Истории Города Пёстрых Фонарей

 

Злая Клара

(история любви)

 

Часть первая

 

Клара из Города Пёстрых Фонарей.

Жизнь и смерть Снежаков.

 

 

 

 

1. Город Пёстрых Фонарей

 

Эта история произошла в Городе Пёстрых Фонарей. Богат этот Город необычными историями…

Стоит он на Семиречном холме, семь рек из-под холма свое начало берут и в разные стороны от Города разбегаются. И у каждой реки свой цвет, а цвета, как в радуге: есть Красная река, Оранжевая, Желтая, Зеленая, Голубая, Синяя и Фиолетовая. Такой вот радужный веер.

Вода хоть и имеет оттенок, но очень чистая, как ключевая - холодная, прозрачная, пузыристая - вкусная вода, знаменитая.

И реки эти особые.

Если по берегам Красной, Оранжевой, Жёлтой пойдешь – себя лучше узнаешь - что можешь, что не можешь, что в характере изменить надо, от чего вообще отказаться, честный ты или с хитрецой, храбрый или трусоват. Эти реки быстренько тебе о тебе же всю правду и расскажут. Они как зеркало. Только не лицо отражают, а душу, характер.

А вот Голубая, Синяя, Фиолетовая – это уже другие реки. Кто по берегам этих рек бродит, тому загадки природы открываются: повадки зверей, лечебные силы растений, тайны ветров и мыслей, а ещё тайны Неба. Там между Синей и Фиолетовой реками ангелы живут, самые настоящие. Их город так и называется – «Город Ангелов».

Но самая любимая река у горожан – Зелёная. Все по её берегам в согласии живут, в радости. Если, например, кто из горожан поссорился, а помириться никак не может, на Зеленую реку идут: туда идут по раздельности, а возвращаются вместе, иногда и в обнимочку. И влюбленным Зелёная река больше других нравится.

 

Вот такое удивительное местечко выбрал себе Город Пестрых Фонарей.

Вы спросите, почему так называется город – «Город Пёстрых Фонарей»?

А потому, что в этом городе очень много фонарей. У каждого горожанина свой фонарь. В этом Городе нет больших многоэтажных домов – каждый строит себе свой дом сам. И сколько человек в доме живут, столько и фонарей вокруг дома светятся-сияют. И фонари все разноцветные. И каких только фонарей нет: и лиловые, и нежно-розовые, и ярко-синие, и ярко-голубые и всякие, всякие, всякие.

Но главная особенность каждого фонаря его свет. Обратите внимание - свет, а не цвет. Свет фонаря: его яркость, чистота, мерцание - полностью зависят от настроения хозяина. Если у хозяина, например, что-то не ладится, то и свет фонаря под стать настроению – тусклый, унылый, без переливов. Какое настроение, таков и свет. И поэтому горожане всегда знают, к кому на помощь поспешить. А если где-то радость, веселье, то фонарь искры, как фейерверки, разбрызгивает. А если, например, тихой любовью дом наполнен, фонарь прозрачным становится. А если кто-то любимой работой увлечен - фонарь пламенами огненными переливается. Возле домов с пламенами огненными стараются даже и не ходить, чтобы не отвлекать.

И горят эти фонари и днем и ночью, потому что они не электрические, они какие-то другие. Фонари эти издавна в Городе светят. Как Город родился, так и фонари вместе с ним.

 

 

И люди в Городе живут особые. Правда, иногда это и не совсем люди. Правильнее было бы живущих в городе называть горожанами. Вот, например – сова Шура. Знает много языков, своя и среди зверей и среди людей. Шура не просто сова, Шура – альв. Но об альвах позже.

Живёт в городе и профессор Фрик, и колдунья Зорба…

Профессор Фрик, например, философ, изобретатель – на каждый философский вывод он делает изобретение. И, как каждый философ, и, как каждый изобретатель, Фрик часто увлекается. Вернее он увлеченный всегда. И поэтому у него не всегда изобретается то, что он задумывает. Результат бывает очень неожиданный. Но так и должно быть у талантливых людей. Талант он для того и дан, чтобы всякие неожиданности открывать, удивлять людей.

У Фрика нет детей, и жены тоже нет. Он угрюмый молчаливый старик. Дети его побаиваются. А он их вообще обходит стороной, говорит от них много шума и беспорядка. Он только со своим Э-э-э-э-ем не разлучен, все время они вместе.

Вы спросите, кто такой Э-э-э-эй?

Это ворон. Его сам Фрик изобрел.

Почему у этого ворона такое странное имя Э-э-э-эй?

Вот почему.

Когда ворон был почти готов, осталось только пёрышки посеребрить, профессор сказал: «Эй, вы можете уже открыть глаза». И тогда Фриково изобретение вдруг как закричит: «Эй» – это не солидно! Обидно! Не достойно! Застойно! И коротко, коротко, коротко! Я логичен! Я симметричен! Я не типичен! Я симпатичен! А имя коротко, коротко, коротко!»

Имя себе ворон придумал сам - Э-э-э-эй. Первая «э» – это эсключительная логика, вторая «э» – эсключительная симметрия, третья «э» – эсключительная нетипичность, четвёртая «э» – эсключительная симпатичность. Так ворон сам расшифровывал свои «э».

Фрик не стал спорить, он вообще не любил спорить. А логика у Э-э-э-эя была действительно исключительная. Он даже события будущего логически вычислял. Подумает, проанализирует, сопоставит, применит какие-то «коэффициенты ременных переменных», и всё - прогноз готов. И, как правило, никогда не ошибался.

 

 

А теперь о Зорбе. Именно с Зорбы и началась эта история.

Зорба - колдунья, она исполняет желания.

Желания ведь разные бывают - некоторые только колдовству и поддаются. Есть, конечно, и простые желания, они исполняются без колдовства - упорством да мудростью. Кстати сказать, мудрость в этом Городе в большом почёте пребывает. Но, правда, и Зорба без дела не сидит – у горожан этого города частенько возникают сверхъестественные желания. Но времени на их исполнение горожане никогда не тратят – берегут время: или мудростью получают что желают; или к Зорбе – раз – и получите что хотите.

 

 

Итак, началась эта история с самого обыкновенного сверхъестественного желания - история о красавице Кларе, о её снежных друзьях-приятелях Снежаках, о необыкновенной Кыше, о мальчике Янке, и о любви, о большой любви...

 

 

2. Колдовство Зорбы

 

 

Из года в год по старой, очень старой традиции горожане на Новый Год украшают всего одну единственную ёлку - это «Главная Городская Ёлка». И стоит она всегда на Зеркальном Пруду. На этом пруду зимой только лед, а снега никогда не бывает. Снег падает и сразу же превращается в зеркальную ледяную гладь - это одно из изобретений талантливого Фрика.

Главную Городскую Ёлку не срубали, она сама приходила на праздник и сама же уходила после праздника в лес. Такую ёлку для Города Пёстрых Фонарей всегда подыскивала Зорба. Зорба умела разговаривать с деревьями, а несколько ёлок даже научила ходить.

 

Нынешняя Главная Городская Ёлка Новый Год с горожанами праздновала уже не первый раз. Многих она знала по имени, многих успела полюбить. Её звали Еля, а ласково Елечка.

А еще Главная Городская Ёлка знала, что этой зимой сразу же после Нового Года что-то должно произойти, какое-то чудо должно совершиться. Она это чуяла, угадывала. И даже ждала. Ждала уже вторую ночь…

Но вокруг все и тихо, и спокойно, и обычно – звезды, отражения, блики, шорохи, шорохи, опять шорохи...

-Какие шорохи? Да это же шаги! Сюда кто-то идет!– радостно ахнула Главная Городская Ёлка.

И она поняла – быть этой ночью чуду...

 

К одному из самых больших сугробов, которые как стражники окружали Зеркальный Пруд, подошла Зорба. Она наклонилась и стала что-то искать.

- Вот и пришло наше время, - шептала она, поддевая валенками снег.

- Что ищешь, Зорба? – окликнула её Главная Городская Ёлка – Еля.

Зорба обрадовалась, повернулась к Ёлке:

- Елечка, не спишь?! Я помощников ищу. Время сегодня особенное - долгожданное. Кларино время. Колдовство с неё снимать начинаю. Прямо сейчас и начинаю.

Главная Городская Ёлка тревожно качнула шарами.

- А она-то, Злая Клара, этого хочет?

- Она-то этого не хочет, - Зорба досадливо покачала головой, - потому что давно уже не знает, чего хочет, чего не хочет. На себя я эту ответственность беру. Уж очень время в этом году правильное, её, Кларино время. А ты-то, какая красавица! – Зорба восхищённо прикрыла глаза. – С каждым годом красивеешь и красивеешь.

- Да, - согласилась Главная Городская Ёлка, - шары в этом году на диво хороши, расстарались горожане, не шары, а произведения. Зорба, ты сказала помощников ищешь. Каких помощников? Скажи, если не секрет?

Зорба легко перепрыгнула через сугроб и, как на коньках, катнулась к Ёлке.

- Для кого-то секрет, а тебе скажу. Долго думала, и вот придумала, как Кларе всё её богатство, что из души ушло, незаметно вернуть. Незаметно и надёжно. Снежки я ищу. Три штуки. Я их с вечера припрятала. Они мне помощниками и будут. Для меня - помощники, а для Злой Клары – переворот в судьбе. Два дня ждала, пока детвора в снежки играть начнет, а они: то коньки, то санки; то коньки, то санки. А мне снежки нужны. И не простые, а их руками, детскими вылепленные. Детские руки-то чистые, чудодейственные руки. К вечеру дня прошедшего только и дождалась-сподобилась. Весь день за этим сугробом сидела. Два снежка изловчилась и на лету поймала, а один сам прикатился, не разбился, целехонек остался. Их теперь и ищу. Куда девались? – и Зорба опять катнулась к сугробам.

У сугробов она присела на корточки и стала разгребать снег руками.

- Ага! Вот они где, голубчики! - Колдунья опустилась на колени, положила в рядок три крепких снежка, и стала что-то доставать из кармана кофты. Это был небольшой свёрток. Внутри свёртка лежала горстка прозрачных камешков, похожих на дождевые, застывшие капельки. Зорба бережно пересыпала камешки-слезинки в ладонь и низко наклонилась к самому аккуратненькому и самому маленькому снежку.

- Ты сам прикатился, помнишь? Это важно. Это не случайно. Случайностей нет, есть просто потайная причина. Но я твою причину вижу – ты уже взрослый и тебе пришло время узнавать про любовь, про человеческую любовь. Поэтому ты и прикатился сам. Поэтому - это тебе! Всё тебе. Уверена - не подведешь. Всё здесь - вся её теплота душевная, любовь земная - всё в бусинки-бриллиантики спрятала-умуровала. Долго хранила-ждала, а теперь вот тебе передаю… Пусть в тебе наша Кларочка отразится. Прежняя.

А вы, - колдунья погладила два комочка лежащие рядом, они были и побольше, и поледянее - вы будете для компании. В вас тоже, как в зеркалах, Клара отразится. Но не прежняя, как вот в нём, а теперешняя – «Злая Клара» - опасная и вредная! Пусть на себя полюбуется.

 

Колдунья взяла два снежка, в которых должна была отразиться теперешняя Злая Клара, и отложила их в сторону, присыпав сверху снегом.

Потом опять повернулась к маленькому. – Эх, малыш-малышок, спишь-почиваешь, ни о чем не подозреваешь. Спи пока, спи. А мне еще кой с кем переговорить требуется.

Зорба стряхнула снег, перепрыгнула через сугроб.

- Ты прости меня, Елечка, но и тебе придётся поработать для Клары. Не хотела я обременять-тревожить тебя нашими делами людскими, да не получается. Через душу твою жизнь-дорожка Кларина пролегать будет. - Зорба прижалась щекой к пахучей мохнатой ветке. – Согласна?

- Конечно, согласна. Зачем спрашиваешь?

Колдунья благодарно кивнула, погладила пушистую ветку.

- Ну, тогда с божьей помощью и начнём.

Зорба вздохнула полной грудью и быстро заскользила назад к сугробу…

 

И почти тут же невесть откуда появилось голубоватое облако.

Оно стелилось низко над землей и медленно плыло к сугробу. Внутри облака что-то потрескивало и позванивало.

Зорба торжественно ждала – она широко расставила ноги, руки сложила на груди, прикрыла глаза.

Облако остановилось, повисло над сугробом касаясь кружевными краями седых волос Зорбы, начало быстро темнеть, потрескивание заменилось глухими перекатами.

Колдунья громко втянула в себя воздух… резко выдохнула… резко вскинула руки вверх….

Колдовство началось…

 

Когда облако рассеялось, Зорба стояла всё также у сугроба.

Но три снежка!

Они светились!

Самый маленький, которому Зорба доверяла богатства Клары, светился ярче всех: он горел, разбрасывал искры, подпрыгивал на месте.

Камешков-бриллиантиков рядом с ним не было.

 

Свет внутри снежков начал постепенно угасать и потух совсем - снежки стали прежними снежками. Туча ушла, будто её и не бывало. Только Зорба казалась очень уставшей. Её серебристая пушистая коса растрепалась больше обычного, а сложенные на груди руки подрагивали. Колдунья тяжело опустилась на снег, разложила снежки по их прежним лункам, немного посидела и снова пошла к Главной Городской Ёлке.

– Прощай, дорогая Елечка. Грустно что-то мне, и история какая-то грустная получается, и тебя мне жаль – нелегко тебе придется.

Главная Городская Ёлка понимающе улыбнулась и согласно кивнула макушкой:

-Так, значит так. Но в конце-то ведь всё равно радость будет? Будет радость, Зорба?

Зорба вдруг весело улыбнулась, раскинула руки и, подняв голову к небу, воскликнула:

- Вот такая радость будет! И любовь будет! Вот такая любовь будет! – И колдунья ещё шире раскинула руки...

 

Через минуту Зорба была уже далеко. Она шла быстро, не оглядываясь...

 

3. Встреча Снежаков

 

Колдунья ещё не успела скрыться из виду, как возле большого сугроба, где несколько минут назад совершилось колдовство, что-то заворочалось, сказало: «О-хо-хо-нюшки», - и шумно начало карабкаться вверх. Это был аккуратненький снежный человечек. Сразу же вслед за ним вверх стали карабкаться ещё два, но побольше и не такие ладненькие.

Три бывших снежка взобрались на верхушку сугроба и замерли, разглядывая друг друга. Самый маленький был ростом не больше полуметра, а самый большой дотягивал сантиметров до восьмидесяти.

- Какая радость! – ахнул самый маленький и аккуратненький. – Поздравляю вас, - он протянул тоненькую ручку самому толстому и высокому.

-Поздравляйте, поздравляйте, - радостно согласился Большой. – И я вас с удовольствием–ем. И тоже!

- А мне не понятно, с чем это вы друг друга поздравляете? – Это вступил в разговор третий снежок, похожий на огурец. Он демонстративно заложил руки за спину, явно не желая участвовать ни в каких поздравлениях.

- Я сейчас всё вам объясню - зазвенел голосочком Маленький. – Я, как только проснулся, так сразу же и обнаружил радость – радостно всё!

Похожий-На-Огурец выставил вперед короткую ножку и, всё ещё пряча руки за спиной, буркнул:

- Что здесь радостного-то?

- Вы не видите радости? – ахнул Маленький. – Вот же она! - И он прозрачным пальчиком ткнул себя в лоб. - Голова у нас есть! Три головы есть у нас! Значит, мы сможем задумываться! Мы теперь не просто снег. Мы теперь… теперь мы, - маленький закрыл глазки, на мгновение замолчал и торжественно выдохнул, - мы теперь «Снежаки»!.

- Мне нравится! – Большой подкатился к Маленькому и потряс ему руку. – «Снежаки» – это здорово-о-во.

Большой, как-то протяжно заикался. А может быть, это он так по-особому разговаривал.

Маленький продолжал:

- Как ни странно, но у нас всё, как у людей.

Есть глазки! Значит, мы сможем разглядывать!

Есть ушки! Значит, мы сможем прислушиваться!

Есть ротик! Значит, сможем петь и говорить!

- И ещё живот есть - удовлетворённо пропел Большой. - Значит можно кушать- ушать- шать; хлопать –лопать - пать. - И он глухо захлопал себя по круглому животу.

Маленький мячиком подпрыгнул к Похожему-На-Огурец.

– Ну, радуйтесь же, радуйтесь! Ручки есть! Ножки есть! Ножками будем прыгать! Ручками будем трогать!

