В крикливом автобусе, вон из города -- к пыль-реке, утрясывался некий Джон; Сжимая талон в руке, он слышал как будто всплеск росы, и журчал лопух, рыданья сводя на смех... От рождения Джон был глух. Пространство глотая в нос, чихал обалделый фавн. Сдирая халву с колес, машина неслась в туман; На карту, в фамильный склеп... Отплясывая на курке, К вопросу спешил ответ, И ничто никогда -- к пыль-реке. Со временем город рос в поджилках и млел в стекле; Антракт, перемена поз, Дорожная дрожь в руке... И так -- до бредовых снов водителя! А затем -- Джон будто увидел лов На речке пернатых тем, Вдали чуть мерцала грань надежды плюс тонкий брют, Джон, видимо, вышел там... Автобус сменил маршрут, Земля -- оборот крыла, И ночь обернулась в плед, Заснув в тупике угла. Джон не сетовал, он был слеп. И теперь позади, в пустоте автотранспорта, здесь, не у дел, На рифе, сломав мечте хребет, а судьбе -- прицел, Смотри, человек -- что стих, Смеется, схватясь за пуп. Как будто бы вправду достиг Вершины... Джон точно был туп. На утро все плыло вспять до города жир-земли; Утрясывая опять, простуженный тесный мир, Джон ехал... который год! Валялся талон в пыли. По всем признакам он был мертв, Но, болтают, лишь делал вид. |