* * *

Навсегда остались со мной дожди,

И ветра, и цветущие травы.

Мы не встретились, но ты меня жди

У нашей речки, у переправы.

 

 

Память о моей юности, о первой любви хранилась в нашем доме много лет. Знакомство с молодым человеком, юным красивым моряком было очень коротким, всего около суток, а завязавшаяся переписка длилась несколько лет. Из переписки можно было понять, поверить, что юноша, которого я узнала при короткой встрече, искренне привязался ко мне.

Шло время. Я вышла замуж. А письма всё продолжали идти, уже безответные.

Мне было жаль расставаться с этим человеком, но жизнь совершила свои победоносные процессы, и второй мужественный и красивый мой поклонник одержал вверх.

Письма, их было много-много, длительное время переезжали вместе с нами на новые места жительства. Испытывали все трудности дорожных суматох, первых жительских неустройств, и каждый раз укладывались в уютных уголках, дабы не докучать хозяевам.

Но однажды заветная пачка старых писем была брошена в огонь.

Почему?

Из каких побуждений?

В доме к хранению и жизни старых писем никогда не было унизительной ревности.

И вот огонь, как жестокий зверь стал подкрадываться к заветной пачке на своих сине-красных лапах, а они, присланные издалека, так долго хранили в себе искренность, нежность и тепло, самую первую признательскую сокровенность, несущую радость и печаль, никак не мешавшую нам жить.

Жестокая пытка видеть, как этот жадный хитрющий зверь, смеясь, облизывался, затем метался из угла в угол, озирался по сторонам, сверкая горящими глазами. Я в ужасе расставалась с письмами, с которыми можно было говорить в часы отдыха в любое время и при любом настроении.

Письма умели, открыто жаловаться, радоваться, спорить и молчать. До последней минуты обладали колдовской силой, Брали меня за руку и вели в неизведанное, говоря полушёпотом всё новые и новые слова. Таящиеся между строк, захватывающие сердце, спорящие с моим разумом, уносящие в далёкие края на берега большой реки, где, как призыв, перекликались величавые теплоходы и кружились чайки, касаясь крыльями волн.

Огненный зверь не унимался. Он обкусывал углы, оставляя чёрный зубастый след на строчках, на словах писем, которые шептали тихим бархатным баритоном, пахли солёным морем и тёплым ветром европейского муссона, дующего так долго с Атлантического океана. Они всегда были терпеливы и молоды, не испытывали укоров и размолвок. Письма, как живые, были бесконечно чисты сердцем и душой, абсолютно бескорыстны, помогали стать чище и добрее.

Юная моя любовь жила просто и никогда ничего не подменяла, оставаясь сама собой.

Время шло неумолимо. У меня дрожали руки, готовые броситься в огонь, чтобы спасти эту ни в чём живую неповинную память. Но огонь горячо обличал меня, напоминая о своей жестокой природе, отталкивал, захватывая ещё больше свою власть. Цепляясь за листы, перелистывал их, тараща горящие выпуклые глаза. Видимо, перечитывал страницы, заглядывая в нашу сокровенность. Затем, насытившись, стал отбрасывать в сторону уже тёмно-серые клочья, как перья гордой, попавшей в пожарище птицы, которая билась, хлесталась до последнего вздоха, давая понять, что жестокая смерть выдумана не для неё.

Птица не умирала. Она жила. Душа её обрела невесомые крылья, и она рвалась вылететь в мир, дабы подарить людям, всё то, что имела: свою чистую любовь, бесконечную доброту, юную нежность, гордость и бесстрашие.

Да будет благословенна наша человеческая память – великое чудо природы! В сердцах, в душах, в письмах… Как жаркий очаг, излучающий тепло, как добрый мудрый целитель, исцеляющий от недугов, как верный друг, никогда не предающий, как радужный свет, освещающий ваш трудный жизненный путь.

Не предавайте свою память!

Простите меня, старые письма. Простите, светлые годы юности и наивной любви.