1. Я зову тебя именем, ждущим во мне так давно и светло, что не помню рождения света. Мотыльком тишины твоё имя летит в темноту. Нимфа Эхо играет изменчивым всплеском пока до меня не доносится только дыханье которое было моим. Злую вечность я имя роняю в поющую горечь стихов - пересмешник бесплотный его отдает темноте. Разрушаюсь... Частицы меня - только чьи-то игрушки... Всё меньше меня, всё меньше... 2. Выкарабкиваюсь из раковины, как по лестнице - в небо. Насмешливый медиум с золотыми как скарабеи глазами, на рифе - затерянном кладбище ороговевших кораллов - сидит, неподвижно смеясь над моими попытками вновь превратиться в моллюска. "...Флейта!.. О Господи - флейта!.." - панически шепчет суфлёр, раздувая тугой капюшон зачарованной кобры, из райских кущей, как будто кукушка из сладко зевнувших часов. Он походит на Моцарта. Я ему верю. Шепчу виновато, что роль не доучена мною ещё в сентябре. Только тело ребрится и множится, превращается в певчую флейту, которую Пан опечаленно прижимает к своим воспалённым губам. А глаза у него - озорные и злые. Я вижу зрачок угасающего божества у того, что когда-то лицом моим было. 3. О как легко, взглянув со стороны, поверить в пресловутую взаимность - порой любви, порою нелюбви. Сквозь прожитых времен неодолимость греховный ангел - демон суетливый - крадется в сумерки моей судьбы. Золотоглазый Пан швыряет флейту в озябшую отравленную воду сентябрьских рек. Здесь холодно!.. Я задыхаюсь... 4. Ночь - осенняя гостья моя - оплетает окно незаметно, чтобы после внезапно войти и обнять мои плечи. Иногда мне кажется, что она похожа на бабочку с хрупкими черными крыльями. Иногда, чуть касаясь щеки моей чутким вороньим крылом, она долго и нежно сидит на плече, трепеща от малейшего звука. Если смотреть в окно с точки зрения ночи, то женщина в раме - в проёме света - напоминает фаюмский портрет. Если смотреть в окно с точки зрения комнаты, ночь - тишина, темнота, неподвижность - чем-то очень похожа на смерть… Мир - бессонное ожидание, переполненное тобой. Мне хрустальная ночь нашептала ужасную правду о Боге моём, не умеющем плакать от боли, оплакивать и умирать. 5. Прогони эту наглую птицу - печаль, чей зияющий голос - пустыня, зазор между правдой и речью. Видишь - там, за окном, к чёрной ветке прилипла, глядит неотвязно сквозь мутные стекла беды? - прогони, пусть летит восвояси, о жизни кричит на своем языке, пусть не сводит с ума! Слух блудливой улиткой вползает в нутро, совершает кочевье от лжи к оправданью. Прогони! Прогони эту скользкую липкую тварь - пусть я лучше оглохну! Прогони эту злую старуху - любовь, что всегда голодна и пророчит, ведунья, о смерти. Соглядатай души - пьяный ангел - шатаясь, бредет к ядовитой воде пересохшего лунного моря. Эти птичьи следы на песке... Эти страшные птичьи следы на песке!.. 5. Дегустирую память : печаль - как густое вино. Заполняю пространство дыханьем. Движение нежною устрицей бережно пробует воздух на вкус. Сердце - слепой потаённый учитель - учит меня прорастать в пустоте, чтобы мстить уходящему времени. Тело - предательски, не спеша - сводит старые счеты с любовью. 1994 |