У ВРАТ СМЕРТИ…

(о нежности и коварстве)

 

 

…И снова сверкает яркое полуденное солнце тысячами осколков нежного хрусталя, прозрачного и чистого, и снова высокое небо тихо и приветливо, задумчиво и спокойно, оно зовет в неведомое, в пустоту, в неизвестность и забвение. Тихо покачиваются ветви цветущей белой сирени вокруг меня, чуть слышно шепчут тонкие листья в пустоте, словно приветствуя мое возвращение в мир тепла и света из хаоса небытия, где я невольно был все последние годы. Да, я снова здесь, в этих промежуточных мирах, сотканных из переплетающихся тонких нитей нежности и боли, печали и радости, сочувствия и презрения. Эти миры знакомы мне, это мои родные места, я – часть всего этого великолепия и беспечности, слитых воедино. Я знаю это небо, я помню это солнце, я не забыл еще осторожные прикосновения этого ласкового ветра, тихо нашептывающего мне о чем-то далеком, позабытом, неземном. Я вслушиваюсь в его слова – и внезапно понимаю, о чем они. О Вечности и Мгновении. О печали и нежности. О грусти и о сожалении. О Жизни и о Смерти. О том, что противоречиво, непостижимо, непредсказуемо. О том, что никогда не понять, проживи я еще хоть тысячу лет. Да, я помню, я все помню, я ничего не забыл. И никогда не забуду. Ничто не меняется в этом мире, и теперь я хорошо понимаю это…

А вокруг меня все так же стремительно бурлит Жизнь, она неистова, стремительна, непостижима и непредсказуема, как и всегда. И все-таки, что-то подсознательно тревожит меня, беспокоит мое сердце, наполняет его ледяным холодом, гнетущей тоской и пустотой. А ветер мягко шевелит густые заросли сирени, это бело-зеленое море безмятежности, и тихо разговаривает со мной, и шепчет мне какие-то странные слова, и напевает о чем-то чуть слышно. Он хочет рассказать мне о смысле одного мгновения, он шепчет мне о мимолетной радости уходящих секунд, о неуловимом счастье задумчивого созерцания, о мудрости и тишине Вечности, о мягкости, тепле, беспечности, свойственном восприятию всех живых существ. Он говорит мне, что Все Живое едино, и я начинаю невольно верить этим удивительным словам не незнакомом языке. Я не знаю этого языка, но я понимаю смысл этих слов. Так странно, нелепо, невероятно… И снова я иду по огромному лугу, и ветер завевает мои волосы, и шелестит трава и у моих ног, и солнце приветливо касается моей кожи, и бесконечное небо зовет за собой, ввысь, в неизвестность, в забвение…

И снова ты рядом со мной, как и в те позабытые дни беспечности и легкости, и снова я вижу слезы на твоих глазах, они блестят, искрятся, сверкают на солнце, словно горсть причудливых бриллиантов. Ты счастлива, что я вернулся, что я снова с тобой, что мы снова можем быть вместе. И снова ветер тихо шевелит твои волосы, и напевает тебе древние песни позабытых дней, и снова ты спокойна, нежна и задумчива, как и прежде. Ты смотришь на меня, ты касаешься своей мягкой ладонью моей руки, ты зовешь меня за собой, в наш прежний мир тепла, легкости и тишины. Мне так хочется обнять тебя, но я остаюсь по-прежнему холодным и безмолвным, словно ледяная скала. И в глазах моих теперь не тепло и мягкость жизни, а лишь безразличие и насмешка смерти, и в сердце моем давно уже не тепло и сочувствие, а лишь пустота и безмолвие, и слезы на твоих глазах уже ничего не значат для меня. Это просто капли бесцветной прозрачной жидкости, и не более того. Руки мои стали теперь холодны, словно лед, и мою ладонь тебе уже никогда не согреть своим живым теплом. Возврата назад нет, и я хорошо понимаю это. Я хочу улыбнуться тебе, я так хочу быть прежним, я так хочу раствориться в тебе, стать частью тебя, но с моих губ слетают лишь нелепые, странные, незнакомые слова, смысл которых я не совсем понимаю.