Маленький тут же потрогал остренький, задиристо торчащий в разные стороны, чубчик Похожего-На-Огурец. У Маленького такого красивого игольчатого чубчика не было. У него были серпантиновые кудряшки голубоватого цвета, а на конце каждой кудряшки дождевой капелькой качалась льдинка.

- А ещё мы можем вот так! - Маленький быстро затопал на месте, выставляя вперёд, то правую, то левую ножку. – И вот так мы можем! - он подскочил к Большому и похлопал его по бокам. - И вот так можем! О-хо-хо-нюшки! - звонко крикнул он и высоко подскочил вверх. – Ну что? Радостно?

- Очень-нинь радостно! - глухим баском захихикал Большой. - Веселиться можно! Я очень-нинь веселье люблю - добавил он мечтательно. – Весёлое веселье и гром-гром-гром-кое, – и он засмеялся, пожимая круглыми плечами и кому-то подмигивая.

Похожий-На-Огурец отодвинул Большого и выкатился на середину.

- А вы не боитесь растаять?! А может быть вам и таять «оче-оче-нинь-нинь-нинь?» - передразнил он Большого. - И какая может быть радость, когда скоро утро?! А утром эти противные девчонки! Эти противные мальчишки! Они меня лепили. Они мною кидались. Ненавижу, когда мною не дорожат, не берегут! Пренебрегают! Когда по мне ходят! Но даже и не это главное! Главное – весна! Снег весной тает! А мы теперь уже и не совсем снег - мы говорящие, ходящие, смотрящие. Я не хочу, как этот безголовый снег таять. Не хочу! И точка! Представьте себе, такая красота - он восхищенно оглядел себя со всех сторон - нет, такая красотища, и растает?!

- Такая красотища растает? – жалобным басом ахнул Большой, оглядев с ног до головы Огурца.

- О-хо-хо-нюшки? – удивлённо пискнул Маленький, - вы растаете?

Похожий-На-Огурец подкатился к Маленькому, смерил его взглядом:

- А ты растаешь самым первым! Ты – маленький!

Потом Похожий-На-Огурец повернулся в сторону города и, как заправский боксёр, стал колотить воздух перед собой. - Вот вам, вот вам! Весна им нипочём... Ох, отомщу!

- А нам весна почём, – охнул Маленький и взял Большого за круглые пальчики. Они понуро стояли рядом.

Огурец наконец успокоился и задумался. Большой и Маленький молчали тоже.

Молчание прервал Большой, он сказал:

- Переживания не по мне-помне. Я переживать не буду-буду. Я весёлый. До весны ещё времени много, и утро еще не наступило. Время есть - буду радоваться! И веселиться тоже буду-ду-ду-ду! Много! Пока есть голова, пока есть ноги, руки – буду громко шалить и весело веселиться-литься.

Похожий-На-Огурец поднял вверх руку.

- Никакого веселья! Точка. Мы покатим в лес. Там безопасно. Точка.

- Нет, не покатим, - тут же весело отозвался Большой. – Там скучно-кучно.

- Нет, покатим! А то отомщу! - грозно повторил Огурец. – Здесь нас могут растоптать или расковырять от удивления.

Маленький подпрыгнул к Огурцу и пропел, тряхнув кудряшками:

 

- Да, да! Конечно!

Мы удивительно-необычные!

Да, да! Конечно!

Мы для всех непривычные!

 

Огурец, даже не удостоив Маленького взглядом, начал излагать свой план:

- Мы отсидимся в лесу день, а ночью сюда. Надо им за всё отомстить! - Он опять повернулся в сторону города и потряс кулачком. - И за то, что попираете нас ногами, и за то, что лепите нас руками, жуёте нас ротами, и топчите, топчите, топчите! За всё теперь будет суровая месть!

Его перебил Маленький:

– А я мстить не хочу. Я и вам не советую. – Он приподнялся на цыпочках и опять погладил Огурца по чубчику. Этот чубчик ему явно нравился.

Похожий-На-Огурец оттолкнул Маленького и принял бойцовскую стойку:

- Ты мне не советуешь! И не советуй никогда! Советовать буду я. Посмотрите все! – Огурец широко раскинул тонкие ручки, приглашая в свидетели всё, что было поблизости. – Сравните размерность! Насколько больше моя голова его головы! Ну что он может посоветовать мне!? Ты можешь с такой головкой только «не советовать»! А советовать – это только я могу!

Большой удивлённо пожал плечами и уточнил:

- А он же и сказал «не советую». Он советовать не стал, он стал «не советовать».

Огурец молчал, что-то в его голове запуталось.

- Я могу и не советовать, - миролюбиво согласился Маленький. - Но мстить я все равно не хочу. Я буду отдельно «немстить».

Огурец вплотную придвинулся к Маленькому, и, глядя сверху вниз, учительским голосом произнес:

- Никакой отдельности! Только вместе. Вместе родились, значит вместе мстить, вместе веселиться, вместе умирать! Точка! Или суровая месть!

- Ай, ай, о-хо-хо-нюшки! – вдруг испуганно зашептал Маленькй. - Смерть уже идет… Красная!

Все обернулись туда, куда смотрел Маленький...

 

 

По аллее, взметая вихри снега, кружась и взлетая, к ним приближалось что-то красно-чёрно-белое. Это было похоже на пламя, летящее над землей.

Огурец втянул голову в живот и кубарем покатился вниз.

- Прячься! – крикнул он. – Не паниковать! – И стал быстро закапываться в снег. - Всем лечь и ни звука. Это не весна. Весна не такая. Ложись, приказываю! Всем!

- Нет! Я не лягу, – забасил Большой. - Я покатился. Укачиваюсь-вачиваюсь-чусь –чусь…

 

Похожий-На-Огурец выставил чубчик из укрытия, как локатором уловил Большого и визгнул:

- Перестань так мерзко заикаться! А то я! Я отомщу!

- Да, - поддакнул Маленький, - и так страшно, а Вы, простите, как-то странно разговариваете. И к тому же от судьбы никуда не укатишься. Закапывайтесь. Заснежайтесь. Быстренько, быстренько, - Маленький выскочил из своего укрытия и начал засыпать Большого снегом.

 

 

 

 

 

 

4. Танцующая красавица

 

 

Тем временем красно-черно-белое вылетело на лёд к Ёлке.

И…

Снежные человечки, к великому своему удивлению, увидели в снежном круговороте красавицу.

Девушка танцевала. Кружась вокруг ёлки, она едва касалась льда. Грациозно изгибалась, делала головокружительные па. Копна рыжих длинных волос, красный сарафан фонтаны снега – кружилось всё.

И вдруг она замерла, резко оттолкнулась и взвилась высоко вверх. Волосы волной упали на макушку ёлки.

Какое-то время красавица висела в воздухе. Потом, скользя вокруг ёлки по спирали, ловко понеслась вниз. На лету, сорвала несколько нарядных шаров и, залихватски свистнув, с силой швырнула их на лёд.

 

Большой громко икнул и тихо, скорее для себя, чем для зарывшихся в снег собратьев, выдохнул:

- Всё! Знаю я её. Нам конец-онец-ец-ец. Это Злая Клара. Прощайте, братья, - и он опять громко икнул.

Бывшие снежки онемели. Злую Клару знали все. Как могли они забыть про неё – бандитствующую и в лесу, и в городе. Знать-то они её знали, но вот увидели впервые.

 

А Злая Клара уже опять кружила вокруг ёлки. Она на ходу срывала самые яркие, самые большие шары и разбрасывала их в разные стороны. Шары разлетались цветным фейерверком, покрывая осколками всё вокруг: лёд, сугробы, ёлку и саму красавицу.

- Э-эх отомщу! – весело хохотала красавица. – Я вам такой тряммрилям вокруг устрою! Научитесь в гости приглашать! Сами они веселятся, сами они пляшут! А я что? Рыжая? Веселиться не люблю? Нет, неблагодарные, люблю! Очень люблю!

 

Злая Клара выбила на льду голыми пятками чечётку, подпевая себе звонким голосом:

 

Тряммрилям, тряммрилям!

Весело вам и нам!

 

Браслеты на руках и ногах, длинные бусы, звонко повторили такт. Танцовщица оббежала ёлку, стукнула кулаком по очередному шару и опять птицей взмыла вверх.

- И как вам это? - обратилась она к ёлке. - Нас, уважаемую Злую Кларочку, никак и низачем - никакого тебе приглашеньица, никакого тебе подарочка! Они забыли, где раки зимуют! Забыли, где кузькина мать живёт!

Злая Клара опять вихрем понеслась вокруг Главной Городской Ёлки.

 

- Ой, какая грубиянка, - ахнул Маленький и начал глубже зарываться в снег.

Красавица меж тем огляделась вокруг, довольно потёрла руки. И вдруг во всё мощь своих лёгких, не боясь, что её могут услышать, завопила:

- Трямм-ри-лям по вашим шарам!

Она подбросила один шар вверх, а вторым сбила его как снарядом:

- Ой, да ай, да лям-ри-трямм!

Потом она опять выбила чечётку и тряхнула ёлку так, что оставшиеся шары посыпались с неё, как перезревшие яблоки.

– Вот вам и раки, вот вам и кузьки - всё вместе в одном припевчике. Трямм-ри-лям! Лям-ри-трямм!

 

Маленький не отрывал глаз от красавицы:

- Ой, как ругается! - шептал он. Ой, какая красивая! Ой, охо-хо-нюшки!

 

Наконец красавица остановилась. Она внимательно оглядела ёлку. Сорвала последний шар. Поиграла им,

 

 

перекатывая с руки на руку и прицелившись, запустила его как раз в тот сугроб, в котором укрылись Снежаки.

Шар коснулся верхушки сугроба и, не разбившись, покатился вниз.

- Как бы не так! Вздумал не разбиваться! Никакие хитрилки со мной не пройдут! Я вас всех насквозь и поперёк! Ох, отомщу!- хихикнула девушка и шагнула в сторону сугроба…

 

 

Но, наверное, надо рассказать, кто же такая Злая Клара, и почему она так необычно себя ведёт.

 

 

5. История Злой Клары

 

 

Давным-давно Злую Клару звали просто Клара.

Жила девочка Клара с бабушкой, в доме с алым и голубым фонарями. Мамы и папы у Клары не было. Они погибли – девочке тогда было года четыре, не больше. В ту весну многие горожане погибли. Это был год «сильных лавин» - с гор шли одна лавина за другой – и все на Город Ангелов, что между Синей и Фиолетовой реками. А ангелы, они ведь, не люди, к борьбе за выживание не приспособлены, поэтому на выручку к ним ушли люди.

Но «история снежных лавин» - это уже отдельная история...

 

Многие фонари в том году в Городе Пёстрых Фонарей потухли, а какие-то потускнели надолго.

 

Клара подросла, и стала она красавицей. А как Клара танцевала! Наверное, нет таких слов, которыми можно было бы рассказать о её танце – это было волшебство! Её танцы очаровывали и завораживали, заставляли плакать и смеяться.

 

И в скором времени Клара стала гордостью горожан и их славой. И это наполняло сердце девочки радостью… и тревогой. Радостью – оттого, что она, Клара, может вызывать на лицах взрослых людей и слёзы и смех. А тревогой – оттого, что, конечно же, где–то, кто-то тоже умеет так танцевать, а хотелось бы, чтобы никто, никогда и нигде так не умел. Боялась она сравнений, соревнований. Ужас, как боялась. Ни с кем, правда, своими страхами не делилась. Но об этом думала часто. Уходила на своё излюбленное местечко, на берегу Голубой реки, на большой гладкий камень – там она могла просиживать ночи напролёт – «я сочиняю здесь свои танцы» - объясняла она. Там же и танцевала, там же отрабатывала то или иное движение. Там же думала и там же много и горько переживала.

Все в городе знали об этом её местечке, но не знали горожане какие тревоги и страхи рождаются иногда в голове этой талантливой и красивой девочки.

Когда Клара стала Злой Кларой, на этот камень она ходить перестала. Местечко это сначала заросло дикими мальвами, а потом и вовсе затянулось непроходимыми колючками.

 

Горожане даже и не догадывались о Клариных переживаниях и однажды решили они устроить танцевальный турнир. Пусть все поймут и увидят, какая у них есть Клара, пусть попробуют сравниться с ней красотой и талантом – думали они.

И горожане разослали приглашения во все города, которые знали.

 

 

Сколько тогда приехало гостей! Это были танцоры и просто ценители искусства, болельщики и их родственники, друзья болельщиков и друзья танцоров. Многие говорили на непонятном для Клары языке. И все были очень красивые и очень веселые.

«Буду первой! – решила Клара, - горожане должны гордиться своей Кларой не переставая».

 

 

 

С этого всё и началось. Тогда и пошла Клара к колдунье Зорбе на Жёлтую реку через густой и мшистый лес.

 

«Я хочу танцевать лучше всех! Я хочу победить в этом турнире! Я хочу быть «легче пушинки и стремительнее молнии». Это моё желание. Исполни его, пожалуйста». – Сказала она Зорбе.

«У тебя для этого всё есть: ты молода, красива, ты горишь желанием победить, ты талантлива и усердна – этого достаточно. Трудись – и, вполне возможно, победа будет твоей», - ответила ей Зорба.

«Нет, нет, нет, никаких «вполне возможно», - жарко зашептала Клара. - Только победа и только «легче пушинки и стремительнее молнии»! Хочу танцевать в воздухе! Я хочу быть не сравнимой ни с кем! Ну, зачем меня с кем-то сравнивать? Я не хочу, чтобы меня сравнивали! Это неправильно. А если уж они захотели сравнить – я хочу быть несравнимой! Понимаешь меня, Зорба? – «легче пушинки и стремительнее молнии»! Чтобы в воздухе! В небе! И что б никто, никогда и нигде… Я всё, всё продумала. Колдуй скорее. Я и так страхов натерпелась, пока к тебе дошла. Зачем ты так далеко от Города в лес забралась?»

Зорба засмеялась.

«Да, чтобы, такие как ты, пока шли, в дороге всё взвесили».

«Всё я взвесила. Колдуй».

Исполнительница желаний почему-то не торопилась.

Клара начинала терять терпение.

Зорба не обращала на это внимания. Она смотрела поверх Клариной головы, взглядом, от которого у Клары холодок бегал по лопаткам. Наконец Зорба перевела взгляд на девушку:

«Пойдём-ка поговорим, – предложила она, - посидим-поразмышляем. У меня чаёк, ватрушечки-плюшечки свеженькие»…

Зорба уговаривала Клару долго. Но девочка была непреклонна. А настаивать на своём или отказываться от колдовства Зорба не имела права. Такое правило.

«Не понимаешь, ты на что идёшь, - вздохнула колдунья. Мала ты ещё. На каждое сверхъестественное желание своё условие имеется-существует. Иногда тяжёлое, жёсткое условие – плата такая у сверхъестественного Хочешь в небе свои танцы танцевать, хочешь, чтобы «легче пушинки, стремительнее молнии», а цена-то этому, охо-хо какая!»

 

«Любая! Хоть вот такая!» – Клара взмахнула руками нправо-налево.

 

«Хорошо. Слушай цену. Слушай внимательно.

Чтобы «легче пушинки» стать, надо сердечко твоё тоже легче пушинки сделать – невесомым. А оно ведь любовью наполнено…

Его обездолить-опустошить надо. Понимаешь? Как оно, сердце твое легким да вёртким станет, так и ты станешь «легче пушинки». А чтоб «стремительнее молнии» - должно сердечко стать огнистым да острым. Как молния… Обжигать начнёт…

Не боишься? Ты понимаешь, деточка, чуткость и нежность уйдут, а гнев гремящий и обида огненная придут!

 

Клара дёрнула плечиком и отвернулась от Зорбы:

«Оно-то, то, что тяжёлое, всё для меня и лишнее. И любовь мне не нужна. Знаю я, какие с ней хлопоты! Насмотрелась! А вот огнистость – это здорово! - Девочка вдруг всхлипнула».

 

Зорба обрадовалась:

«Вот видишь, пустой-то страшно-боязно оставаться».

Колдунья хотела обнять девочку, но Клара вдруг резко отскочила и закричала прямо ей в лицо:

«Не уговаривай! Правила нарушаешь! Считаю до трёх! Колду-у-у-уй!

