Все это в бликах костра и слабом свете Луны, отражающихся в пруду и совиных глазах.

- Что с тобой сделать?

- Давайте его утопим,- кокетливо предложило бесполое человекоподобное существо голосом Анатолия Карпова.

- Утопить... Пожалеть... Отпустить... Утопить....

Старик задумался.

От напряжения морщины на его лбу начали сбегаться и разбегаться, как крылья гигантского махаона. Наконец, его лицо посветлело, улыбка стала широкой, как шляпка гриба, он хитро подмигнул мне и сказал всему честному собранию:

- Придумал я, как с ним поступить. Ты, конечно, нарушил лесной закон, придя сюда украдкой. Но ты добрый человек и за доброту заслуживаешь награду. Цветок папоротника я тебе не дам: его ведь самому найти надо, но дам я тебе удачу в деньгах и делах. Будет она у тебя, покуда подлости кому-нибудь не сделаешь или не поступишь нечестно. Ты будешь искать дорогу сюда, но не найдешь: заказана она тебе, и Мавку больше не увидишь. Прощай, человече!

Закрутил он меня, как юлу вокруг оси, и толкнул вперед. Пошел я в тумане, не чуя ног и не видя дороги. Очнулся возле своей «пятерки», сел за руль, полез за сигаретами и нашел в кармане длинную-предлинную зеленую сигару, зеленый цветок из веночка Мавки и старинный оберег из медвежьего когтя. Покурил перед дорогой и поехал домой

С тех пор прошло много лет. Я женат, у меня чудная дочь, дом и полный достаток. Я свято чту завет дедушки Лешука, но каждый год перед Купальской ночью я сажусь в свой «БМВ» и еду по Киевской трассе искать дерево Вырий и девушку Мавку. Пару раз я слышал в спину тихое: «Олелько-о-о!» А сзади никого. А однажды на эскалаторе впереди себя мне привиделась зеленая прядь, я помчался, сбивая старушек и солдат - но...

И каждый вечер я сажусь на балконе, выходящем в лес, и включаю любимую песню:

«Ю невер, ю невер, ю невер-невер-невер-невер-невер-невер-невер гонна лив ми нау...»

Ты никогда не покинешь меня... вернись... милая... МАВКА...

 

А ВДРУГ?