«Ты плачешь… – тихо говорю я тебе зловещим шепотом, переходящим в леденящий душу шелест, – но о чем твои слезы? Ты смеешься – но о чем твой смех? Что ты знаешь о жизни, о ее сути, о ее смысле? Ты говоришь – жить ради жизни – о, как же ты глупа и наивна! Ведь жизнь – это вовсе не долгий и светлый путь, как тебе кажется сейчас, а усеянная острыми камнями и глубокими колеями дорога, ведущая тебя к самому ужасному, что только можно вообразить – к Смерти. К твоей собственной смерти. К небытию. И это – не изменить, не исправить. Это – уже навсегда, навечно. Это – дорога в один конец. Можешь биться в истерике, можешь жить в вечном ужасе, можешь улыбаться, смеяться, безумствовать, уверяя себя, что все в порядке – ты ничего не изменишь в своей судьбе. С самого начала твоего рождения запущен обратный отсчет времени на часах Вечности. Ты словно цветок – хрупкий и нежный цветок на ледяном ветру Жизни. Этот ветер убивает тебя час за часом, день за днем, год за годом. Пойми, поверь моим словам – и никогда не говори больше, что ты живешь ради Жизни, ради счастья, ради будущего…»

Она лишь удивленно смотрит на меня, такими странными и нелепыми кажутся ей мои слова.

«Но как же… – лишь усмехается надо мной эта странная красавица, и я вижу какую-то жалость в ее взгляде, – но как же ты наивен, если говоришь такие смешные вещи… Жизнь – это словно тень над морем, это как радуга над звенящим водопадом, это словно прикосновения легкого ветра, проносящегося в далеких заоблачных высях. Ее дыхание непредсказуемо, непостижимо, таинственно, оно всегда приводит в трепет, восторг, восхищение. Ее красота – это красота цветка, распустившегося на восходе солнца. Но ты ничего этого не видишь, не чувствуешь. Ты как всегда печален, задумчив и погружен в себя. В твоих глазах как всегда лишь пустота и безразличие. Ты здесь – но тебя нет. Что ты можешь знать о Жизни, если думаешь лишь о Смерти? Что ты можешь знать о Вечности, если не понимаешь, что такое Мгновение? Ведь мгновение – это тоже вечность, стоит лишь прожить его правильно. А вечность – это всего лишь множество мгновений, и не более того. Просто множество мгновений, счастливых или печальных. И какими они будут – зависит лишь от нас самих, от нашего восприятия жизни, от нашего ощущения реальности. Скажи, зачем ты так любишь черный цвет? Зачем ты уверяешь себя, что живешь в аду, у края пропасти, у грани Небытия и Забвения? Да и что ты можешь знать о Печали, не зная ничего о Радости? Что ты можешь знать о Смерти, ничего не знаю о Жизни? Ведь все эти вещи взаимосвязаны, они – одно и то же. Проявления разные, а суть одна. Одна, единая, неделимая…»

Я удивлен таким странным ответом, но мне знакомы эти идеи, ведь мне доводилось слышать их уже не однажды.

«Нет, милая… – лишь улыбаюсь я ее нелепым словам, и в глазах моих сверкает огонь вседозволенности и презрения, – нет, радость моя, я не верю больше в эти смешные сказки. Скажи еще мне, что ты и умирать будешь с улыбкой на лице. Нет! Не будет никаких улыбок на твоем лице, поверь мне. Ты будешь стонать, плакать, биться в судорогах, проклинать тот день, тот час, когда появилась на свет. Ты скажешь лишь одно слово в последние cекунды своей жизни, после которых у тебя уже не будет ничего. «Зачем? – скажешь ты, – Зачем была эта жизнь, для чего? Не стоило, наверное, рождаться, жить, надеяться на что-то, верить в лучшее, если бы знать с самого начала, что все заканчивается так ужасно, мерзко и мучительно…» А оно заканчивается очень мерзко, поверь мне. Всегда и везде. Не бывает исключений. Это – неизбежность, это – закон. Об этом рассказал бы тебе любой из ушедших навсегда. Об этом же рассказали бы тебе те молодые девушки, которых уже нет. Но – увы – они уже ничего не могут рассказать. Они навсегда потеряли все, что имели, и здесь ничего уже нельзя поправить. Они были – и их однажды не стало. Они тоже были когда-то детьми, радовались, любили, печалились, верили в свою судьбу, в лучшее будущее, мечтали о чем-то – и их не стало однажды. А теперь подумай – скоро и твоя очередь. Может быть, уже завтра. Может, прямо сейчас…»