 

 

 

Но на Клару Зорба не рассердилась. Она рассердилась на горожан. Им потом она сказала так: «Ишь, навыдумывали - соревнования, турниры они устраивают! Соблазн это и ничего более. Разве ж можно таланты сравнивать! Сколько людей, столько и талантов»…

 

Было ещё одно условие у этого колдовства. Странное условие.

 

«Когда душа твоя любовь потеряет, а дух огнистость приобретет – тогда «не заплакать тебе, не умереть»! Запомни: «не заплакать, не умереть».

Так сказала Зорба, но Клара тогда на слова эти почти не обратила внимания.

 

Во время колдовства Клара не боялась – хоть и молнии сверкали, и туча тяжестью к земле давила. Клара цепко держала колдунью за юбку и считала до тысячи – так Зорба сказала.

 

После колдовства Зорба показала Кларе голубые прозрачные камешки, похожие на дождевые капельки.

«Это – всё равно, что душа твоя. Все чувства твои в дождиночках-слезиночках этих. В таком исполнении и сохраняться-сберегаться будут. Потом, когда время придёт, когда захочешь, я всё тебе верну, а пока пусть отдыхают, а ты, ничего уж не поделаешь, ты - летай».

 

 

Всех покорила Клара тогда необыкновенным своим танцем. Многие поэты потом ещё долго сочиняли о ней стихи, и даже поэмы.

И никто сначала не обратил внимания на то, что с Клариным фонарём стали происходить странные изменения - прежде он горел весёлым искристым костерком, а теперь, вроде и ярче стал, но свет, как будто замерз, остекленел. Потом уже, гораздо позже, все это стали подмечать - а что да почему понять не могли. Знали, что Клара к Зорбе ходила, но, что произошло у Зорбы, не знал никто. Да и не стремился узнать - у каждого есть право на тайну, а тайна, если будет необходимость, сама по себе откроется.

 

 

Уже много дней минуло с того памятного турнира. Клара безмятежно танцевала свои танцы и беззаботно веселилась с друзьями и подругами. И вот, как-то в городе появилась Зорба. В её руках был свёрток, красиво перевязанный жёлтой лентой.

«Возьми, - сказала она Кларе, - это твоё».

«А что там?» – насторожилась девушка.

«Там то - ответила Зорба - чем заплатила ты за свою славу и успех, за свою несравненность. Там то, что притягивает к земле, к людям. Помнишь? Чуткость, сострадание, нежность, тревога, тоска, грусть. Любовь».

Громко расхохоталась Клара:

«Выдумала! Чтобы я променяла несравненность на этот узелок! Я умна, я легка, я очистила своё сердце от всех этих глупостей. У меня теперь, в сердце моём разлюбезном «весёлый тряммрилям», а не «о-хо-хонюшки» всякие глупые! Ну, надо же, предложить такую сделку – возьми, говорит, всю эту тяжесть назад! Зорбочка, а в себе ли ты? Может быть ты больна, или, может быть, ты считаешь, что больна я? – Клара громко расхохоталась. – Оставь этот узел себе или выброси. Это мне никогда не понадобится».

И Клара, весело насвистывая, быстро побежала к Красной реке, ни разу не оглянувшись.

Это был последний разговор Клары и Зорбы. Клара начала обходить Зорбу десятой дорогой, а если и приходилось встречаться, стрелой проносилась мимо.

 

 

Шли дни за днями - складывались месяцы и годы. Всё удивительнее и неповторимее становились Кларины танцы. Клара теперь уже сама требовала турниров и смотров, соревнований и празднеств. И даже сама их устраивала.

 

 

Но шли годы...

Клара изменилась очень. Её давно уже не радовали турниры. «С кем соревноваться?» – капризно тянула она, когда приходило какое-нибудь приглашение. - Всё решено раз и навсегда. Ну, кто ещё может так?»

И красавица в очередной раз изумляла горожан каким-нибудь новым танцевальным коленцем.

Горожане не спорили с Кларой. Они вскорости узнали, что произошло с душой девочки – сова Шура всё поведала: два дня в городском парке на скамеечке плакала; два дня подробности горожанам рассказывала. Догадывалась сова, чуяла, что лихо ей придётся после этих Клариных превращений.

А горожане с тревогой смотрели на мерцающий холодным алым светом Кларин фонарь и ждали обещанного Зорбой дня - когда Клара сама откажется от желания быть «легче пушинки и стремительнее молнии», и даже захочет «заплакать и умереть».

 

 

Итак, шли годы...

Всё искуснее и искуснее становились Кларины танцы. А Клара – Клара всё красивела и красивела, веселела и веселела.

Сверстники её взрослели, обзаводились семьями. У многих уже взрослые дети были, а у кого и внуки. А Клара не взрослела – юной оставалась, девчонкой молоденькой. Не любила никого. Всё у неё вызывало насмешки да издёвки. Потешаться любила над горожанами очень. И со временем сделалось это главным её развлечением – насмешничать: зло, обидно, никогда не раскаиваясь и не жалея никого.

И как-то незаметно стали называть её уже не Кларой, а Злой Кларой.

 

Постепенно отношения между Злой Кларой и горожанами переросли в длительную незатухающую войну. Клара эти отношения называла «моя справедливая месть». За что она мстит, Злая Клара объясняла всегда и подробно, и чаще всего, письменно. Причину ей удавалось найти без труда…

 

И вот наступил день, когда Злая Клара совсем ушла из города:

«Вас видеть не могу! Глаза от вас щиплет! – кричала она, уходя. – Добренькие? Справедливенькие? Да вы смешные! Толстые и глупые!»

Говорят, она напоследок даже запустила камнем в свой фонарь, но промахнулась.

 

Поселилась она в бывшем доме лесника на берегу Голубой реки. Ворон Фрика Э-э-э-эй заранее предупредил горожан, что Клара скоро покинет родные пенаты и, скорее всего, уйдёт жить на Голубую реку, подальше от Города Пёстрых Фонарей. И, скорее всего, это будет прежний дом лесника. Ворон много знал наперёд. Он, ведь, если помните, был хороший аналитик и логик – таким его Фрик сделал.

Горожане Э-э-э-эю, конечно же, поверили, и дом лесника предусмотрительно отремонтировали и даже украсили. Привезли туда новую мебель, два больших зеркала, чтобы Клара могла репетировать свои танцы. Принесли красивую посуду, украшения разные, наряды – знали, что Клара любит яркие драгоценные камешки и красного цвета сарафаны да юбки. Вставили цветные мозаичные окна, а рисунок на окнах сделали под стать морозным узорам – красиво получилось. Пол покрыли новыми блестящими половицами – всё было очень нарядно и добротно.

Как только дом был приготовлен, Клара сразу же туда и перебралась, будто только этого и ждала.

 

 

Первое время Клара в Городе вообще не появлялась – в лесу веселилась. Вскоре наведываться всё-таки стала. Скучновато было одной в лесу. Но приходила, или чтобы за что-то отомстить, или показать свой новый танец. А танцевала она по-прежнему восхитительно. Танцевала она теперь на обрывистом берегу Голубой реки у города. И этот берег, как-то сам собою стал называться «Клариным берегом» – сначала был «Кларин камень», а теперь появился «Кларин берег». Такая вот метаморфоза произошла.

 

А ещё и такие перемены произошли с девочкой. Видимо, из-за холодного своего сердца, она и сама стала холодной: не боялась ни метелей, ни морозов - всю зиму бегала босиком, в одном лёгоньком сарафанчике красного цвета, обязательно красного – другие цвета почему-то не признавала. Даже браслеты на руках и на ногах из красных бусин собрала.

Лето она совсем перестала любить. А вот зиму! Зимой веселилась от души. Вытворяла мелкие и крупные пакости. Летом же спала: устроится где-нибудь в потаённой ложбинке, приладит себе гамак между деревьями и спит целыми днями напролёт. Летом горожанам поспокойнее жилось. А зимой сущее наказание начиналось: то мстит, то веселится, то мстит, то веселиться – и так всю зиму.

 

 

Этой новогодней ночью, когда Снежаки впервые увидели красавицу, она как раз и пришла в город для «справедливой мести» – мстила за непочтение к своей особе. И как всегда причину «справедливой мести» она сообщила. При входе в парк висел плакат. На плакате крупными буквами, украшенными вензелёчками, было написано:

 

«Вы проявили черствую нечуткость. Неуважение к таланту недопустимо! Да здравствует моя справедливая месть!»

 

 

6. Знакомство

 

 

Итак, Злой Кларе осталось разбить последний новогодний шар. Она легко перепрыгнула сугроб, подняла уцелевший шар и начала разглядывать себя в нём, как в зеркале. Клара строила рожицы и громко хохотала. Насмеявшись до слёз, она легонько подкинула шар вверх и, изогнувшись, изо всей силы налету ударила по нему голой пяткой – цветной дождь посыпался прямо на оцепеневших от страха Снежаков.

Злая Клара оглядела свою работу, удовлетворённо хмыкнула – весь лёд сверкал битыми осколками.

- Ох, пометёте, ох, повздыхаете! А всё потому, что никто меня не любит. Никто. Нечуткие и невоспитанные.

Клара кокетливо и грациозно потянулась и с размаху шлёпнулась в сугроб - в тот сугроб, в котором застыли снежные человечки.

 

Злая Клара лежала на снегу, улыбалась, и была она такая необыкновенная, такая красивая, что Маленький не выдержал и лизнул ей щёку, потому что Кларина щека была прямо перед его глазами.

- Ах - прошептал он в испуге от содеянного и закрыл глаза.

- Ой! - вскрикнула Злая Клара от неожиданности и села. - Кто здесь?

- Никто-никто-нини-икто - вдруг громко из своей лунки начал заикаться Большой. - Здесь-пу-зде-сто, зды-пусто, пустя-здесь.

- Какой такой «пустя»? – сузив глаза, медленно пропела красавица, обводя взглядом сверкающий от разбитых игрушек и городских фонарей снег.

- Он говорит: «здесь пусто», - объяснил Маленький и почему-то тоже икнул.

- Повторяю: кто здесь икает? Не ответите – будет оч-ч-чень плохо! Будет моя справедливая месть.

- Значит, она нас будет растаптывать, - прошипел Похожий-На-Огурец.

Снежные человечки дружно всхлипнули… Но молчали.

- Считаю до трёх - медленно проговорила Злая Клара. - И всё! И сразу же начну мою справедливую месть. Р-р-раз! Дв-в-ва…

- Здесь мы, - как по команде крикнули все трое и быстро выкатились вперёд.

Клара от неожиданности вскочила на ноги и отпрыгнула в сторону.

- Это кто? Вы живые? Новая порода?

 

Так произошла эта судьбоносная встреча.

 

Потом Снежаки, перебивая друг друга, стали рассказывать свою не такую уж и длинную историю. Про Зорбу они совсем не помнили, помнили только, что кто-то их слепил, потом их кто-то бросил, кто-то подобрал, они немного поспали и вот проснулись, и увидели такое! Они даже рассказали, как испугались её, прекрасную Злую Клару. Потом Маленький рассказал, как он чуть не растаял от необыкновенной Злоклариной красоты, и даже не выдержал и попробовал её на вкус. А она!

 

Она мерцала снежным светом!

Она в снега была одета!

Она снежилась ароматом!

И мягкою была, как вата!

 

Такой песенкой закончил свой рассказ Маленький. Он почему-то внезапно стал поэтом…

Злая Клара совершенно не удивилась, что маленький снежачок вдруг запел. В Городе Пёстрых Фонарей многие так говорили, вернее пели. Говорят-говорят и вдруг что-нибудь пропоют. И это было очень удобно – коротко, понятно и красиво.

 

Злая Клара была в восторге.

- Вы мне нравитесь. Все без исключения. Мстить вам не буду, хотя вы меня и напугали. Прощаю. Давайте знакомиться. Меня зовут Злая Клара. Я танцую. Я танцую несравненно. Позже всё вам покажу. А как вас зовут?

- Никак нас не зовут. Безымённые мы, - буркнул Похожий-На-Огурец.

- И безымённые мы и безфа-фа-мильные, - радостно уточнил Большой.

Злая Клара повернулась к Маленькому. Маленький молчал и безмятежно улыбался. Он во все глаза глядел на красавицу и, казалось, даже не слышал о чём идёт разговор.

- А ты что молчишь, малыш?

- Да он такой же, как и мы. - Похожий-На-Огурец пренебрежительно махнул ручкой. - Но он ещё и маленький, у него ещё и голоса почти нет.

Злая Клара внимательно посмотрела на Маленького и зачем-то сказала:

- Никто меня не любит. Никто.

Она вдруг почувствовала, что в сердце её что-то булькнуло, и коленки сами собой начали подгибаться. Девушка села на снег.

– Значит так, – сказала Злая Клара, немного помолчав. - Я всё придумала. Фамилия ваша будет…

- Мы Снежаки, - тихонько вставил Маленький.

- Это что ваша фамилия? Одна на всех?

- Мы не знаем что это, но знаем, что на всех, - улыбнулся Маленький.

Девушка задумалась, но не надолго.

– Конечно же, это фамилия, - решительно сказала она.- Если одна на всех, то фамилия. Сне-жа-ки, - пропела она по слогам. – Звучит?

- Звучит, звучит! – радостно отозвалась троица.

- А теперь имена.

Злая Клара задумалась и начала накручивать на палец бусы.

Снежаки замерли.

- Всё! Придумала! – красавица захлопала в ладоши. – У меня есть один такой весёлый припевчик. Вот, слушайте, - и она пропела, легонько отбивая такт пальцами на голове Похожего-На-Огурец:

 

- Трямм-ри-лям, трямм-ри-лям,

Ой да, ай да, лям-ри-трямм.

 

Ну, как?

- Вы очень хорошо поёте, - опять улыбнулся Маленький, слегка недоумевая, причём здесь припевчик.

- Это, само собой разумеется. - Злая Клара капризно пожала плечами. - Не в этом дело. Дело в ваших именах. Ты, - Клара ткнула пальцем в сторону самого большого Снежака, - ты – самый большой, и имя у тебя будет самое длинное – Трямм! Ты будешь Лям, - сказала она Похожему-На-Огурец. Потом наклонилась к самому маленькому. – Ну, а ты - малюсенький, и имя твоё будет малюсеньким. Ты будешь Ри. Согласны?

- Ура! – хором крикнули, теперь уже имённые и фамильные, снежаки.

- Я теперь Трямм, - громким басом запел Большой. – Трям-трям-чик я, Трямму-му-муленька!

- Я тоже, я тоже, я сильный, умный Лям! – фальцетом присоединился к нему Похожий-На-Огурец.

Они стали кружиться вокруг Злой Клары, высоко подскакивали и с размаху плюхались в снег.

Маленький Ри подпрыгивал выше всех и выкрикивал:

- Именительница! Избавительница!

Красавительница! Восхитительница!

И все подхватывали:

- Трямм-ри-лям, трямм-ри-лям, ой да, ай да, лям-ри трямм!

Злая Клара тоже пустилась в пляс, по-мальчишески подсвистывая.

 

Так веселились они довольно долго. Наконец, именительница Снежаков крикнула:

- Кончай веселье! Пора смываться! – девушка глянула в сторону Города, погрозила ему кулаком. - Ух, я вам теперь покажу, где раки зимуют! Мы все вам теперь будем показывать! Все вместе!

Снежаки на мгновение замерли. Они вдруг поняли - судьба у них теперь одна на всех, как говорил Лям: «вместе мстить, вместе веселиться, вместе умирать». И их новая жизнь крепко накрепко будет связана с жизнью этой сумасбродной красавицы.

Злая Клара тоже стояла молча и думала о том же - о внезапной перемене в её жизни. Она впервые очень внимательно и даже с опаской разглядывала Снежаков: стоят, молчат, откуда взялись, зачем… глаза человечьи, но из снега. Интересно, а кровь у них есть? А сердце?

Но думать об этом времени уже не было – в Городе вот-вот начнётся переполох – шаров-то на Главной Городской Ёлке ни одного.

Злая Клара вдруг наклонилась и быстро поцеловала каждого Снежака в блестящий лоб.

– Вы мои теперь родные и единственные. Вы мне теперь закадычные. Я вам имена дала. Никто вам так много добра не сделал, а я сделала.

Снежаки стояли, низко опустив головы. На ответную нежность отважился только маленький Ри. Он подпрыгнул вверх и тоже чмокнул красавицу в лоб. Потом сложил ручки на груди и торжественно пропел:

 

Наши имена, как звёзды,

вдруг зажглись над головой.

Всё что было, как не было.

Я теперь совсем другой.

Вместе все! Всё пополам!

