АПОКАЛИПСИС ОТ ДЯДИ МИШИ

 

 

-Думаете, почему мы все здесь, в парке? – как всегда, издалека начал дядя Миша.

-Ну, дома никого, кроме жены, нет. Дети работают... С женой уже наговорились... А здесь вы все сверстники, годки...

-А если дети дома?

-У них – свое, у вас – свое...

-Знаете, в чем наша беда? Нас всех уже вычеркнули из ведомостей!

-Какие ведомости вы имеете в виду? – решил уточнить я. – Пенсион получаете ежемесячно, вы списках на бесплатное лечение. Так что...

-Есть и другие ведомости.

С этого «другого» и начинается всегда для меня дядя Миша. Я насторожился.

-Есть и другие ведомости, - повторил он. – Их ведет наша обида.

Вот оно!

-Слушаю, дядя Миша.

-Ну так вот: я имею слово – мне его некому высказать. Жена отмахнется; сын тоже: не до тебя, мол, па, потом. А что «потом» никогда уже не наступит, он не думает. Невестка разговаривает по телефону. О внуке нечего говорить – я для него все равно что старый коломенский патефон. У него в ушах плеер!.. Так в ведомости на слово – чтобы я тоже что-то сказал и чтобы меня выслушали – меня уже вычеркнули.

Слово, - продолжал он, - можно сказать еще здесь, но и то смотря в какую компанию попадешь.

Молодая женщина прокатила мимо нас коляску с ребенком, мальчик постарше шел, держась за ручку. Дядя Миша проводил группку взглядом, обернулся ко мне.

-Я здесь видел как-то одну занимательную сценку – это как раз о том, о чем я только что говорил. Баскетбольного роста негритянка катила в инвалидной коляске крохотного, как паучок, беловолосого старичка. Такая в Америке есть платная форма призрения. И что я услышал. Этот старичок-паучок учил черную баскетболистку русскому языку, – надо же хоть как-то общаться! Но как учил? Он пел ей и требовал, чтобы она повторяла. Он пел ей то, что, он думал, должно быть понятно всем: «Дан приказ – ему на запад, ей – в другую сторону...», и она, бедняга, повторяла: «Dhan prikaz – yemoo na zapad». Можете представить, как это у нее получалось!

Вы меня еще слушаете? Ну-ну, не обижайтесь, я вижу, вы таки слушаете. Но скажите мне – вы не из того бюро, где подбирают платных слушателей для напуганных Америкой стариков? Нет? Тогда я отведу душу - расскажу вам про один мой страх...

-Весь внимание.

Дядя Миша откашлялся.

-Сын показывал мне Нью Йорк – я его просил об этом целый год. Сначала было метро, потом Манхэттен. Небоскребы – вызов Богу, как Вавилонская башня. А еще он мне напоминает собрание фрачников – я видел такое в кино: в одном зале столпились все тузы... И такие в Манхэттене большие магазинные витрины, что в магазин лучше не соваться. Я смотрел... Я смотрел, но мне хотелось зажмуриться... Что вам сказать – не это было главное! Не небоскребы и не магазины.

-А что, дядя Миша?

-Люди. Китайцы, корейцы, негры, индусы, пакистанцы, евреи, арабы, индейцы, мексиканцы... Люди! Они – отовсюду, все в своем национальном. Чтоб, не дай Бог, ни с кем не спутали. Чалма, кипа, тюбетейка, чепец, узкие глаза, шаровары, борода до пояса, белая рубашка ниже колен, черное одеяние, чадра до глаз, крепыши ростом с меня в огромных, в гармошку штанищах, черный парень ростом с колокольню в чудной вязаной шапке, набитой тряпьем, какой-то рыжий, весь в веснушках, в шортах и панамке, смуглая до черноты девушка в платке, повязанном по-рязански...

Сказать вам правду? – я испугался!

-Чего именно?

-Не забывайте – я и так напуганный переездом старик. Мы снова ехали в метро – домой, и я все думал: что такое? Все рвутся сюда; здесь, под небоскребами, собираются все народы; нет ни одного людского племени, от которого сюда не приехал бы человек! Только ли ради куска хлеба?

Или что-то случилось?

Что случилось, что здесь собралось «каждой твари по паре»?

Может, всем привиделся один и тот же сон?

Какой?! – спрашивал я себя, - какой!?

Потоп? Потоп?!

Потоп!!!

О Потопе я подумал в первую очередь – как, наверное, многие – из-за этих кошмарных наводнений по всему миру. Уже целые города под водой!

Сын увидел, что со мной неладно, трясет за плечо: может, валидол, папа?

-Какой валидол! – я машу я рукой. Я же не скажу ему, что меня почти уже залило!

Ну да, думаю я про себя, а что же еще, кроме Потопа? Нет, я тут поправлюсь: это не я думал, это за меня думалось.

...Может, Бог и на этот раз сказал Ною о Потопе, а тот, современный Ной, в костюме и белой рубашке с галстуком, хоть и дал Господу честное слово, что никому ни полсловечка, а сам кинулся к компьютеру и раззвонил через Интернет новость о Потопе по всему свету.

И все человечество ринулось – куда? – ясно, в Америку! Кто еще может построить в короткий срок Ковчег?

Этой страшенной мыслью о Потопе меня понесло быстрее поезда..

...Потоп? – меня несло. – Что я могу сделать? Побуду немного поплавком, а потом стану наживкой. Ведь в океане акулы. Нет, сразу я понял, акулы подождут. Нужно сперва помочь сыну и его семье попасть на Ковчег. Как – там будет видно.

