До свиданья, мама… С тихим клёкотом журавли – над зеленью берёз. Четвёртый день промасленные локти над шпалами качает паровоз. Дорожные, заученные знаки, я еду в край, где можно подтвердить, что я мастак не только на бумаге махать кувалдой и дрова рубить. Что топором владею и лопатой, что знаю крепко, что такое пот… Охваченный невиданным закатом, влетает поезд в солнечный пролёт. На древнем небе загустела темень, луна скуластая созрела за стеклом, и облако, как врубелевский демон, расправило лиловое крыло. Я утром выйду, сяду в мшистом кресле, из рюкзака достану варенец, и в честь меня восторженную песню талантливо отщёлкает скворец. И ястреб проплывёт, крылом разрезав седую накипь облачных громад, и прогрохочут листовым железом всю зиму промолчавшие грома. Не ведая про уголовный кодекс, средь белого, средь тихого утра меня обыщут на большой дороге бездомные, бродячие ветра. Ищите! Распахну пиджак без страха – весёлый в жизни выпал мне удел, ведь кроме сердца да простой рубахи я никогда богатства не имел. Вернусь я, мама, - что со мной стрясётся, вернусь я, мама, заревой порой чуть погрубевший, чуть пропахший солнцем, лесной смолой и усьманской махрой. Всё реже вспоминающий, всё реже ту, от которой так сходил с ума… А в остальном останусь парнем прежним, влюблённым в ветры, грозы и грома, в людей, в цветы, в строку стихотворенья, в кричащие тревожно поезда, счастливый тем, что чуть ли не с рожденья я только сердца слушался всегда. |