Трямм, Ри, Лям

И Лям, Ри, Трямм.

 

Клара захлопала в ладоши, но тут же приложила палец к губам.

- Тихо, не шумим, смываться надо. Делай как я! – Красавица быстро-быстро закружилась на одном месте, на руках и ногах зазвенели пёстрые браслеты. Поднялся снежный вихрь. Тряммрилямы впрыгнули в этот снеговорот, вихрь оторвался от земли, взвился выше деревьев и понёсся в сторону Голубой реки. Туда, где жила Злая Клара.

 

И на Голубой реке началась новая развесёлая жизнь….

 

 

7. На Голубой реке

 

 

Уже на следующий день Клара смастерила Снежакам кафтаны и шортики. На шею Ри она надела ещё и красивую синюю бабочку, которую украсила своей любимой брошью. И вся компания стала выглядеть очень живописно.

Но самое главное со Снежаами стали происходить удивляющие всех и одновременно радующие изменения - Снежаки становились самыми настоящими человечками. Правда маленькими, правда очень бледненькими, почти синеватыми, иногда с них опадали крупинки снега, но всё равно они становились человечками. Похожего на огурец Ляма и большого Трямма нельзя было назвать красавцами. А вот Ри был очень симпатичным – голубые задумчивые глаза, локоны цвета вечерних льдинок, и весь он был такой аккуратненький, такой изящный и весёлый, что Злая Клара частенько им даже любовалась.

 

Совсем скоро Снежаки где-то раздобыли барабан и микрофоны и стали называть себя «Тряммрилям и К». Злая Клара так предложила.

И началось…

 

Днём «Тряммрилям и К» носились по лесу с диким гиканьем, пугая птиц и зверюшек, а вот вечером! Вечером на Кларином берегу начинался концерт.

 

Колотя в барабан, подсвистывая и улюлюкая в микрофоны, компания вылетала на Кларин берег. Они делали «круг почёта», приветственно помахивая противоположному берегу руками. Потом чинно устанавливали барабан и микрофоны и начинали петь. Ри к каждому концерту сочинял новую песню.

Тряммрилямы пели одну-две песни, дружно кланялись и дружно сами себе хлопали.

Потом наступала очередь Злой Клары.

Клара, не спеша, как бы нехотя, поднимается, поправляет браслеты на руках и на ногах, потягивается, изгибается, как дикая кошка, замирает на несколько секунд, глядя куда-то в никуда, и вдруг стремительно подбегает к самому краю крутого берега.

Танец начинается.

Сначала танцовщица раскачивается из стороны в сторону, как раскачиваются гибкие водоросли в тихой воде. И вот она уже кружится и кружится, кружится и кружится. Длинные волосы взлетают за спиной тёмно рыжим крылом, и плясунья становится похожа на диковинную птицу, которая вот-вот оторвётся от земли и взовьётся в небо. И она действительно взлетает над землёй…

Зрителей на противоположном берегу собиралось много. Ведь Кларины танцы были действительно хороши. И со Снежаками многие хотели познакомиться. Их портреты Злая Клара расклеила по всему Городу, сообщая полное имя каждого Снежака, а внизу приписочка:

 

«Надо любить и жаловать! Иначе….»

 

И, наверное, горожане и дальше бы ходили на выступления «Тряммрилямов и К», если бы Злая Клара не засыпала песком городской каток.

Снежакам она объяснила всё так:

«Бегу, в руках мороженое, а он с коньками идёт! - Кто идёт с коньками, Злая Клара не объяснила. – Надо на наш концерт спешить, а он спешит на каток! Мороженое из-за него пришлось выбросить и за песком бежать. Целую телегу песочку прикатила! Ох, и устроила я им каток! И каток и раков, и кузьку, и насквозь и поперек! И всё! До весны не расчистят!»

Потом, уже позже, выяснилось, что Злая Клара не только каток песком засыпала, она ещё и за шиворот этому мальчишке, который с коньками шёл, песку нашвыряла. Ох, и визгу на катке, говорят, было!

В итоге, вечером зрителей на берегу почти не было.

Но Клара непочтения к своей персоне не прощала. За «неуважение к таланту» Злая Клара мстила. И это были самые изощрённые её мщения, самые злопакостные. Вот и сейчас Злая Клара сощурила глаза и пропела:

- Ну что ж, не хотите по-хорошему любить искусство, будете по-плохому! Месть! Моя справедливая месть! – крикнула она пустынному берегу, повернулась к Снежакам и зашипела как змея:

- Сегодня ночью всеобщая месть! Мстить будем все! И для всех! Всему Городу месть! Всеобщая!

 

Это была их первая общая месть после знакомства.

 

 

8. Месть

 

Глубокой ночью компания пробралась на только что открывшуюся выставку портретов. Портреты были большие и маленькие, написанные маслом и акварелью, и просто карандашом.

Мстители достали захваченную с собой банку чёрной краски и приступили к мести. Кому-то подрисовывали усы, кому-то рот дотягивали до ушей, а уши делали длинными и лохматыми. Подрисовывали косички и кудри, канапушки и бородавки, чёрные пиратские повязки, очки и рожки.

На самом видном месте Злая Клара повесила плакат заготовленный заранее.

 

 

«Моя справедливая месть! Сегодня мы с удовольствием посетили вашу выставку. Значит и вы наши концерты посещайте с удовольствием! Иначе........»

 

 

Сначала вместо «ИНАЧЕ» Злая Клара написала так: «ИНАЧЕ И КУЗЬКИНА МАТЬ, И ГДЕ РАКИ ЗИМУЮТ». Но такая концовка очень уж не нравилась Ри. Ри сказал: «Это совершенно не поэтично. В мстительности тоже должна быть поэзия.

«Ты очень красиво говоришь,- согласилась Злая Клара, - но надо, чтобы они боялись. А я как скажу: «Что кузькину мать показать!» или «забыли где раки зимуют!» Ты бы видел, какая реакция! Страх и трепет! Сплошное уважение!».

Но концовку записки она всё-таки переделала.

 

Злая Клара, напевая, носилась от портрета к портрету:

- Вот так мы вам! Не хотите смотреть на мои танцы – будете смотреть на мои картины! А то ишь, катки им, горки им подавай! А экстро-авангард не хотите? А натюрморт с тряммрилямчиком!

К утру никого на портретах узнать уже было невозможно. Особенно расстарался Лям. Напоследок он предложил ещё одну идею:

- А давайте у порога ещё и клеем намажем! Пусть они скользкими и липкими станут! И пусть своими липучими ногами топают, топают, пачкают, пачкают! И пусть самые неповоротливые прилипнут!

Злой Кларе эта идея не очень понравилась, но Лям стал уговаривать, расписывая, как смешно будут качаться из стороны в сторону прилипшие горожане. Он даже знал, где можно клей достать. В конце концов, Злая Клара опять уговорилась, и Лям стремглав покатился за клеем.

 

Вернулся он быстро. Быстро размазал весь клей толстым слоем.

Но...

На пороге Лям вдруг поскользнулся и рухнул в самую середину клеевой лужи.

Сам отлепиться он не мог, клей почему-то очень быстро схватывался, гораздо быстрее, чем предполагал Лям.

Пока его вытаскивали, прилип Ри.

Как он прилип, никто даже не заметил – все отрывали от пола Ляма. Ри тоже отрывал. И чтобы сохранить осыпающийся с боков Ляма снег, Ри встал на коленки. Коленки прилипли сразу же и намертво. Потом прилипли и руки…

 

Начинало светать, кое-где появился в окнах свет.

- Оставьте меня, - всхлипнул Ри. - Лучше я один стану посмешищем, но только не вы, прекрасная Злая Клара. Я очень не хочу этого. Мне здесь даже и нравится. Всё блестит, много портретов. Оставьте меня, не беспокойтесь, здесь тепло, и, может быть, я ещё успею растаять до своего позора.

Ри обессилено опустил голову и... Длинные кудряшки упали на пол и тут же приклеились.

Трямм и Лям беспомощно топтались рядом, боясь к нему даже прикоснуться.

Ри весь блестел от клея и слёз.

Злая Клара молча стояла рядом. Вдруг она подпрыгнула и зависнув почти горизонтально над клеем, сунула под нос Ри вымазанную клеем фигу.

- А это ты видел! Нравится ему здесь! Ох, вредитель! Ох, перебежчик! Он ещё и вихрами своими прилип! А ещё и поэт!

Маленького поэта Злая Клара отлепляла сама, не подпустив к нему ни одного из Снежаков. Она вдруг очень отчётливо поняла, что кого-кого, а уж Ри она на произвол судьбы не бросит. Уж очень он ей нравился - маленький, ласковый, красивенький, талантливый.

 

 

Домой летели молча. Молча чистились, молча завтракали. На Злую Клару боялись даже смотреть. Она первой нарушила молчание. Красавица вплотную подошла к Ляму, нагнулась так, что их глаза разделялись только носами, поставила руки в боки и медленно, почти по слогам произнесла:

- Запомни! Если ты ещё раз доставишь мне столько хлопот, я из тебя снег сделаю. Запомни раз и навсегда слово «мера»! Во всём нужна мера! Мщение – искусство. В искусстве главное мера. Талант, он потому талант, что соблюдает меру. Ещё раз превысишь меру – раскатаю и утрамбую. Учись быть талантливым.

Потом наступила очередь Ри.

- Неси ножницы, - сквозь зубы процедила красавица маленькому Снежаку и села к столу.

- Сейчас зарежет, заре-зажит, - зашептал из своего угла Трямм, в ужасе таращась на Ляма.

Ри быстренько сбегал за ножницами и с готовностью склонил голову.

- Вот ножницы. И ещё вот нож, - тоненько прозвенел он, выкладывая на стол то и другое перед Злой Кларой.

- Ножом я не умею, - буркнула Злая Клара.

Лям меж тем подкатился к Трямму, взял его за локоть и зашептал в самое ухо:

- Надо убегать, я её глаза видел – она ведьма! Ужас, какие глаза злющие.

Трямм отрицательно затряс головой.

- А я говорю, побежишь! Чтобы выжить, надо вместе, вдвоём. Ри уже не жилец.

Злая Клара меж тем взяла ножницы и бережно начала выстригать склеившиеся кудряшки из позванивающей шевелюры Ри.

Клара старалась. Но с каждым взмахом ножниц голова Ри всё больше и больше становилась похожей на растопырившийся во все стороны кустик, покрытый инеем. Под конец стрижки Трямм уже катался от смеха, Лям сдержанно похихикивал. Злая Клара досадливо цокала языком, но и она не могла сдержать смех.

Когда Ри увидел себя в зеркале, которое с опаской поднёс ему Трямм, он ахнул, и на лице его отразилось такое недоумение и удивление, что все уже стали смеяться не над его прической, а над его гримасой. Но Злая Клара выход нашла быстро. Оставшиеся длинные кудряшки она собрала в пучок под затылком и завязала красивой синей лентой, как раз под цвет брошки. Всё, что не захватилось лентой, веером торчало вокруг головы.

- Не расстраивайся, - успокоила Ри Клара, - ты теперь окончательно стал похож или на настоящего поэта, или на настоящего художника.

Ри согласно закивал головой.

- Я всегда знал, - проникновенно выдохнул он, - во всём есть польза, или, как говорят «нет худа без добра».

- Не скажи, - протянула Злая Клара, искренне любуясь новым видом Ри. – В тебе, вернее в твоей причёске, конечно, пользу увидеть можно. А в прилипании какая польза? Здесь только полный вред.

Ри хитро улыбнулся и искоса глянул на девушку:

- А для меня есть польза и в прилипании. Я важную вещь увидел, очень полезную.

- Какую? – также хитро улыбнулась Клара.

- Вы добрая.

- Нет, я злая.

Ри взобрался на табурет, чтобы смотреть прямо в глаза Кларе и тихо повторил:

- Теперь я знаю точно, вы добрейшая и красивейшая – это моя польза в прилипании.

- Я добрейшая? – Клара удивлённо глянула, на стоявших рядом Ляма и Трямма.

- Она не добрейшая, а веселей-ша-ша-я! - серьёзно поправил Трямм.

Лям тоже не удержался:

- И воспитательная, и мстительная, и смелая,- потом он быстро подкатился к девушке и торжественно пожал ей руку.

Всем стало весело.

 

 

 

Вечером следующего дня Снежаки как ни в чем не бывало, опять появились на Кларином берегу.

На противоположном берегу никого не было.

- Ну и не надо, - протянула Злая Клара, выпятив нижнюю губу, - буду танцевать для вас, мои Снежачки. Вы теперь мои главные ценители и обожатели!

- И любители, - тихонько сказал Ри и вздохнул.

 

Концерты на Кларином берегу шли полным ходом. И мщения горожанам тоже шли полным ходом. Мстили много, мстили часто, мстили изощрённо, но меру знали…

 

 

 

 

 

 

9. Грусть, или что такое любовь

 

 

Время шло. Снегопады и солнечные морозы сменились влажными ветрами, иногда уже бывали и оттепели. Всё чаще и чаще стали поговаривать горожане о весне, о новых хлопотах, о подснежниках. Отголоски этих разговоров, так или иначе, долетали и на Голубую реку.

Снежаки загрустили.

И Злая Клара, глядя на них, уже не могла беззаботно веселиться, как раньше.

Громче и протяжнее всех вздыхал Ри. У него на это были две причины: первая общая - весна, а вот вторая…

Дело в том, что Ри с первого взгляда полюбил Злую Клару. Любовь его была так сильна и нежна, что он начал писать любовные сонеты. И сонеты эти всем нравились, особенно Злой Кларе.

«Не дурно, совсем даже не дурно, - подбадривала смущающегося поэта Клара, - особенно вот это…» – И она читала что-нибудь на память.

Ри от такой похвалы улетал на седьмое небо. И через минуту он читал уже новый сонет, прикрыв пушистыми ресничками глазки и монотонно покачиваясь из стороны в сторону:

 

Страшнее солнца лишь разлука.

Нет сил сказать, какая мука

Томит мне хладные бока!

Моя любовь

Так высока и широка!

Что я смеюсь или рыдаю.

Без солнца тихо таю, таю...

 

И каждый раз неизменно добавлял: «Охо-хо-хонюшки».

Да, вечера становились всё грустнее и грустнее, и всё печальнее становились стихи маленького Ри.

В один из таких скучных грустных вечеров, когда все сидели за круглым столом и ели очередную порцию мороженого, Злая Клара вдруг поднялась и сказала:

- Нет больше сил сидеть и смотреть на ваши кислые физиономии! Надоело мне всё это! Не умею я грустить и не хочу! – она пробежала взглядом по молчавшим Снежакам и выжидательно замолчала, глядя куда-то сквозь Ри.

- Ничего не поделаешь – предвесенняя-сенная меланхолия, - прервал тягостное молчание Трямм.

Девушка стрелой выскочила из-за стола, остановилась посреди комнаты и, что было силы, закричала:

- Вы и на меня, её уже навели! А мне нельзя! Я могу потяжелеть! И уже не буду «легче пушинки и стремительнее молнии»! Ишь, проникновенные какие! Проникли в моё сердце, а теперь туда меланхолию напускаете! Страдания мне ни к чему! Укатывайтесь! Вы опасные для меня! Утяжелители противные! Я рву с вами свою закадычную дружбу! Укатывайтесь!

Злая Клара кричала, но где-то внутри ей было страшно, что снежаки действительно могут укатиться и она опять останется одна.

Лям катнулся вперед и стал перед Злой Кларой. Он сердито пыхтел и сжимал маленькие кулачки.

– Это, между прочим... это, уважаемая Злая, это предательство! Рвать закадычную дружбу – это предательство!

Все замерли, ожидая расправы за такую дерзость. Но реакция Клары была из ряда вон выходящая. Злая Клара вдруг весело рассмеялась и выдала скороговоркой:

-Предательство-ство-ство, продавательство-ство-ство, хочу продаю, хочу покупаю, а вообще-то, лучше продавать, чем переедать!

- Правильно «предавать», а не «продавать», - зло буркнул Лям. - Всё путаете, над всем насмехаетесь.

Злая Клара засмеялась ещё веселее:

- Значит правильно «предавать?»

- Да, «предавать», правильно «предавать»,- визгливо выкрикнул Лям.

- А что же ты тогда возмущаешься? Правильно предавать, я и предаю.

Лям остолбенел, его кулачки разжались, ручки обвисли. Он не понимал, как это вдруг Злая Клара перевернула «с ног на голову» такой серьёзный разговор.