Она лишь печально смотрит на меня, словно не она, а я жертва каких-то странных иллюзий. Она смотрит так, словно я какое-то неполноценное, ограниченное существо. Так смотрит нормальный человек на слепого. Как объяснить ему, что такое краски, если он никогда не видел ничего подобного? Она словно хочет сказать мне: «Ну как же ты безумен, милый… Нельзя жить, и не понимать суть жизни. Нельзя любить, и думать о скором конце. Нельзя быть и нежным, и расчетливым одновременно. Нельзя, нет, нельзя! Ведь ты же не камень, не скала, не мертвая горная порода, а живой человек. Живой, чувствующий, нежный разве ты не понимаешь? Такой же, как и я. Разве не сердце бьется сейчас в твоей груди? Разве не теплы твои ладони? Разве не ветер развевает твои волосы, и шепчет тебя странные слова, и напевает тебе древние песни? Разве можно предать все это, отвергнуть, растоптать, не принять? Разве можно перестать быть человеком по собственной воле? Разве можно и любить Все Живое, и убивать его одновременно? Разве можно и ласкать, и ранить одной и той же рукой? Ведь пепел на твоих ладонях – от неверия. От разочарований. От безысходности. Все это так, я же вижу, я же чувствую, я понимаю…»

Она осторожно касается моей головы своей мягкой ладонью, словно желая передать мне часть своего тепла, часть своей души, своей нежности, сострадания, печали. Она мягко смотрит на меня, и в глазах ее лишь искреннее сожаление и участие. Она не понимает, что со мной, почему я стал таким чужим, непонятным, незнакомым. Она не понимает, откуда эта острота в моем взгляде, откуда мои чувства, мои мысли. Я хочу что-то сказать ей, я хочу оттолкнуть ее, но слова уже бесполезны. Ведь она наивна, она не понимает меня, она не видит, кем я стал. Она не знает, что я такое теперь. Она все еще живет в мире иллюзий, в мире фантазий и снов, а я давно уже понял, где живу на самом деле. Она все еще пытается стряхнуть пепел с моих ладоней, оживить мое сердце, разбудить мою душу от долгого сна, но это уже невозможно. Нет, бессильны здесь ее слезы, ее надежды, мечты, любовь. Все это уже напрасно. Но что же мне делать, как объяснить ей, что за мир ее окружает? Как мне объяснить ей, почему я стал таким, как сейчас – безразличным, холодным, насмешливым и жестоким? Выход есть. Только один. Лишь один, но неизбежный, неотвратимый.

Трава по-прежнему шелестит вокруг меня, и тени скользят по оцепеневшему и притихшему лугу, и ветер раскачивает полевые цветы – но все это мне сейчас безразлично, все это не важно, все это пустое. И пусть так теплы солнечные лучи, пусть так задумчивы и глубоки песни ветра, пусть так причудлива игра полуденных теней – это не суть жизни. Это – лишь иллюзия, мираж, обман чувств. Я медленно встаю в полный рост, поднимаю голову, и тьма окутывает меня. Моя подруга вздрагивает, потому что странный вкрадчивый шелест заполняет все пространство, поглощает все восприятие. Этот пугающий неуловимый шелест, приходящий из черной пустоты, пронзает сознание, словно тысячи ледяных игл, острых и тонких, безжалостных и стремительных. Кажется, грозные волны черного прибоя неистово бьются о оцепеневший берег беспечности, и могучая сила этих величественных волн способна в один миг уничтожить все живое за сотни километров вокруг. Кажется, бескрайний темный океан, бурный и угрюмый, плещется у самих наших ног, еще секунда – и он поглотит нас навсегда. Он коварен, неповторим, загадочен, причудлив, словно ожившие фантазии из давно позабытых детских снов. Он сверкает тысячами искр, переливается странными, неземными цветами, влечет нас к себе, в мир Неизвестности, разрушающий наши души и растворяющий наши чувства. Впрочем, так и должно быть. Зона перехода уже близка, и я чувствую это, я готов к неизбежному…