Хотя – где видно? В той давке, что будет у Ковчега? Ведь на нем должно поместиться, если по высшей справедливости, хотя бы по паре от каждого народа, от каждого вида животных! Как эти пары будут отбираться – люди и животные?

Ну, животные, понятно, из зоопарка в Бронксе. А люди?

Так, думаю я, распорядители в конце концов найдутся. Их выберут, как выбирают Суд Присяжных. Он-то и назовет пары – по своему, конечно, человеческому разумению. Кто это будет? Красавцы или умники? Может быть, те и другие. Какой-то, к примеру, новый Эйнштейн и новая Мэрилин Монро? Клинтон, к примеру, и Моника Левински?

Вы ничего не имеете предложить?

Вопрос дяди Миши вырвал меня из задумчивости: я несколько ошалело представлял себе нарисованную им апокалипсическую картину.

-Моисеев и Пенкин, - брякнул я.

Старик с минуту помолчал, шевеля бровями, а когда снова повернулся ко мне, то смотрел уже, лукаво прищурившись. Он, чуть выговорившись, видимо, от своего первобытного страха оправился – передо мной сидел прежний дядя Миша, тот дядя Миша, чьи рассказы, по одесскому обычаю, пересыпаны усмешкой и искрятся юмором.

-Вот вы говорите: праведники... (Про праведников я ничего сказать не успел, но слово это, конечно, висело в воздухе.) Как определить, праведен человек или нет, когда Потоп, а Ковчег вот-вот отчалит? Красивых будет видно в толпе, умные сами найдут дорогу к трапу, а праведники... каким быстрым рентгеном, скажите, просветить души претендентов, чтобы не ошибиться?

А там, у трапа, будет, я вам скажу, американское кино... Все смешаются: белые, черные, желтые, коричневые, лиловые... И люди здесь станут одного цвета, цвета паники. Но я уже смотрю на все без страха – сына я устроил...

А вода все ближе: с востока накатывает на Нью Йорк Атлантический океан, Тихий уже залил всю Америку и волна его шумит среди небоскребов, со стороны Канады тянет холодом – это наступает Северный Ледовитый, от затопленной Мексики ползет теплый экваториальный вал...

-А что будет с вами, дядя Миша? О себе вы уже не думаете?

-Почему? О себе я тоже подумал. Сейчас я расскажу вам о своем конце.

Дядя Миша поерзал, устраиваясь поудобнее.

-Я буду стоять на берегу и махать Ковчегу рукой – своих я среди спасшихся уже не разгляжу. Вот вода залила берег, она все выше, уже по колено... по пояс... Я отступаю от нее, пячусь... И вдруг вижу – за мной по воде идут Слон и Жираф. Их не взяли на Ковчег, как и меня, по старости.

Вот я наткнулся спиной на какой-то огромный склад и забрался по лестнице на его плоскую крышу. И оттуда смотрю на Ковчег и все машу рукой... Корабль уменьшается, а долгие гудки его еще слышны... Я оглядываюсь – Манхэттен стоит в воде, как деревья во время паводка...

Слон и Жираф тоже вскарабкиваются на крышу, их подняла ко мне вода. Мы стоим рядом...

А Ковчег уже скрылся из виду... или это слеза набежала мне на глаза? Вода мне по горло, и я оказываюсь на спине Слона – он поднял меня туда своим хоботом. Жираф еще больше вытянул, чтобы дышать, шею. Теперь над водой только моя голова, кончик хобота Слона и маленькая головка Жирафа с рожками. И еще – моя рука. И знаете, что в ней?

-Платочек! – догадываюсь я.

-Зачем, его уже никто не увидит. Попытайтесь еще раз...

Я подумал и развел руками.

-Удочка! – торжествующе вскрикивает дядя Миша. – Я ведь рыбак, вы еще помните? Вдруг Потоп остановится на полпути – что я буду кушать?

-А если не остановится?

-Тогда... в той толкучке, что соберется у врат рая или ада – хотя какие у меня грехи? - Господь заметит мой спиннинг и спросит у помощников: «Кто это там с удочкой?»

-Это дядя Миша из Одессы, - ответят Ему.

-«А-а, - скажет Бог, - это тот старик, что не терзал моих ушей молитвами, кто не докучал мне целыми днями, а мирно сидел в своей бедной шлюпке и ловил рыбу! Так налейте ему тотчас же лиман недалеко отсюда (чтобы видели все и завидовали), напустите в него бычков и креветок, чтобы он не искал в аду Привоз, шлюпку ему резиновую дайте! И пусть живет 120 тысяч лет, и да сопутствует ему рыбацкая удача!..»

Дядя Миша не был бы дядей Мишей, если бы на всякий случай не посомневался. Он чуть передохнул, снова поерзал и произнес следующее:

-А теперь скажите, кому еще я мог рассказать эту фантазию, которую сочинил даже не я, а мой страх? Не я, заметьте, а мой страх! Он такой фантазер!.. Но согласитесь: когда вода уже подступала к самому моему рту, я успел-таки подумать, что что-то еще можно сделать? Чтобы спастись? Это я про мою удочку. Ведь я с ее помощью спасся! И здесь, и Там!

Дядя Миша чуть передохнул и закончил, лукаво на меня глянув, - так:

-И все же признайтесь – вы не из того бюро, где подбирают платных слушателей для напуганных Америкой стариков? Или, может, вы волонтер и слушаете по призванию?

-Что вы, дядя Миша! – ответил я, - Я просто считаю, что человек не стар до тех пор, пока он может шутить и фантазировать. Тогда его можно слушать сколько угодно!