Трямм тоже недоуменно таращил круглые глазки и тихонечко икал.

Ри смеялся.

Они смеялись вместе с Кларой, понимающе глядя друг на друга.

Насмеявшись, Злая Клара без всякого перехода сердито сдвинула брови, подскочила к двери и распахнула её:

- А теперь катитесь! Закадычную дружбу с вами всё равно рву! Меланхольте где-нибудь в лесу! Катитесь! Надоели! Скучно с вами! Никто меня не любит. Никто. Чтобы духу вашего... Через пять минут чтобы! Точка!

- Как катиться? - Трямм поперхнулся мороженым, остатки которого начал опять вылизывать с блюдца. – Вы же смеялись?

- Смеялась, но недолго. А теперь мне опять с вами скука зелёная. Вы такую тоску навеваете, что мне уже иногда плакать хочется, глядя на вас! Вот, смотрите! – и она мазнула пальцем под глазом, - Что это? Вот, на пальце!

Снежаки дружно наклонились над вытянутым пальцем.

- Вы ушиблись? Здесь синяк? – испуганно залепетал Ри.

- Да нет там никакого синяка, - пренебрежительно хмыкнул Лям. - Нет там ничего.

- Как это нет ничего! – возмущённо закричала обиженная Клара. - Это же слёзы! Самые настоящие слёзы! В общем, так, или вы опять становитесь такими же весёлыми, как и были, или расстаёмся! Сейчас же и навеки. Только так и не иначе! - И она глянула на Ри.

У маленького снежачка по щекам двумя ручейками текли слёзы.

– Ну почему ты плачешь, Ри?! – Клара возмущённо всплеснула руками. – Ну, из-за какого пустяка ты так исплакиваешься? Слёзы же беречь надо! Ты весь протечёшь! Перестань! Не рань мое сердце! Вы что сегодня сговорились меня умертвить!

Из-за стола выкатился Трямм. Он бросился на колени перед Злой Кларой и глухо затараторил:

- Не хотим умертвить! Всё наоборот-оборот! Мы любим вас! Злюсенькая-усенькая, Клара-ра-ра... Как можно не любить, можно бить, можно ить. И только поэтому нам не хотелось беспокоить вас своим огорчительством! Но вы сами! Вы сами подняли этот вопрос-опрос. Заметили! А мы хотим мстить-ить-ить! – и, повторяя любимый Злокларинский жест, Трямм стукнул кулаком по тому, что было ближе - ближе была блестящая макушка Ляма. Чубчик Ляма пронзительно звякнул и растопырился. Но Лям и не думал обижаться, он воспринял удар Трямма, как сигнал вступить в беседу.

Он бросился к девушке и на одной ноте, глядя, не мигая ей в глаза, запричитал:

- Не дайте погибнуть, уважаемая Злая! Спасите! Помилуйте! Жизнь в опасности! Весна надвигается! Надвигается несносная!..

Он мог бы ещё долго причитать, но Злая Клара резко взмахнула рукой, и Лям замолчал на полуслове.

- Каждый о себе. Только о себе. Я тоже хочу о себе подумать, если уж честно, то и мне весна ни к чему. Уныло здесь летом. Скукотища. Да и сонеты Ри мне нравятся очень, не хочу, чтобы он таял.

Она пропела:

 

Глаза как звезда зелены!

А волосы чёрно-длинны!

А руки белей белизны!

А ноги быстрей быстрины!

И вся Вы прекрасны как лёд!

Но душу как пламенем жжёт -

Куда нас судьба заведёт?!

 

Потом Клара спела ещё одну песенку, которую сочинил Ри, и ещё одну. Молча постояла, думая о чём-то своём, и очень серьёзно сказала:

- Вы мне дороги, так же как и сердце моё. Как и голова моя. Как и руки и ноги. Я не хочу вас потерять так же, как не хочу потерять ничего, что у меня есть: руки, ноги, голову и всё остальное. Это любовь! А Зорба была не права! – Клара стукнула одним кулаком в стену, а другим погрозила лесу. – Любить я умею! Я не разучилась любить! Ничего не понимает ваша Зорба в любви! – крикнула красавица, почему-то обращаясь к Снежакам.

– А вы понимаете, что такое любовь? - Клара подбежала к зеркалу и внимательно оглядела себя со всех сторон. - Нет, вы не понимаете! Для этого сердце нужно! Такое сердце, как у нас, у человеков. А любовь, к вашему сведению, это когда не хочешь потерять! Я вас, к вашему сведению, потерять не хочу! – Злая Клара удивлённо подняла брови и замерла на полуслове, - Да, потерять не хочу. Всё! Никаких сомнений. У меня любовь. Спасу вас. Пойду к сове Шуре. Она знает всё. Знакомая моя хорошая, почти подруга, полностью закадычная! Завтра же и пойду. Хочешь со мной, Ри? – Клара потрепала кудряшки Снежака и чмокнула его в щёку.

Ри быстро-быстро закивал головой, и у него на глазах опять выступили слёзы, но это уже были слезы счастья.

Клара строго посмотрела на Снежаков.

- А теперь всё! Никаких охо-хонюшков. Веселье тоже продляет жизнь! Будем веселиться!

- А вы уверены, уважаемая Злая Клара, что ваша знакомая Шура, поможет нам? - засомневался Лям.

Девушка удивлённо вскинула брови.

- Про Шуру скажу тебе так. Шура знает всё! К ней даже горожане за советом ходят. Шура – это целая книга советов. Да и как она попробует не помочь! Я ей столько раз кузькину мать и раков показывала, столько раз! Я ей показывала чаще чем горожанам. Уж очень она участливая, а это значит «надоедливая».

Трямм задумчиво слизывал иней с оконного стекла. Он повернулся к Злой Кларе и поднял руку. – Я хочу спросить уже давно.

- Спрашивай Трямм. – разрешила красавица.

- А кто у Кузи мать? Какая она?

- Кузина мать… - обстоятельно начала Клара. Это… Это…

Снежаки с интересом ждали.

- Кузькина мать – это я! – Клара сама удивившись вдруг вылетевшим словам, ткнула себя пальцем в грудь. - Был у меня заяц, звала я его Кузя, Кузька, - начала она без остановки. - Родной матерью ему была. Он убежал. Через два часа после знакомства. Но любила я его, как сына.

Злая Клара опять заливисто рассмеялась.

– Вот такая кузькина мать! – И она, заложив два пальца в рот, пронзительно свистнула. – А ещё и так можем! – И Клара на одной ноте жутко заулюлюкала. Цветное стекло, которое только что облизывал Трямм, звонко треснуло, но выпасть не выпало, хотя через всё стекло прошла волнистая трещина.

Клара довольно оглядела трещину и, прищурив глаза, спросила:

- Верите, что Шура поможет?

- Верим, – эхом отозвалась троица.

Ри взобрался на табурет и тоненько запел:

 

Верю каждому слову!

Верю каждому взгляду!

И верить всегда готов я!

Если и верить не надо!

Верю и днём и ночью!

Верю под вечер и утром!

Верить мне хочется очень!

И мне это, братья, не трудно

 

Ри замолчал. Молча поклонился, молча слез с табуретки. Все молчали тоже.

- Это опять любовь, - тихо сказала Клара. - Когда и верить не надо, но всё равно веришь. Без сомненья – это любовь. Учитесь, как надо любить. Учитесь у меня и у моего ненаглядного Ри.

- А давайте, - вдруг завопил Лям, - мы у совы у этой, Шуры спросим, как этот Город Пёстрый вообще стереть в порошок! И Город и его противных горожан с их валенками и ногами!

Все опять замолчали.

- Нет, - сказал Трямм, - а концерты кому, а мстить кому? Скучно станет. Они нам тоже веселье дают. Мы даём веселье Злюсенькой Кларочке, а они дают нам. Их тоже терять не хочется-очется, как и руки, и ноги. А может быть, мы их тоже любим?

- Нет, - взвизгнул Лям, - их мы не любим. Они весну ждут!

- Да, - согласилась Злая Клара, - их мы не любим. Это точно. Но без них нельзя. Без них все заскучают, а Шура в первую очередь - знаний у неё много, инициативная она очень, ей без горожан совсем нельзя. Пропадёт.

 

На этом обсуждение было закончено. Все дружно начали готовиться к завтрашнему дню.

 

 

 

 

 

10. Заговор

 

 

Ранним утром все уже были на ногах.

Злая Клара укладывала в узелок сладкие сухарики. Подарок для Шурочки - пояснила она.

Ри сочинял хвалебные стихи, они собирались их пропеть, сразу же, как только увидят Шуру.

Трямм и Лям стояли безмолвно и послушно, то рядом с Кларой, то рядом с Ри.

 

Из дома Клара и Ри вышли затемно. Трямм и Лям сразу же сели к окну и начали ждать…

 

Сидели Трямм и Лям, не поднимаясь и не отходя от окна, почти два дня. И только к вечеру второго дня увидели, как взметнулся над лесом и понёсся к дому снежный вихрь. Снежаки радостно взвизгнули и покатились на улицу.

Через несколько минут у крыльца закрутил белый круговорот. Сначала из него вывалился Ри, а следом за ним выпрыгнула радостно улыбающаяся Злая Клара.

- Приехали, - воскликнула она, крепко обняв по очереди Трямма и Ляма.

От проявления такой нежности Снежаки на миг опешили, но тут же бросились к крыльцу, предупредительно распахивая двери перед Ри, который уже выкарабкался из снега и степенно шагал к дому.

- У нас времени «кот наплакал», - сразу же затараторил Ри.- Один день – завтра, а послезавтра уже будет поздно! Ведь послезавтра, - Ри многозначительно поднял вверх почти прозрачный пальчик, - как выяснилось у Шуры, начинается весна. – И маленький снежачок мечтательно улыбнулся.

- Да, да, - радостно и удивлённо поддакивала Злая Клара, - ещё бы день и всё – опоздали бы! Как это мы успели? – Клара нежно глянула на засыпающего прямо за столом Ри.

– Он устал, - сказала она шепотом, - два дня мне стихи без перерыва пел. Очень устал.

- Мы устали тоже, - обиженно протянул Лям, - мы ждали. Это тоже тяжело.

- Да, это тоже тяжело, - согласилась Клара, - и поэтому – спать! Обсуждать все будем завтра.

- Одно слово, уважаемая Злая Клара, - Лям решительно преградил дорогу девушке. Его глазки и лоб зло поблёскивали. – Чего нам ждать? Спасения или…

Злая Клара ещё раз ласково взглянула на Ри, зевнула и шепотом пропела:

 

Конечно, ну, конечно же.

Нам не хватает нежности.

Всё будет, как желается.

И радость не кончается.

 

Через мгновение она уже спала.

 

Лям сжал кулачки и сердито запыхтел:

- Трямм, какое «конечно же» она имела в виду? «Конечно же» - спасение? Или «конечно же» - не спасение? Какой нежности не хватает?

- Конечно, если радость не кончается, - безмятежно отозвался Трямм. – Они же спят.

- Что «конечно»! Я спрашиваю тебя, что им эта сова сказала?

Лям подскочил к Трямму и стукнул его кулачком в живот.

Трямм не долго думая, схватил чубчик Ляма и дёрнул его, что было силы. Чубчик звякнул и грозно растопырился.

Лям отскочил в сторону, вытянул вперёд два сжатых кулачка и тараном двинулся на Трямма.

Это была драка.

 

А Злая Клара и Ри уже видели сны и ничего не слышали…

 

11. Похищение

 

Шура действительно много чего знала и много чего умела. Шура – сова. Но сова особая – она умела говорить на многих языках, писала, сочиняла, читала и думала она, как человек. Она была из племени «Альв». Альвы уже не растения, не животные и не птицы, но ещё и не люди. Альвы – это связующие звенья между людьми и другими мирами: миром животных, миром растений, с духовным миром. Альвы были любимы и уважаемы в Городе. Они принадлежали, как бы сразу двум, а иногда и нескольким мирам. Шура тоже была альв.

В лесах близ Города Пёстрых фонарей многие принадлежали этому всеми уважаемому и загадочному племени Альв. Они понимали людей, умели разговаривать. Это было и удобно и полезно всем.

Альвы были похожи на свой род, но обязательно с чертами людскими – что-нибудь в их облике напоминало уже людей. Шура, к большому её сожалению, на человека была похожа мало – нос да рот, а остальное всё совиное. Но она частенько устраивала себе экзекуции и выщипывала пёрышки на шее, на животе - для большей похожести на человека. Она даже парики носила. Проблем у неё с этими париками было много. Горожанам пришлось мастерскую специальную открыть «Изготовление париков для зверей и птиц». Шурины парики частенько находили в лесу или в городе. Она их теряла – зацепится за что-нибудь – и потеряет - и сразу же летит в мастерскую приобретать новый парик.

Шура частенько наведывалась в город. У кого-то гостила, к кому-то прилетала просто поболтать. Рано утром её можно было обнаружить дремавшей на лавочках парка, а днём она любила погулять по улицам, зайти в магазины, часто посещала городской театр. Везде Шура появлялась с неизменным пёстрым ридикюлем, в котором лежали записная книжка, запасные очки и ручка. Всё это Шура берегла и всем этим очень дорожила.

Жила она в живописном местечке на берегу Оранжевой реки. Её уютный дом, с резными ставнями, аккуратными, посыпанными песком зимой и летом дорожками, был знаком многим горожанам. Шура не любила праздности. Она всегда чем-то занималась. Чаще всего она делала записи кругленьким красивым подчерком в толстенной книге. Таких книг у неё было уже не меньше сотни. Назывались они «События и горожане Города Пёстрых Фонарей»

Говорят, там было всё и о каждом.

 

 

Появлению Клары да ещё с красивеньким снежаком Шура была рада. Клара считалась её закадычной подругой, но последнее время они почти не виделись, И Шура скучала.

Когда Клара и Ри изложили суть дела, Шура не стала удивляться, не стала переубеждать – она сказала:

«Историю, а значит и смену времён делают не люди не альвы, не звери – её делает Времядержатель».

«Вот и пусть твой Времядержатель сделает так, как я хочу! Я – Злая Кларочка!»- так ответила Клара и весело засмеялась.

 

К концу дня поставленную перед ней задачу, Шура выполнила.

Она сказала следующее: «Весна не посмеет прийти в город до тех пор, пока Главная Городская Ёлка украшена игрушками – таков порядок – если игрушки, значит зима».

А дальше Шура произнесла что-то не совсем понятное, но Клара выяснять не стала. А Шура ещё сказала так: «Ёлка стала знаковой – значит всё, что с ней делается имеет силу для места и времени».

 

- «В этом месте и в этом времени силу имею только я» - так ответила Злая Клара и стала торопиться домой.

 

На этом и остановились.

Все были довольны: Шура радовалась, что она почти и не участник в таком скользком деле; а Клара была уверена, уж игрушки-то с ёлки она никому не даст снять.

Главная Городская Ёлка после новогоднего Клариного побоища уже на следующий день вновь была украшена и шарами и бусами.

Горожане любили порядок…

 

 

На утро, как только все проснулись, Ри быстренько рассказал, как их встретила Шура, и что сказала про весну. Теперь предстояло придумать, как не дать горожанам снять игрушки с ёлки.

Придумали быстро - надо, просто-напросто этой же ночью украсть ёлку вместе с игрушками. И спрятать. Чтобы никто и никогда не нашёл её. Никто и никогда!

 

Времени оставалось мало. Заговорщики тесно придвинулись друг к другу и стали разрабатывать план похищения Главной Городской Ёлки.

 

К вечеру во всех подробностях был составлен не только план, но и выбрано место, где будет спрятана Еля с игрушками. Осталось дождаться темноты.

 

Как только Город уснул, похитители дружно двинулись в путь.

 

Главная Городская Ёлка – величавая зелёная красавица - с нетерпением ждала завтрашнего дня.

Завтра - первый день весны. Завтра все-все горожане опять соберутся вокруг неё – и начнётся праздник проводов зимы. И опять будут танцы, песни, костры, хороводы…

А потом игрушки бережно снимут, каждый горожанин возьмёт домой свой шар и упакует его до следующего Нового Года. Новогоднюю Ёлку уже много лет подряд украшали только шарами. Шары мастерили сами - так интереснее было. Сами выдували, сами раскрашивали - от каждого горожанина свой собственный шар. Когда пушистые ветки освободятся от украшений, Еля попрощается со всеми горожанами и вернётся к своим братьям и сёстрам, с которыми опять будет вместе расти и зеленеть.