Еще мгновение – и превращение происходит. Я встаю в полный рост, протягиваю руки в дрожащую пустоту и внезапно расправляю за спиной длинные крылья, сверкающие великолепным черным серебром. Они зловеще искрятся на солнце, они вкрадчиво шелестят на ветру, развеваясь за моей спиной, словно огромный темный плащ. И волосы на моей голове живут своей жизнью, они превращаются в клубки ядовитых змей, и в глазах моих теперь лишь неистовый огонь силы, власти и вседозволенности. Я вижу, как расширяются глаза моей удивленной подруги. Она в недоумении – но это лишь начало. Она ведь не знает, что я – Ангел Тьмы, это моя сущность, моя тень, мое дыхание. Я был в нижних, темных мирах, я стал совсем другим, иным, чужим, незнакомым. Я теперь гость в этом мире, когда-то бывшем мне родным. Гость, пришелец, чужестранец… Тот, кто не отсюда. Тот, кто пришел извне, из черной пустоты небытия, и тьмы непознанного. Сумерки – вот мое дыхание, вот моя тень, вот моя душа. Свобода и власть – вот мое призвание, моя судьба, моя жизнь. Я люблю быть всесильным и всемогущим, жестоким и коварным, я люблю карать и миловать по своей воле. Да, я теперь такой, и другим я быть не могу. Еще мгновение – и пальцы на моих руках превращаются в длинные и острые когти, взгляд становится пронизывающим, испепеляющим, убивающим все живое. Моя тень живет своей жизнью, она произносит какие-то ужасающие слова жутким шепотом, она скользит за мной бесшумно и зловеще, словно в предвкушении неистового пира Разрушения и Смерти. И я хорошо понимаю – ей теперь недолго осталось ждать…

Еще недавно был жаркий летний полдень – но все теперь изменилось вокруг. Странным ледяным холодом повеяло неведомо откуда, померк свет солнца, и сумерки спустились над молчаливой и притихшей землей. Вокруг нас больше не было ни жаркого летнего солнца, яркого и беспечного, ни задумчивого полуденного ветра, дующего с дремлющих лугов, ни бескрайнего голубого неба, прозрачного и чистого, зовущего в никуда, в неизвестность, в забвение. Все внезапно исчезло, словно ничего и не было никогда. Другим стало все – и ветер, и небо, и звезды. Другим. Чужим. Пугающим. Неземным. И ветер иного мира взметнут наши волосы в черную пустоту, и ледяной холод проник в наши живые сердца, заточил наши чувства в прозрачную оболочку безмолвия и тишины, заставив нас вздрогнуть на мгновение от ужаса и восторга, слитых воедино, ставших вдруг чем-то новым, непознанным, непередаваемым. Вкрадчивый шелест, неуловимый шорох заполнил собой все пространство, проник в каждый уголок наших сознаний, в каждую частицу души, в каждую клеточку наших тел. Это шелест приводил в трепет и оцепенение, он заставлял поверить в невозможное, в чуждое восприятию нормального человека. Так могут шелестеть только крылья – черные крылья иных существ, стремительно приближающихся к нам отовсюду.

