"Здравствуй, Мюриэль… Думаешь ли ты обо мне? Известно, думаешь..."

К Генриху подсаживается Птицелов. С белокурой гривой, огромный, улыбчивый Птицелов. Еще более мрачным и бледным смотрится возле него Генрих.

"Здравствуй, Мюриэль.."

Генрих пишет письмо. От трактирного шума и чада он отворачивается к окну, где плывут синие и серые облака с прозрачными краями.

-Гертруда! - кричит трактирщик.

- Глянь, - шепчет он приятелю, завсегдатаю трактира, и косится на Генриха и Птицелова. - Глянь, - орлы. Орлы! Пора свою девчонку пристраивать..к господам! - трактирщик значительно поднимает палец. Сизоносый приятель кивает, глядя в стакан.

- Гертруда! - кричит трактирщик так громко, что на мгновение шум в зале стихает, все поворачиваются в его сторону, и даже Генрих отрывает взгляд от окна.

"Здравствуй, Мюриэль, здравствуй", вновь начинает он. "Думаешь ли ты обо мне? И что ты обо мне думаешь? Быть может, вспоминаешь, как я пришел в ваш дом, к мадам Элоизе, такой хмурый, и несчастный, и неловкий? Как взял не ту чашку, завел беседу не о том, сам смешался, запутался в словах? Как эта рыжеволосая, высоченная мадам посмеялась надо мной и совсем неожиданно дала согласие на наш брак? Или это была шутка? Или то был не я?"

- Что-то у тебя глаза на мокром месте, - озабоченно сказал Птицелов. - Давай выпьем?

"Здравствуй, Мюриель.."

- Орлы, - донимал трактирщик сизоносого приятеля, - Один - грустный да бледный, другой веселый да румяный. Орлы, одно слово. Господа!

Смешливая девочка Гертруда принесла им по кружке портера, бутылку вина, да так и осталась крутиться рядом.

Птицелов поднял тост за просторы. Потом - за пространства. Потом - за любовь. Генрих пил, не пьянея.

-Выпьем за смерть? - спросил Генрих.

-Нет.

-Нет?

-Нет, - решительно сказал Птицелов.

Чья это толстая рожа подмигивает из угла? Что это за сизоносый тип обосновался у них за столом? Как все кружится, вертится, ах, какой алый свет! какое чудесное вино! Тоненьким голосом поет трактирщикова дочка веселую песню.

"Здравствуй, Мюриэль..

Думаешь ли ты обо мне?

Известно, думаешь..

А что ты думаешь? Это так неважно, что ты обо мне думаешь, день и ночь, день и ночь.."

- А что, братец Генрих, - сказал белогривый лев-Птицелов, обнимая Генриха Мадерского за плечи. - Не отправится ли снова нам вместе в бесконечную даль? В лес, в горы, в степь? на озера, где от хлопанья крыльев не слышно ветра?

Генрих Мадерский засмеялся.

Гертруда увидела, как на смену серому блеску ртути теплым, темным, серебряным сиянием блеснули его глаза.

-Спляшем, - решил Птицелов.

-Да, - сказал Генрих Мадерский.- Пора. Сейчас.. Сейчас только отлучусь на минуту - мне надо убить одного поручика. Я быстро.

-Да брось ты, - сказал Птицелов. - Потом. Я тебе помогу.

-Ладно, - согласился Генрих.

Эх, не бывало еще у Гертруды таких кавалеров! Ух, как мчатся они с нею по очереди - в танце, в танце! Ух, мелькают закопченные стены! Эх!

Ух, как прыгает, как топает белогривый лев-великан! как трещит пол под его сапожищами! Эх, бешено крутит ногами этот худой как циркуль, бледный, похожий на заколдованного принца! Ух, как он смеется!

Эх, как заиграли музыканты, увидев такие дела! Ух, как завертели коммивояжеры девиц в широких габардиновых платьях!

Эх, сизоносый! Не выдержал сизоносый - вышел в круг! Выдал чечетку!

Эх,давно не видали в трактире такого веселья!

Что ты не пьешь, трактирщик? Что не пляшешь? Нельзя жить без надежды! Нельзя всегда быть серьезным! Вся наша жизнь - надежда! Не стой в дверях, трактирщик, не криви свою толстую рожу!

Черт, что за алый свет? что за черный дым?

- Горим? - спросил Генрих.

- Нет еще,- без улыбки ответил трактирщик.

- Я, кажется, пьян, - сказал Генрих.

- Это вероятно, - заметил Птицелов.

- Письмо! - закричал Генрих. - Где письмо? Я писал письмо..

- Вот, юноша, Ваш листик, - сказал трактирщик. Он был трезв как стекло.

- Точно, - сказал Генрих, усаживаясь. - Оно. Выпьем, Птицелов!

- Выпьем, братец Генрих!

На рассвете они еще не спали.

Мюриэль..

Почему я не еду к ней? Это так странно… Мне надо видеть ее - отчего я раньше не догадался?

Генрих вышел во двор, спросил лошадь и уехал. Трактирщик, высунувшись в окно, смотрел ему вслед.

В дороге Генрих уснул, и лошадь отвезла его обратно на трактирный двор. Он проснулся, когда Птицелов снимал его с седла. Смешная девочка Гертруда крутилась рядом.

- Где письмо? - сразу спросил Генрих.

- Ты запечатал его и отдал трактирщику. Почтовая карета уже уехала.

- Что там было, Птицелов? Ты, наверное, видел, что я писал, ведь ты сидел совсем близко.

- Я не подсматривал, - ответил гордый Птицелов. - Ты сам прочитал свое письмо всей компании. Залез на стол и прочитал.

- Ну и?..

- Тебя одобрили троекратным "Ура".

- Да нет… Птицелов, что там было? Что я написал в этом письме?

Птицелов чуть нахмурился.

- Мне оно показалось немного странным. Ты в каждой фразе повторял: "Прощай, Мюриэль, да прощай, Мюриэль". Даже начал, по-моему, с этого. Я еще подумал, разве так пишут любимой девушке? Что с тобой?

- Это трактирщик, - сказал Генрих. - Он подменил мое письмо.

Птицелов покачал головой. Бессердечная девочка Гертруда захихикала.

Генрих сжал зубы.

- Послушай, - сказал Птицелов, - я не шутил - пойдем со мной. Хотя бы ненадолго - ты сможешь оставить меня, как только тебе надоест...

В дверях показался трактирщик.

- Эй, ты, - сдавленным и дрожащим голосом позвал Генрих. - Эй-ты!

Птицелов схватил его за руку.

- Перепил братец, - жалобливо сказал он.

- Девчонку-то возьмете? - спросил трактирщик грубо.

- Возьмем, возьмем! - закричал Птицелов. - Давно мечтаем о помощнице! Будешь нам помогать? - повернулся он к Гертруде.

Гертруда кивнула - раз, другой.

- Беру, - сказал Птицелов. - Сейчас и отправимся.

- А ты? - обернулся он к Генриху.

- Ладно, - вяло пробурчал тот, - провожу вас до развилки.

- Вот и хорошо! - обрадовался Птицелов. И они ушли.

Трактирщик проводил их до ворот и вернулся в дом.

"Господа, а безлошадные!" - сказал он спящему на лавке сизоносому, спустился в погреб и напился там в зюзю, сидя среди бочек с вином и глядя перед собой невидящим взглядом.