В эту последнюю ночь зимы зеленая красавица как раз думала о завтрашнем дне, о братьях и маленьких сёстричках, с которыми очень скоро увидится. Честно говоря, она уже устала быть среди людей, хотя и очень весёлых, и очень добрых. Ей уже хотелось назад, в свой родной и знакомый лес, который был её настоящим домом…

 

Ночь для похитителей на удивленье выдалась удачная – ни луны, ни звёзд. Небо затянули непроницаемые тучи, низкие и тяжелые. Казалось, тучи ползли по крышам, такие они были низкие, и такие они были тяжелые.

Компания тихо вошла в Город, тихо пробралась к Зеркальному Пруду.

Снежаки сразу же спрятались за сугробом, за тем самым сугробом, где они когда-то познакомились со Злой Кларой.

А Клара «легче пушинки, стремительнее молнии» понеслась по аллеям парка поглядеть, нет ли где припозднившихся влюблённых.

В парке всё было спокойно.

- Все дрыхнут, - крикнула красавица, подбегая к Пруду, - вот, смотрите!

Она громко свистнула.

– Их теперь и землетрясением не разбудить. Беззаботные лентяи! Не могли охрану поставить, сигнализацию какую-нибудь придумать. Рикашенька, как ты говоришь? «Во всём есть польза», так? Вот и пусть им всё это пойдёт на пользу. Может бдительности научатся. Я их всю жизнь учу, а им только бы побезмятежничать! Ох, мстить им и мстить! В целях воспитания… И спасибо ведь не скажут! – Злая Клара погрозила пальцем в сторону Города.

Лям тоже поднялся на цыпочки и ткнул в сторону Города острым кулачком.

Похитители последний раз обсудили некоторые детали плана, понаблюдали какое-то время за аллеями, пожали друг другу руки и тихо двинулись к ёлке.

Еля стояла не шевелясь, напряжённо наблюдая, за приближающейся компанией. Она всё поняла - вспомнила слова Зорбы, сказанные ей во вторую ночь Нового года.

 

Клара обошла ёлку вокруг, критически оглядела сверкающее убранство, заботливо поправила серпантин и шары. Остановилась и, запрокинув голову, посмотрела на самую верхушку, где сверкала семиконечная звезда. Её Злая Клара в ту побойную ночь не стала разбивать – пожалела, уж очень она хороша была.

- Готовься, - сказала девушка, обращаясь к зелёной красавице, - готовься принять от меня великодушнейший и щедрейший подарок – вечный праздник! Запомни, этот подарок тебе преподносит добрейшая Злая Кларочка! Ну что, хочешь быть всегда красивой и нарядной? Хочешь?

Еля вздрогнула, ветки её качнулись, раздался слабый чуть слышный вздох.

- Я знаю, что ты задумала, - прошептала ёлка. – Прошу тебя, Клара, подумай о горожанах – все ждут весну. Подумай о птицах, которым некуда будет вернуться из тёплых краёв, подумай о деревьях, которые уже полны соком. А рыбы в пруду! А звери!

Клара быстро взглянула на Снежаков: Трямму было как всегда весело и интересно, Лям грозно сжимал кулаки и тоже, как всегда, уже был готов к бою, но вид маленького Ри Злую Клару расстроил. Ри молитвенно сложил свои худенькие ручки и во все глаза глядел на ёлку. Он ею явно любовался, он внимал её словам, и было видно, что он соглашается с нею.

Злая Клара взорвалась.

- Замолчи! Нашлась проповедница! Ишь ты, подумай, говорит! Ты сама подумай! Я тебе – вечный праздник, а ты что? Ты мне о рыбах, о птицах! У меня о них головной боли нет. У меня от моих Снежачков ненаглядных головная боль круглые сутки болит! Меня не рыбочки, и птичечки, и зверёчки любят и веселят, а они, мои ненаглядные, мои закадычные…

Клара опять посмотрела на Снежаков. Трямм и Лям, не изменив поз, восхищённо глядели на Клару. Но Ри! Этот маленький Ри – он Клару не слышал. Он продолжал почти со слезами смотреть на ёлку.

Еля качнулась к Кларе и заговорила опять:

- Послушай меня и поверь, твоя затея напрасна. Весна всегда приходит на смену зиме. Всё, что у тебя получится – это задержать весну и помучить ожидающих её. Только и всего. Твоя победа будет временна. Сегодня победишь ты, завтра победят тебя. «Не хочешь поражений – не ищи побед», «живи угождая, а не побеждая». Знаешь ведь эти Зорбины присказки.

- Вот-вот, я и живу угождая, – перебила её Злая Клара. - Я угождаю своим дружочкам ненаглядным! Неужели ты, Елька, этого не понимаешь? И ты, Ри, тоже?

Ёлка качнулась к Кларе:

- Напрасно все это. Проснуться завтра все, сюда придут, а меня нет. Где Я? Что они подумают?

- Ха-ха-ха и ещё раз ха, - ехидно пропела Злая Клара. - А подумают они вот что...

Клара быстро выхватила из-за пазухи свёрток и разложила его прямо на льду перед ёлкой.

Это был большой плакат. На плакате яркими красивыми буквами было выведено:

 

 

С любовью!

Ельку освободила и отпустила в родные края. Игрушки забрала. У меня продолжается праздник. Ещё раз – с любовью!

Дорогая Злая Клара.

 

Клара самодовольно улыбнулась.

Главная Городская ёлка качнулась к девушке и погладила её ветками по распущенным волосам:

- Красивая ты, Клара. Смотришь на твою красоту – душа радуется. Не затевай ты ничего – глупости это. Ничего у тебя не получиться.

Злая Клара резким движением сбросила с себя пахучую ветку и сдёрнула щекотавший щёку серпантин.

- Накоси и выкуси, - красавица подняла вверх фигу. – Не получится? Сейчас увидишь, как оно всё получится! Ты забыла, глупая Елька! – ведь ты можешь ходить только без игрушек, а в игрушках ты – ничто! А закружу я тебя так, что ты остатки своего соображения растеряешь! Потеряешь своё сознание ёлочье!

Главная Городская Ёлка молчала. Она вспомнила Зорбу. «Нет, - подумала она, скорее всего у Клары всё получится». И ей стало жаль себя – уж очень хотелось в лес, хотелось к своим братьям и сёстрам.

- Делай, что задумала, – по стволу прошла дрожь. Ёлочка подтолкнула девушку колючей веткой в спину.

- Ах, так! Щипаешься! Никто меня не любит. Никто! Ну, всё! Получай! Смотри, как это делается! Все смотрите! И ты, Ри, смотри!

Клара замерла на месте, вскинула руки, сверкнула зелёными искрами прищуренных глаз и начала медленно, а потом всё быстрее и быстрее кружиться вокруг подрагивающей всеми ветками ёлочки. Сбегающими слезинками заструился по веткам серпантин, жалобно застонали, ударяющиеся друг о друга шары.

 

Злая Клара смеялась. Она уже ничего не видела вокруг и ни на кого не обращала внимания. Её смех превратился в злой пронзительный хохот. Всё замерло, только по ёлочке пробегала дрожь, и в такт этой дрожи звенели шары.

Злая Клара кружилась и кружилась… Волосы, красная юбка, мелькающие руки, вихри снега – всё слилось, смешалось. Уже метель бушевала вокруг съёжившейся ёлочки…

Клара стрелой взлетала вверх, увлекая за собой снежный смерч. Снег полыхал вокруг неё как пожар, белыми языками вонзаясь в серое небо.

И вдруг…

Ёлка дрогнула, качнулась и стала медленно вращаться, гулко ударяясь об лёд.

Плясунья пронзительно крикнула:

- Ага, наша взяла! – И, не останавливаясь, закружилась ещё быстрее, увлекая в снежном вихре безвольно кружащуюся ёлочку.

 

В поднятый смерч быстро прыгнули Снежаки, подхватили обессиленную пленницу с трёх сторон, и вихрь, крутанувшись ещё несколько раз над Зеркальным прудом, понёсся в сторону леса.

 

На зеркальной поверхности льда остались лежать несколько серпантинных струек и Кларин плакат, прижатый с четырёх сторон ледяными осколками.

Утром следующего дня горожане обнаружили Кларино послание:

 

С любовью!

Ельку освободила и отпустила в родные края. Игрушки забрала. У меня продолжается праздник. Ещё раз – с любовью!

Дорогая Злая Клара.

 

Горожане, конечно же, пожалели о шарах, но, несмотря на Кларин «сюрприз», отпраздновали праздник проводов зимы весело и шумно. И всё потекло своим чередом. Город Пёстрых Фонарей начал готовиться к весне и ждать первых оттепелей…

Но на Голубой реке к весне не готовились. Теперь ночами лес оглашался таким гиканьем и свистом, что горожане ёжились в своих постелях, не зная, то ли это Злая Клара веселится со своими Тряммрилямами, то ли вьюга подвывает метелям.

Веселье на Кларином берегу опять шло полным ходом.

 

А вот в Городе постепенно нарастала тревога – морозы опять взяли верх и не думали уступать место весенним оттепелям.

 

Фонари потускнели. Многие горели еле-еле. Со стороны тёмных лесов, окружавших Город, по ночам стал раздаваться звериный нетерпеливый плач.

 

В один из таких безрадостных дней Город прямо-таки огорошила фраза профессора Фрика:

«Подозреваю, - сказал Фрик, - что этот природный феномен нам устроила Злая Клара. Необходимо что-то предпринимать».

И вот уже то там, то здесь слышалось: «ну не иначе как Клара виновата», - или: «это точно козни Злой Клары с этими её Тряммрилямами».

Но никто не знал, что надо предпринимать.

Город грустил, а на Кларином берегу гремел барабан, горланили песни Снежаки, да кружила свои танцы Злая Клара…

 

 

12. Янка

 

 

А теперь пришла пора рассказать вам об одном мальчике - о Янке. Он жил неподалёку от прежнего Клариного дома, и в окно его комнаты виден был её фонарь.

Так вот, во всей этой истории Янка сыграл очень даже важную роль.

 

Янка всегда мечтал стать отважным путешественником. А для этого необходимо иметь сильную волю, бесстрашный характер и, конечно же, как для всякого путешественника, необходимо много чего знать и много чего уметь.

Знания и умения, думал Янка, дело наживное, воля у него почти уже есть – запросто купается зимой в проруби. Но плохо, очень плохо обстояло дело с бесстрашным характером - ничего мальчик не боялся, а вот Злую Клару боялся и всё тут. Может быть, конечно, это и не страх был, может быть, он её так не любил сильно - за все её козни, за насмешки, за злобствования? Видеть её не мог. Вернее, не хотел. Нет, скорее всё-таки не мог. В общем, непонятное что-то происходило с характером. Всех его характер переносил, а Злую Кларку не переносил совершенно. Хоть и красивая она, хоть и танцы её – фантастика, но, как увидит её, так мурашки по всему телу.

Янка почти каждый день об этих странностях своего характера думал, и почти каждый день решал – надо эту странность победить. Раз и навсегда. С Кларкой Злой надо поговорить.

И случай представился.

Давно уже весь Город гудит, что пропавшая вместе с шарами Ёлка и задерживающаяся весна дело рук Злой Клары и её Тряммрилямов. Гудеть-то Город гудит, но как всё исправить, никто не знает. Янка решил - он должен встретиться со Злой Кларой и её Тряммрилямами. Встретиться и побеседовать, глядя глаза в глаза. Если виновата, пусть признаётся...

Так решил Янка. Иначе уважать себя не сможет, спокойно спать не сможет, потому что такие особенности характера для отважного путешественника не нужны и даже вредны.

 

Встретиться можно на Кларином берегу, обдумывал свой план Ян. Например, можно прохаживаться там на лыжах, как бы гуляя, и даже можно что-нибудь напевать или насвистывать. А потом, как бы совсем, между прочим, он скажет:

«А, это ты, Злая Клара, привет, хотел вот поинтересоваться…»

А Кларка прищурит свои зелёные глаза, сверкнёт ими как двумя клинками… Как тогда, когда он шёл с коньками… Сверкнула она тогда своими глазищами! А потом весь лёд на катке песком засыпала, а ему ещё и за шиворот песку напихала.

Дальше Янка думать не хотел. Дальше такие страшные дела рисовались в его воображении, что холодок по спине пробегал. В такие моменты Янке обычно вспоминался один из бандитских случаев Злокларинской деятельности. Такой, например, как этот.

Случилось это в самом разгаре зимы, правда тогда ещё Злая Клара веселилась одна, Снежаков ещё не было. Игнат Иванович – самый молодой и самый азартный фотограф – пошёл всего-то на часок, в ближайший ельничек на Фиолетовой реке зверюшек пофотографировать, да зимним лесом полюбоваться. А нашли его только через неделю. Исхудавшего, обросшего чёрной курчавой бородой, без лыж, без шапки. Правда фотоаппарат был при нём, да Кларкин рюкзак, набитый продуктами, за спиной болтался – позаботилась всё-таки, чтобы с голоду не погиб, хоть и злыдня. Где ходил, где плутал – ничего не помнит. Но когда посмотрели, что нафотографировал Игнат Иванович, сразу всё поняли – везде Злая Клара, и всё смеётся, рожи корчит всякие. Ещё нашли у Игната Ивановича записку в кармане, Злой Кларой написанную:

 

Это я! Красивая и справедливая! Просьба моими портретами украсить наш театр. Я тоже актриса! И получше многих некоторых! Иначе кузькина мать и раки……………….

 

И опять многоточие до конца строки. Что обозначает это многоточие, все уже знали.

Не стали с ней спорить горожане, повесили её портреты в театре. До сих пор висят. Ох, и красивая ж Кларка на этих портретах, хоть и мымра она летающая со всех сторон непонятная.

Вот что случилось в начале зимы. И ведь Игнат Иванович даже не на Голубую реку, где Кларка себя начальницей чувствует ходил. Он, чтобы с ней не пересечься, к Фиолетовой пошёл, но и там она его обнаружила. Эта тарелка летающая! Эта острячка лесная!

Ну, как тут страха не будет. И нет от этого страха спасения ни днём, ни ночью. Днём о Злой Кларе почти всё время думается, а ночью эта летательница сниться начала…

А как она на охотников страх нагоняет, да на путников! Об этом вспоминалось почти каждый час. Обрушится сверху снежной лавиной и давай катать, пока не надоест, пока не навеселится. А потом объясняет:

«Скучненько, мол, стало, тоскливенько, душе праздника захотелось. Вот, мол, и подстерегла, сама того не желая, нечаянно, непреднамеренно. Повеселить хотела. Радостью поделиться».

Ей в ответ резонно замечают:

«Нам-то не до смеха было, не до веселья».

А она:

«А тебе не весело, потому что ты от природы человек унылый, тоскливый и смурной. Был бы ты с радостью в голове, вот бы и повеселились вместе. Иди, мол, учись веселиться. Когда следующий раз тебя здесь застукаю, чтобы умел веселиться от души, иначе...»

А дальше начинает расшифровывать, что означает это её «иначе».

Как начинают охотники рассказывать про это «иначе», Янка сразу же уходит – не может слушать, волнение какое-то непонятное наступает, даже до дрожи.

 

Вот такая непонятная особенность характера была у мальчика. Почти сверхъестественная особенность.

«Всё! – Каждое утро решал Янка. – Надо этому безобразию, этому страху ненужному положить конец. Для этого необходима встреча. Страх, он неизвестностью рождается. Нужно глаза в глаза. «Уши, говорит сова Шура, всегда сильнее боятся, чем глаза»...

 

И вот в одно прекрасное утро, а утро действительно было прекрасное, потому что Кларка приснилась совсем не страшной и не зловредной, а просто весёлой, смешной и очень-очень красивой. В это прекрасное утро он встал, полный решимости, и сказал себе:

«У нас беда, даже дети перестали улыбаться, а у них праздник и веселье. Она всё красивеет и красивеет. Пойду и скажу ей: всё, хватит! Нет больше никакого желания смотреть на тебя издалека, хочу тебе в глаза посмотреть, и попробуй только не расскажи про свои козни с ёлкой! Я сам тогда тебе продемонстрирую всех своих раков, своих кузек и тряммрилямов!»

Сказал и сделал. Дождался вечера – и пошёл на Кларин Берег.

 

 

13. Встреча на Кларином берегу.

 

 

Кларин берег замер, молчал – ни ветерка ни шороха. Ян быстро бежал на лыжах, настороженно оглядываясь по сторонам.