Еще мгновение – и мы увидели их. Длинные, невозможные, причудливые силуэты окружали нас, шелестели их острые и длинные крылья, их покровы сверкали ярким черным серебром, искрились, переливались какими-то невообразимыми красками. Эти странные существа парили над нами, стремительно проносились мимо, появлялись из ниоткуда, исчезали в никуда, их тени переплетались, сливались, раздваивались, словно какие-то нелепые видения, приходящие из необычных ночных снов. Мне казалось, вокруг нас теперь бесконечное поле великолепных черных цветов, звенящих на ветру, словно они сотканы из кристаллов чистого льда. Они очаровывали, влекли за собой, звали в неведомое, просили прикоснуться к ним хоть на мгновение. А эти странные существа взмывали в небо над невозможными ландшафтами, парили в чужом небе, их движения были стремительны, непостижимы и великолепны. Еще несколько секунд мы стояли под этим чужим небом, под этими звездами, и ветер иного мира развевал наши волосы, нашептывая нам какие-то ужасные и жуткие вещи… Затем я произнес формулу возврата, и в тот же миг все исчезло.

И снова вокруг нас было бесконечное поле цветов, и привычный ветер обнимал нас, и нежно касался нашей кожи, и звал за собой в неизвестность и забвение, словно боясь потерять нас снова. И солнечные лучи были беспечны и веселы, как и прежде. И небо раскинулось над нашими головами, словно бесконечный и чистый хрустальный купол, словно врата в Неведомое. Да, это по-прежнему был наш родной мир, знакомый, привычный, понятный, приветливый… А то, что мы видели только что, за Барьером… Глупости. Фантазии. Просто игра воображения, и не более того. Все это неправда, все это не могло быть правдой. Правда – здесь и сейчас.

…Девушка стояла на коленях, она была бледна и руки ее были холодны и тверды, словно куски льда. Мне показалось, я увидел даже иней на ее губах, некогда теплых и мягких. Она вся дрожала, словно волны неземного холода все еще пронизывали ее тело, хотя вокруг нас был жаркий и солнечный летний день. Я коснулся ее плеча своей рукой, я передал ей часть своей Силы, и губы ее постепенно потеплели, в глазах появился блеск, сердце забилось спокойнее в ее груди. Она вздохнула глубоко, и сильнее сжала мою руку в своей руке.

«Что это было… – у ужасе спросила она меня. – Разве может все это быть правдой? Ведь это же…»

Она не договорила. Все было ясно и без всяких слов.

«Это нижние миры, только и всего… – отвечал я ей с легкой усмешкой, – И эти миры теперь – часть меня. Моя тень, моя жизнь, мое дыхание. Я теперь стал другим, хоть ты и не понимаешь этого. Я стал совсем другим, я не могу больше быть прежним, таким, как раньше. Я теперь не совсем человек, а нечто большее. Нечто чужое, пугающее, незнакомое для тебя. Этот шелест, что так пугает тебя в ночи – шелест моих черных крыльев. Эти тени, что пляшут в полночь за твоим окном – мое отражение. Черный Океан, что бушует у ног моих – это океан Смерти, Забвения и Тишины. Это – мой Океан. Оттуда я черпаю свою энергию, свою силу. Теперь ты понимаешь, кто я такой? Теперь ты понимаешь, что я совсем не помощник тебе в делах света и тепла? Не говори мне больше о мягкости, не говори о нежности, не говори о тепле, о грусти, о печали, о сожалении – все это давно уже ничего не значит для меня. Все это – пустые слова для меня теперь. Моя заря – это ваш закат, мое счастье – ваше страдание, мой восторг – это твой ужас, а моя нежность – твоя жалость и печаль. Мы разные, совсем разные. Мы словно две грани, два отражения разных миров. Мы рядом – но мы страшно далеки друг от друга. Мы вместе – но мы порознь. Ты – Жизнь, а я –Смерть. Ты – Любовь, а я – Ненависть. Ты любишь тепло и свет, а я – холод и сумерки. Мы разные, совсем разные, и с этим ничего не уже поделать…»