«Ни чуточки не страшно, - шептал он, скользя по пушистому снегу, - даже красиво».

И на самом деле, на Кларином берегу стояла такая праздничная, искрящаяся тишина, что хотелось смеяться и петь.

«Поэтому она, наверное, и хохочет всё время, от красоты такой веселиться», - подумал Янка, и даже немного позавидовал Кларе.

Огромная белая луна, в голубой дымке, как в короне. И звёзды! Совсем близко. Такие яркие! Протяни руку и, кажется, достанешь. И Злой Клары с Тряммрилямами не видно и не слышно. Тишина над лесом, ни позёмки на опушке, ни ветерка. Всё спокойно и сонно. Янка облегчённо вздохнул, поправил лыжи и быстрее заскользил по кромке берега.

«Вот и хорошо, что сегодня никого нет, хоть понял, что совсем-то здесь, под Клариным носом и не страшно, - думал мальчик. - В такой красоте мне никакая Злая Клара нипочём! Если в следующий раз встречу её, так ей и скажу…»

Что он ей скажет, Янка придумать не успел – в небо над лесом, у самой опушки взметнулся белый фонтан снега, и грянула залихватстская песня Снежаков. Вихрь замер на мгновение над лесом и понёсся к реке.

Прямо на мальчика.

Янка закрыл глаза и упал за сугроб.

- «Это конец, - мелькнуло в его голове, - сметут с лица земли!»

«У-ух!» – раздалось над самым ухом, и снежная волна накрыла Янку с головой.

 

Мальчик лежал, притаившись, ничего не видя, снег залепил всё лицо и глаза.

- Эх, и хорошо же! – услышал он звонкий Кларин хохоток. - Хорошо! – повторила она. – Но, всё равно, никто меня не любит. Никто.

И тут же один из Снежаков тоненько прокашлялся, сказал: «О-ы-э», - и начал карабкаться на сугроб.

Ян приготовился к самому худшему.

Но внезапно снег перестал скатываться ему на голову, и он услышал:

 

Вы, красным платьем пламенея,

Нас всех сжигаете до тла.

Мы от любви все леденеем.

А я ещё и весь краснею.

У нас на всех любовь одна!

Как разделить её на части?

И делится ль на части счастье?

 

- Браво! Браво! – закричали все, и громче всех Злая Клара.

Когда овации утихли, тоненький голосочек задумчиво сказал:

- А я не доволен. Из моей груди всё время хотят вырваться слова о весне, а я их не выпускаю.

- Да, - поддакнула Злая Клара,- и в моей груди есть невыпущенное. В ней не выпущена тоска по ландышам. Я их запах очень люблю. Хочется их понюхать. Глаза не скучают, а вот нос заскучал по весне…

 

Страх понемногу проходил. Янка уже понял, что его никто не видит и о его присутствии не подозревает. Правда теперь оказалось, что он подслушивает, и это Янке не нравилось. И поэтому он решил: «Будь, что будет, ещё немного и выхожу».

Тем временем, разговор за сугробом продолжался.

- Ах, Ри, мой маленький Ри, - весело вздохнула Злая Клара, - что я буду делать, если ты растаешь? Я не переживу! Я заплачу и умру. Опять Зорба что-то перепутала. Это точно! Если вы растаете - я заплачу и умру. А она: «не заплакать тебе, не умереть», - передразнила девушка колдунью.

Но тут же Клару перебил чей-то визгливый голос:

- Мы не растаем! Зима будет всегда! Зачем вы волнуете нас, Злая уважаемая Клара? Зачем? Сова ваша закадычная Шура правду сказала – весны не будет!

Янка затаил дыхание, как это «весны не будет»? Почему Тряммрилям так уверенно об этом говорит? И при чём здесь Шура? Нет, вылазить из сугроба рано. Подслушивать – это, конечно, нехорошо, но уж очень нужный для Янки разговор идёт над его головой.

Опять заговорила Злая Клара, медленно и назидательно:

- А я сомневаюсь, что зима будет всегда. Моя интуиция мне подсказывает – не бывает так. Шура тоже что-то запутала, как и Зорба – две запутницы лесные. Да, зима держится, но кто ж ей позволит держаться всегда? Это нарушение законов природы. В общем, я сомневаюсь.

- Я тоже сомневаюсь, - поддакнул голосочек, читавший стихи.

- А я настаиваю! – взвизгнул второй голос.

- А мне всё равно-равно весело, - безмятежно пробасил третий голос.

- Уж не хотите ли вы ёлочку свою назад притащить, да самолично с неё игрушечки поснимать? – Это опять металлически скрипнул второй голос.

Янка пока ничего не понимал, но уверен был окончательно - с ёлочкой случилось что-то очень странное и с шарами тоже.

Злая Клара протяжно зевнула.

- Нет, - пропела она, - игрушечки самолично, мы пока не хотим поснимать. Мы и петь не хотим, мы и мстить не хотим! Даже танцевать не хотим. Не будет сегодня концерта! Точка! Домой хочу! Никто меня не любит. Никто. – Капризно выкрикнула красавица.

И сразу же над головой Янки всё засвистело, загудело - снег, укрывавший его, взметнулся вверх, мальчика приподняло, перевернуло и опять швырнуло в сугроб, присыпав сверху снежной пылью...

 

Когда Янка наконец-то пришел в себя, Злая Клара и Снежаки были уже далеко. Мальчик бросился искать лыжи. Он решил - во что бы то ни стало надо узнать всё до конца.

 

Где живёт Злая Клара, он знал хорошо. Но место это даже днём все стороной обходят, а уж ночью и подавно. Янка поёжился, и начал прилаживать лыжи.

 

Лес надвинулся внезапно. Огромные кудлатые ели были похожи на гигантов осьминогов, которые беззвучно переходили с места на место, несуразно растопырив длинные щупальца.

«Теперь только бы найти валежник, - думал Янка, - а потом до сломанного дерева, а там налево, за пересохшим ручьём дом Злой Клары».

 

Ян уже огибал валежник, как впереди между деревьями вспыхнул одинокий яркий огонёк. Вспыхнул и погас. Но потом вспыхнул опять и опять погас.

Стало страшновато. С собой не было ни ружья, ни ножа, ни спичек.

«Волк», - мелькнуло в голове. Мелькнуло и пропало, потому что у волка два глаза. «А что, если это одноглазый волк?» - Ян резко затормозил, напряжённо ловя глазами плавающий огонёк.

И вдруг…

 

 

14. Тайна открывается

 

 

Кто-то цепко схватил мальчика за плечо и больно сдавил. Ян от неожиданности упал в снег.

Хлопая крыльями, рядом с ним упала большая птица.

- Ты что такой неустойчивый? – прошипела птица над самым его ухом.

- Испугался. Неожиданно. Думал волк, – забормотал мальчик, пытаясь разглядеть барахтающуюся рядом с ним тень.

- Нет, я не волк. Я сова Шура. Хочу очень узнать, куда это ты бежишь так быстро? Что не боишься, ночь никак? Сюда и днём-то никто не заходит. А ты в темень такую! Зачем? Что ты хочешь? Ух, событие чую! Ну, скоренько, скоренько! Давай ответ мудрой сове, если она спрашивает. Да, не молчи ты! - Шура укрепила очки на носу и напряжённо замолчала, уставившись, не мигая в глаза мальчика.

 

Сову Шуру Янка знал. Но вот так, с глазу на глаз, в личной беседе, встречаться с ней не приходилось. Ян знал, что Шура с незапамятных времён живёт в лесу на Оранжевой реке. Она много чего и неизвестно откуда знает. Знал, что Шура в совершенстве знала несколько иностранных языков. Она, так же как и горожане, пела. Но частушками. Всегда частушками. Её частушки легко запоминались, их даже на гуляньях пели частенько. Ещё Янка знал, что сова, и по просьбе, и без просьбы даёт советы всем горожанам и помогает тоже. Странная она эта Шура. Ещё Янка вспомнил слова Фрика: «Много знать – не значит быть мудрым, а называть себя мудрецом – это точно им не быть». А Шура себя именно так и называла. На многочисленных табличках вокруг её дома было написано:

 

«Мудрая Шура. Мудро посоветую. Мудро утешу».

 

Об этих табличках знали все. Шура обновляла их дважды в год: сначала после весенних дождей, потом после осенних. Надпись она не меняла никогда, но вот дизайн табличек изменялся каждый раз.

И ещё он знал, что многие горожане относились к Шуре недоверчиво, хотя смекалкой её и восхищались.

Мальчик начал вспоминать, что именно говорили о сове Снежаки. И вообще, во всей этой истории, на чьей она стороне?

- Куда бежишь-то? – повторила свой вопрос Шура.

- Ищу дом Злой Клары.

- А зачем?

- Хочу кое-что узнать.

- А что?

- Кое-что.

- Скрываешь, - обиженно протянула Шура. – А я ждала. Ждала героя. Я знала, что кто-то придёт, поинтересуется. А ты доверия к мудрой сове не имеешь. Не скажешь, - Шура перешла на шёпот, - пугать начну! Так пугану! Так! Уж точно в испуг опять войдёшь. Огонёчков-то испугался? Эту проверочку я тебе устроила. Говори, зачем идёшь?

- Нет.

- Вообще-то можешь и не говорить! Я знаю всё! Знаю, да тебе не скажу. А могла бы и сказать. И даже показать. Слышь? Показать могла бы, да не покажу.

- А что бы ты могла показать?

- Что, что! Ельку вашу в игрушках всю, в шарах. Не Кларин тебе дом нужен, а ёлка.

- Какая ёлка?

- Ваша. Разнаряженная, недееспособная. Сыграла с вами шуточку Клара. Ох, и злая ж она! А Снежачки уж так помогали, уж так расстаралися…

Шура вдруг подбоченилась и запела тоненьким голоском:

 

Я старалась, так старалась.

Кабы, кто бы оценил.

Не ленилась, не ломалась,

Не осталось больше сил.

 

Сова глухо прокашлялась и продолжила:

- А я логически ко всему пришла. Я вывела закономерность! – Сова вплотную приблизила свой клюв к Янкиному носу. – Закономерность такая – «непорядок враг природы»! Почему, поинтересуетесь вы? А потому что природа – это порядок! И сразу мне всё стало ясно! Сразу поняла, как можно весну остановить! Непорядком. Непорядок всему красный свет! Непорядок – враг эволюции! Ну, конечно, ещё сопутствующие знания кое-какие были!

Шура старательно послюнявила коготки и выровняла бровки ниточкой. Потом щелчком сбросила прилипший к ридикюлю, снег.

- Здесь сохраняется и пишется история, - Шура погладила ридикюль крылом.- А теперь слушай! Не может прийти весна, пока ёлка не вернулась на своё место, а игрушки не вернулись к своим хозяевам. Всё ведь должно быть на своих местах, порядок во всём должен быть. Порядок – это основа основ! Порядок, он не нами зверями и не вами людями создан, он испокон…

Она ещё много хотела сказать о порядке и его пользе, но Янка перебил её.

- Где ёлка?

Сова всплеснула крыльями и жалобно ухнула. Она больше всего на свете не любила, когда её перебивали, или когда невнимательно слушали.

«Ух, нет культуры поведения у него», – так подумала сова и поставила пометку в записной книжке:

«грубит, перебивает, недоверчив, невнимателен».

- Где ёлка? – повторил мальчик уже громче с нотками угрозы в голосе.

«А он ещё и угрожает», - подумала сова и опять сделала запись в своей книжке:

«угрожал голосом».

А она-то ждала его – смелого освободителя. А он!

 

Янку это глупое и неуместное поведение совы начинало сердить не на шутку.

- Почему ёлка в свой лес не вернулась? Очки у неё! Книжечка! Записывает! Отвечай! Последний раз тебя спрашиваю!

- Про что отвечать? – спокойно съехидничала сова. – Про очки или про книжечку? А если ёлочкой интересуешься, то вот тебе мой ответ. Связана она по рукам и ногам. Да плюс к этому ещё и вся в шарах.

- По каким рукам и ногам?

Шура проигнорировав вопрос продолжала:

- Подружка моя закадычная всех вас и нас надула, вокруг пальца обвела. Мне так интересно было! Я всё ждала: получится у неё или не получится, сумеет она или не сумеет. Сумела она. Совсем ведьмой становится.- Сова выпучила глазки и прикрыла голову крыльями. А ты торопись. Хотя, впрочем, история не терпит суеты.

- Эх, ты! Да, ты…

Мальчик всё понял – это она, Шура, заварила всю эту кашу! Он сжал кулаки и шагнул к сове.

Сова быстро отпрыгнула в сторону:

- Женщин не бьют! – Шура укоризненно погрозила крылом.

- Не бьют, но иногда убивают, - чеканя каждое слово, выдохнул мальчик и поднёс к очкам Шуры увесистый кулак. - Где ёлка?

Шура стрелой взметнулась на дерево. Там Янка был ей не опасен.

- А потактичнее можешь? Покорректнее? Без металла в голосе? Женщин он убивает! Революционер, какой!

- Скажи, где ёлка! – мальчик бросил в сову хворостину, которая попалась под руку.

- И после этих швыряний ты спрашиваешь, где ёлка!? А может, ещё и слетать с тобой? Может,ещё и проводить? Нет, ты будешь наказан за своё недоброжелательство. Так всем и расскажу: «Хотела, мол, его к ёлочке вашей проводить, а он угрожать начал, стращать своими кулаками огромными, палками замахиваться!» – она кивнула на стоящие рядом с Янкой лыжные палки.

- Какими палками!? – возмутился мальчик.

Он подпрыгнул, хотел согнать сову с ветки, но случайно зацепил свисающий Шурин ридикюль.

- Ах, ты ещё и ридикюльчик оторвать хотел! Это уже нонсенс! А, может быть, своровать? Может быть, у тебя фобия? Никаких тебе от меня взаимопомощей! А хотела! Как я хотела помочь! Ёлку ищи сам! Воспитывайся!

 

Сова ухнула и быстро нырнула в черноту леса.

Мальчик опять остался один…

 

15. Поиски ёлки.

 

- Ну и не надо, – Янка упрямо тряхнул головой, - сам найду.

Он оглянулся вокруг – лес обступил его, окружил, стиснул со всех сторон.

«Куда же теперь? Конечно, в самую чащу, в самый бурелом. Где же ещё можно спрятать такую высокую и пушистую ёлку?» Янка снял лыжи, поставил их под дерево и шагнул по твёрдому снежному настилу в сторону поваленных деревьев.

 

 

Янка блуждал по лесу уже не один час. Он потерял и шапку, и рукавицы, падал и снова поднимался. Щёки его горели от царапин и мороза. Очень хотелось присесть, отдохнуть, хоть на минуту закрыть глаза.

И Янка присел, привалившись спиной к дереву…

 

И сразу же прямо перед ним, как с неба, свалилась Шура. Она нахлобучила на мальчика шапку, кинула ему на колени потерянные рукавицы.

- Герой! – закричала Шура. - Ух, улёгся! Ух, пристроился! Идти надо, идти!

- Да, да, конечно. Что это со мной такое? Спасибо тебе.

Шура обиженно хмыкнула:

- А за шапку, что, сов благодарить не надо?

- И за это спасибо большое, - мальчик зевнул и поёжился от холода.

- А что, рукавицы к тебе сами прилетели, что ли? Что мудрые альвы здесь тоже ни при чём?

- Ещё раз спасибо тебе. А теперь прощай, надо идти.

- Надо, конечно надо, - ехидно передразнила мальчика сова. - Да только надо не в ту сторону идти-то!

- Что ж ты сразу не сказала? – устало спросил Ян.

- Я ж не знала, что ты пойдёшь совсем не туда! – возмутилась Шура и опять начала громко ругаться, хлопая крыльями.

Потом она успокоилась, села напротив и начала подробно и обстоятельно рассказывать, где спрятана ёлка.

- Всё понял?

- Понял, - махнул головой Янка. – Спасибо тебе, Шура.

- Ну, тогда я полетела. Надо быстрее к Кларочке. Так и не долетела я до моей подружки закадычной. За твою буйную голову переживала, путь твой неправильный отслеживала. Заботливая я, ух, заботливая.

А не предупредить её не могу. Сам знаешь, поди, какие нас отношения связывают. Крепкие! Дружественные! Я вот, например, очень не обидчивая. А она обижать любит – хлебом не корми. Обижать и мстить, мстить и обижать, – сова горестно закатила глаза, видимо от Злой Клары ей доставалось здорово.

- Но чтобы я обиделась! Чтобы мстила, как эта невоспитанная девушка! Никогда! И ты тоже никогда не мсти. Только прощение! Прощение – двигатель эволюции. Я вот, например, как ты надеюсь, заметил, обидам не подвластна. Они подвластны мне!

Янка кивнул головой, пытаясь перебраться через заснеженный бурелом. Теперь он Шуру не перебивал и за ридикюль не хватал. Но и не слушал. Много в её речах бестолковости.

- А ты торопись, тебе только шарики снять да ёлку отвязать. И всё – зиме конец! Видишь, как просто! Ну, ладно, прощай. Надо успеть Злую подружку мою закадычную Кларочку предупредить. А ты, - Шура уселась на плечо к мальчику и доверительно зашептала в ухо, - веди себя хорошо. Я всё записываю. Для истории. И про Клару пишу. Я про всех пишу. История бесстрастна!

Шура ещё немного потопталась на Янкином плече, потом резко, без предупреждения оттолкнулась лапами и стала медленно набирать высоту.

- Помни! Одинокая она! Но мстительная! Очень!

Сова, сделала последний круг над Янкиной головой и улетела.

 

Янка остановился и задумался, страх опять вздыбил мурашками куртку.

«Может вернуться в Город и рассказать всё горожанам? И уже всем вместе? Вместе ведь надёжнее и не так страшно.

А если за это время Тряммрилямы ёлку перепрячут? Что тогда? Нет, бежать в Город некогда».

Мальчик поглубже натянул шапку и быстро зашагал в сторону больших камней, туда, где, по словам Шуры, была спрятана Новогодняя Ёлка.

 

Дорога вела под горку и была заледеневшая и твёрдая. Янка бежал быстро, а кое-где и катился кубарем. Он внимательно следил за приметами, о которых так подробно рассказала сова.

 

Камни встали на пути, как огромные чернильные пятна на фоне бледного лунного неба.

Ян начал карабкаться вверх по холодным валунам. Ноги скользили, и мальчик время от времени скатывался вниз. Он изо всех сил цеплялся за каменные выступы и упорно продвигался к цели.

Впереди оставался последний валун. Мальчик быстро забрался на него и замер!

Прямо под ним, в расщелине, искрясь в лунном свете, стояла Ёлка. Янка, не раздумывая, покатился вниз.

 

 

Когда снежная пыль улеглась, мальчик огляделся - кругом ни души: тишина, луна и звёзды. Печально-тонко позванивали шары, тревожным шепотом шуршал в беспорядке свисающий серпантин.

Казалось, ёлка всеми ветками тянулась к Янке пытаясь, что-то сказать, но Янка не понимал её языка. На всякий случай он ей сказал:

- Здравствуйте, сейчас я вас освобожу.

Мальчик быстро сбросил куртку, расстелил её, потом развязал все верёвки, опутывающие Главную Городскую Ёлку и начал быстро снимать и бережно складывать на куртку шары. Серпантин и бусы сами стекали на снег с опущенных веток. Янка очень торопился: он уже видел, что и ёлка помогает ему, низко-низко наклоняя ветки.

 

 

16. Битва

 

 

- Работаете? – как выстрел раздалось за спиной Янки. - Хотите из обезьяны стать человеком?

Клара громко расхохоталась.

Ах, как жаль - одной обезьяной станет меньше. Но я не буду мешать вашей эволюции. Такой азарт! Такая скорость! Сколько вёрткости, сноровки! Ну просто вертолёт на ножках – туда-сюда, туда-сюда...

 

Клара стояла в окружении Снежаков почти рядом. Когда и как они появилась здесь было непонятно.

Мальчик, не отрываясь, смотрел на улыбающуюся девушку.

«Какая она красивая! – растерянно и совсем не к месту думал Янка. - Наверное, самая красивая в мире».

 

Клара действительно в этот вечер была особенно хороша.

 

Когда прилетела Шура и сказала, что именно Янка идёт к ёлке, девушка очень обрадовалась. Она надела свой самый любимый сарафан в горошек. Бусы и браслеты тоже выбрала самые любимые, самые красивые. Несколько раз укладывала волосы, даже пыталась заплести косы. Но, в конце концов разбросала их по плечам, и на последок быстрым взмахом ножниц подстригла чёлку.

Теперь Клара стояла сбивая щелчками с волос снег и внимательно рассматривала мальчика.

«Ничего особенного, обыкновенный мальчишка, - наконец убедила она себя. - Вот только, похоже, он её, Клару, не очень-то боится! Ну, уж, это мы посмотрим».

Злая Клара начала наступление.

- Я уже решила. Я вас закружу, - сказала она, продолжая улыбаться. Потом серьёзно пояснила:

- Это значит - завьюжу, заблужу, загуляю. И когда вы налюбуетесь красотой зимнего леса, я вас, скорее всего, заморожу. Потому что, - Клара, издеваясь, кокетливо опустила ресницы, - потому что признаюсь честно, вы мне оч-ч-чень понравились. Я вас, к большому вашему сожалению, очень хорошо помню. А ещё, у вас такая геройская внешность. Ах, как это будет натюрмортно! – и Клара захлопала в ладоши. - Глазки грустные, волосики вразлёт. Поза, конечно же, по усмотрению клиента - сами подберёте.- Клара восторженно потёрла руки. - Свитерочек беленький, сам весь бледненький! Такой весь будешь ты прозрачненький, весь звонкий! Только попрошу Вас, не сочтите за труд, левую щёчку вытрите, пожалуйста. – И она протянула Янке благоухающий духами, белый кружевной платочек.

Янка машинально взял протянутый ему платок.

А Злая Клара между тем продолжала контрнаступление по запугиванию противника:

 

 

- Ах, как не хотелось бы морозить Вас грязненького! Хотите стоять вот здесь? Рядом с ёлочкой? А может лучше здесь? - Красавица краснокрылой бабочкой порхала у Ёлки, выбирая местечко, где она пристроит «замороженного мальчика».

Янка стоял, не шевелясь, молча, наблюдая за бегающей вокруг ёлки Кларой. Он думал, что ничуточки не боится этой вздорной девчонки. И так просто, как ей кажется, заморозить он себя не даст. Что он, букашка какая-нибудь, которую захотел – заспиртовал, захотел – заморозил. И вообще, не помнит он таких случаев, чтобы она кого-нибудь, когда-нибудь морозила и напоказ выставляла.

«Ну, всё, - решил Ян, - пора тоже что-то говорить».

Он пошевелил замёрзшими пальцами, тряхнул головой, сбрасывая какое-то непонятное оцепенение.

- Эй, Клара!

Клара быстро повернулась к мальчику. Янка ещё раз тряхнул головой, потёр рукой глаза, сбрасывая остатки наваждения.

- Клара, - повторил он, - я тебя не боюсь.

Клара продолжала улыбаться, но улыбка её изменилась: глаза заледенели вдруг, заискрили. Клара остановилась, резким движением головы смахнула с лица волосы и шагнула к мальчику.

Янка стоял, не трогаясь с места. Глаза их встретились…

Кто о чём думал в этот момент?

А каждый думал совсем не о том, о чём положено думать в таких ситуациях.

Злая Клара думала, что именно он, этот мальчишка, дольше всех задерживался на берегу и смотрел её концерты. Почему? Ведь, он же ненавидит её. Смотрит на неё как Баба Яга на безобидного Иванушку!

А Янка думал: «Какая она красивая!!!» И больше ничего не думал.

И вдруг Злая Клара разозлилась! Разозлилась по-настоящему. Она подскочила почти вплотную к мальчику, схватила его за волосы и сильно тряхнула. Тряхнула так, что оба стукнулись лбами. Это было так неожиданно, что Янка засмеялся.

Клара прижала ладони ко лбу, глаза её сверкали.

- Ах, ты ещё и веселишься! Ты ещё и по голове бьёшь! До синяков и ран!

Янка отвёл её ладони от лица:

- Синяков нет, - растерянно протянул он, держа Кларины руки.

- А теперь руки мои заламываешь!

Клара резко выгнулась и больно укусила мальчика за палец.

Янка ойкнул от неожиданности, хотел лизнуть языком горевший укус, но наткнулся на Кларину руку и неожиданно для себя тоже схватил её зубами за палец.

- А-а-а! – истошно завопила красавица. – Бей его! Колоти! – Злая Клара стремительно отскочила в сторону.

 

И сразу же под ноги Яну бросился Лям, а Трямм налетел на него сверху.

Всё заметалось, завертелось и кубарем покатилось к Ёлке. Снежаки, как в развесёлой пляске, закружились вокруг мальчика. Они подскакивали вверх и обрушивались на него, больно ударяя ледяными боками.

 

В стороне, печально глядя на происходящее, одиноко стоял Ри.

 

А Злая Клара бегала вокруг ёлки и громко хлопала в ладоши.

- Ой, какая битва, - кричала она. Ой, какая свалка! Как это весело! Трямм, ты ему подножку, подножку!

Она, швыряла в лицо мальчика охапки колючего снега.

– Ри, малыш, ну что же ты остолбенел? Ну повеселись, хоть немножечко!

Трямм и Лям, оскалив свои острые зубки, тяжело пыхтели, пытаясь как можно дальше оттащить мальчика от ёлки. Они то отскакивали, то снова кидались на него…

 

 

Ян начал выбиваться из сил, уж очень эти силы были неравные. «Надо что-то придумывать, - метались его мысли. Не силой возьму, так хитростью. Отступать мне некуда».

Янка уже не чувствовал боли от хлёстких ледяных ударов, не замечал разбитых в кровь губ. Битва шла не на жизнь, а на смерть.

Злая Клара, изрядно устав и получив не один синяк, отбежала к Ри, который продолжал неподвижно стоять в стороне. Она рухнула рядом с ним на снег, обмахивая разгорячённое лицо рукой.

- Ну, здорово! Вот это драка! Немного отдохну и опять в бой! Пойдём вместе, Ри! Если хочешь, ты будешь за мальчишку, а я за нас. Смотри, смотри, как они его лупасят! – кричала она, то и дело вскакивая и опять падая в снег.

Вдруг Трямм отскочил далеко от ёлки. Он высоко подпрыгнул, и, громко улюлюкая и хохоча, крутясь волчком, стал набирать скорость. Потом ещё раз подпрыгнул, сверкнул ледяными боками и понёсся на мальчика.

Янка краем глаза увидел летящего Снежака и плашмя упал на снег.

Трямм со свистом пронёсся над его головой. Не сбавляя скорости, всё так же хохоча и улюлюкая, Снежак развернулся в воздухе и опять сверкающей горой понёсся на мальчика.

Ян в это время отбивался от наседавшего на него Ляма. Одновременно он внимательно следил за маневрами Трямма.

 

Решение пришло мгновенно!

 

Ян быстро схватил вцепившегося в его свитер Ляма. Оторвал от себя. Поднял вверх. И… Со всей силы швырнул навстречу летящему Трямму…

 

Злая Клара закрыла глаза.

Раздался взрыв! Ледяные осколки брызнули во все стороны.

Стало очень тихо…

 

Начинало светать.

Время для Клары, как будто остановилось…

Ей показалось, что она висит в воздухе… А земли под ногами нет…

Ей показалось, что силы её покинули…

И память её покинула тоже…

Кто она? Где она?

Рядом кто-то дышит… молчит…

 

Клара сначала осторожно открыла один глаз, потом второй: на снегу, прямо на её ноге, сидит этот несносный пацан. Растерзанный, растрёпанный, свитер порван, всё лицо исцарапано, под глазом огромный синяк.

Клара с силой выдернула из-под Янки свою голую пятку.

- Пристроился к беззащитной девушке на колени и рад? – почти беззвучно прошептала она. – Рыцарь!

Янка даже не заметил Клариного рывка.

- Всё, - тоже почему-то шёпотом сказал он, - теперь скоро весна.

Мальчик поднялся. Ему было жаль, очень жаль девушку. И маленького Снежачка тоже. Этот Снежачок так и не вступил в сражение.

 

А Ри в это время стоял рядом с неподвижно сидящей Кларой и бережно гладил её по голове.

«Тоже мне кавалер выискался», - почему-то обиженно подумал Янка. Ему тоже хотелось как-то утешить Клару, но слов подходящих не было. Он отряхнул ледяные осколки, провёл руками по всклоченным волосам. Ещё раз посмотрел на сиротливо обнявших друг друга Ри и Злую Клару. Потом, слегка прихрамывая, зашагал к ёлке снимать оставшиеся шары.

 

 

В Город пришла весна.

 

 

 

На следующий день в Город Пёстрых Фонарей пришла весна. И странным образом нашлись разноцветные ёлочные шары – они лежали горкой на подтаявшем снегу в Городском Парке.

Никому не сказал Янка откуда у него синяки и ссадины, и про Злую Клару тоже никому и ничего не рассказал – жалко было её. Отпечаталась эта Злая Кларка в его голове, как фотография, и никуда не уходит эта картина – Кларка сидит на снегу, такая вся красивая и такая вся растрёпанная. Глаза огромные, обиженные, зелёные. Рядом этот маленький Снежачок – обнял её за голову, к себе прижимает. А перед ними сверкающие в первых лучах, невесть как пробившегося в эту расщелину солнца, ледяные осколки.

Он тогда так её и оставил, неподвижно сидящую, бережно обнимаемую Снежачком.

 

17. Речь Шуры

 

Но скоро горожане узнали всё и со всеми подробностями. - Специально «для оповещения населения о проявленной мудрости», как она сама сказала, в Город прилетела сова Шура.

Правда горожане своими расспросами очень быстро выяснили, что она-то, Шура, во всей этой истории сыграла роль двусмысленную. И Шуре об этом дали понять. Шура молча проглотила этот упрёк, но через какое-то время, прилетев специально для этого в Город, попросила разрешения выступить по радио.

«Хочу объясниться», - сказала она.

Шура облетела всех горожан, попросила, чтобы все динамики рано утром были обязательно включены.

Ей пообещали.

И тогда Шура сказала следующее:

-Главное в жизни это мудрость! Мудрость всегда приносит добрые плоды. Так мы считаем все, не только Фрик. Я хочу перечислить добрые плоды, которые принесла моя мудрость.

И Шура, выдержав паузу, дикторским голосом во всю свою мощь ухнула:

- Перечисляю мои добрые плоды.

 

Пер-р-рвое! Я спланировала проверку силы духа юноши. Я дала ему шанс узнать себя.

Я! Не вы!

Втор-р-рое! Спасена жизнь двух Снежаков! Снежаки – это снег. А у снега свои периоды существования. Как у человека есть детство, юность и зрелость, так и у снега есть те же самые стадии.

Снег – это детство!

Вода – это юность!

Пар – это зрелость!

Скажу без ложной скромности. Я подарила этим вашим Снежакам, не всем, к сожалению, возможность продолжить своё взросление, свою эволюцию! Два Снежака – Трямм и Лям скоро станут водой. Они перейдут в юность!

Я подарила! Не вы!

Тр-р-ретье! Злая Клара наконец-то поняла, что и на неё есть управа.

И это опять спланировала я.

Я! Не вы!

Потом Шура немного помолчала, покашляла, и, почти басом выкрикнула:

- Я приношу свои извинения всем и каждому в отдельности за моё искреннее участие и справедливую бесстрастность!

А теперь прощайте!

Мудрость всегда права!»

 

Через несколько минут сову уже видели удаляющейся в сторону леса.

 

Вот такого наговорила Шура. Вроде бы это и правда, но и неправда тоже. Всех запутала.

Но каждый для себя свои выводы сделал. Разные у всех были выводы, грустные выводы. У многих горожан были тревожные предчувствия, ожидания…

О том, что будет дальше с Кларой, боялись даже думать.

 

 

---------------------------------------------

 

 

Весна в этом году в Городе Пёстрых Фонарей была самая весёлая и самая дружная. Такой весны горожане давно не помнили.

 

А ещё в Городском Парке открылся новый аттракцион «заоблачные ветряные качели».

Качели не обычные – воздушные. Обыкновенная струя воздуха и никаких тебе конструкций. Их Фрик изобрёл.

А ещё городские кондитеры придумали новый сорт мороженого – роза с разноцветными лепестками: каждый лепесток новый вкус, новый аромат. Горожане назвали его “Пёстрый вкус”, а покороче “Пёстренькое”.

 

Весна в Городе Пёстрых Фонарей вступала в полную силу. Дружно набухли острые почки на деревьях, дружно выскочили из них язычки листьев, зацвели первые весенние цветы. Всё текло своим чередом...