«Но как же – восклицает расстроенная девушка, – разве твое сердце превратилось в мертвый камень, холодный и бесчувственный? Разве мои слезы ничего не значат больше для тебя? Разве сочувствие, тепло, нежность, искренность, взаимопонимание – все это нелепости, бессмыслица, глупости? Разве моя жизнь абсолютно ничего не стоит больше в твоих глазах? Ответь мне, ты, называющий себя Ангелом Сумерек, вестником горя, боли и страданий. Ответь мне, рыцарь Печали, всегда одетый в черное, приходящий на закате и исчезающий на рассвете. Скажи, почему так пусты твои глаза, почему так холодны твои ладони, почему так уныло в твоем сердце? Что сделало тебя таким – чужим, безмолвным, непонятным и одиноким? Почему ты избегаешь света, тепла, почему ты не стремишься к счастью и радости, как любое живое существо? Ты думаешь, вечная жизнь в пустоте и темноте лучше, чем несколько секунд настоящего счастья, чем частица искренней, глубокой, непостижимой любви, чем капля живых слез, полная нежности, мягкой грусти и сожаления? Ты не веришь в сострадание, ты думаешь, что это – просто смешная слабость, заблуждение чувств, обман разума? Ты так думаешь, я же чувствую, вижу, понимаю…»

Она обнимает меня, словно пытаясь вернуть к жизни, согреть своим теплом, и я снова вижу слезы на ее глазах. Я небезразличен ей, она страдает, ей плохо, и ее боль внезапно становится и моей болью тоже. Я неожиданно касаюсь ладонью ее руки, и странное тепло переполняет меня, удивительное, непередаваемое тепло, похожее на теплоту живого сердца, мягкость живых ладоней, нежность любящего взгляда. «Странно… – думаю я, погружаясь в непривычное оцепенение, – странно, что это со мной? Разве во мне так много человеческого? Разве я еще могу чувствовать и любить, как и прежде? Разве я не отказался сам давным-давно от всего этого в пользу покоя, силы и власти? Разве не счел все это наивным, смешным, бессмысленным, бесполезным? Я думал, что смогу объяснить ей суть Жизни и Смерти, но, похоже, она знает об этом куда больше, чем я…»

Да, я многое хотел объяснить ей, но все изменилось в одно мгновение. Все изменилось лишь одного прикосновения ее руки, лишь от одного ее взгляда. Я хотел сказать ей о силе, о власти, о жестокости, о том, как я люблю играть на чувствах живых людей, словно на сложном музыкальном инструменте. О том, как я люблю карать и миловать по своей воле, о том, что мне нравится быть сильным, мудрым, уверенным в себе, могучим и бессмертным. О том, что ее жалкая жизнь ничего не стоит по сравнении с моей. Но… все получилось совсем иначе. Я лишь позже понял, что произошло. Ведь вселенная намного сложнее наших представлений о ней. Миры не изолированы, они смешиваются, переплетаются, проникают друг в друга. Они – часть единой цепочки, одного континуума. Они существуют не порознь, а вместе. Я пришел из темных миров, но я был не единственным путешественником на земле. Так выяснилось, как ни странно…

Моя подруга тоже была за гранью реальности – но не на темной, а на светлой стороне. В мирах, сотканных из прозрачной паутины света, воздуха и теней. В мирах, где обитают светлые сверкающие существа, которых люди называют Призраками. Я никогда не слышал ничего об этих мирах, я не верил в их существование, но оказалось что они – тоже иная грань мироздания. Не темная, а светлая. Впрочем, темное и светлое – это не суть этих миров. Это просто разные, равноценные сущности. Просто один мир соткан из черного серебра, он прекрасен и ужасен одновременно, второй – из сверкающего хрустального безмолвия, из переплетения света, воздуха и льда. Но это – равноценные миры. А у меня впереди был долгий путь – путь, возникший в точке соприкосновения миров. Путь, ведущий нас обоих к началу новой жизни. Потому что Жизнь и Смерть – это две грани реальности, не существующие друг без друга. И нежность ничего не значит без грусти, радость – без боли, а восторг – без разочарования. Все это существует лишь вместе, а не порознь. Если нет тьмы – не будет света. Если нет теней – не будет и солнечных лучей. Если нет Жизни, не будет и Смерти. Все познается лишь через контрасты, и не иначе. И мягкость, тепло, сострадание значат не меньше в этом мире, чем холодная уверенность, сила и власть. Таким все это предстало мне, страннику тьмы, рыцарю печали, вестнику горя и страданий. Мне, побывавшему у самых Врат Смерти, но так и не понявшему ее истинную суть…