Прошу прощения за то, что оборвано... Не по моей вине)))
«6 декабря 1944 года.
Сегодня знаменательный день. Похоже, скоро всех ждет мирная жизнь. Я вспомнил ее частицу и могу хоть немного, но понимать их всех. Я вспомнил, как я гулял по Арбату ночью,…» - я поставил запятую, но не знал, что написать. И тут я просто начал подбирать словосочетания: «… днем, вечером, с собакой…». Во мне что-то начало шевелиться, я провернул эти мысли еще раз и еще, и…. Да, Степаныч был прав, это помогает. После нескольких раз обдумывания этих слов я наконец-таки вспомнил о своей собаке, которая, как оказалось через несколько минут, умерла за год до войны от старости.
Я услышал, как загремели бутылки, заиграл аккордеон и люди начали плясать. «Хорошенькое дельце», - подумал я, как снова подошел ко мне `Левша`.
- Ну че, отметим? – в руках у него были две бутылки самогона.
- Ну я не пью как бы…
- Ничего, я тоже не пью, но по такому случаю стоит!
Мы пригласили всех наших соседей и сели за смастеренный на скорую руку столик. К самогонке достали закуски, как позже выяснилось, у местных жителей такого добра было много. И, наконец, застолье началось.
Все начали пить да нахваливать, но я, после первой кружки этого `огненного напитка` почувствовал тошноту, после чего в мыслях моих началась такая передислокация, что мне пришлось быстро бежать на улицу. По пути я чуть не перевернул этот столик, что, конечно, не могло не вызвать не довольствия среди присутствующих, зато я вспомнил часть своей жизни, как я, будучи подростком, отдыхал в деревне у бабушки и мы с соседскими пацанами решили стащить у старика Платона бутылку самогона. Я также вспомнил, что это было большой ошибкой, так как все, кто там был после первого глотка начали попросту говоря, блевать. Это было ужасно. И вот, прошло около десяти лет и я снова сижу на улице, опершись на стену и выворачиваю свой желудок наизнанку.
Вспышка 8.
Кончилась зима. Мне понадобилось еще несколько тетрадей, чтобы продолжить свой дневник. Я связал их между собой, чтобы они не растерялись и теперь я имел толстенный дневник, в котором прямо на первой странице можно было написать: «Том 1». За три холодных снежных месяца мне удалось вспомнить немало деталей моей довоенной жизни, точнее, я вспомнил все, что мог. Что меня больше всего удивляло, так это то, что у меня не было никаких воспоминаний относительно военного времени, кроме, конечно, момента, когда меня принесли в госпиталь два солдата. `Левша` говорил, что это даже к лучшему, что я не помню, ведь это очень страшно. Кстати, с Серегой и Саней я пару раз виделся, мы разговаривали, но все время их вызывал командир, мешая нам закончить начатый разговор.
- Будешь? – подавая мне самокрутку, сказал `Левша`.
- Да не курю я! …хотя давай, - сказал я. – Нервозное настроение сейчас у всех…
- Да, не к добру это.
- Ты Степаныча видел?
- Ага, какой-то он хмурый ходит.
- Вот-вот…
- Да ладно, может это кажется нам?
- Может, но все равно…
В этот момент к нам зашел Степаныч. Мы сразу замолчали и стали молча курить.
- Ну что, скучаем, орлы? – спросил он.
- Угу, - отозвался `Левша`.
- Да… - протянул Степаныч. – Тревожно мне.
- Всем тревожно…
- А ты, герой, что думаешь?
- Вроде немцев скоро победим, но расслабляться не следует, - наконец, сказал я.
- Правильно, - подхватил `Левша`. – Они только этого и ждут.
Наша беседа длилась довольно долго, после чего Степаныч, наконец, спросил меня:
- Как работается? Ничего?
- Нормально, все же лучше чем без дела сидеть, а так хоть знаешь, что Родине помогаешь.
Я сам вызвался больных обслуживать, ведь смотришь на них, особенно на новоприбывших, так хочется помочь им чем-нибудь. А Леха находился здесь только потому, что на фронт его не берут, говорят: «Не рыпайся, куда тебе теперь, хромому-то?». Конечно, он немного прихрамывал, но всегда говорил: «Это походка у меня такая». По этой причине он и остался здесь, мне помогать.
Тревожное утро, тревожный день и тревожный вечер. Именно эта фраза бегала у меня в голове, когда я ложился спать. Было необычайно тихо. Что-то зловещее было в этой тишине, казалось, что притаился какой-то крупный хищник, который только и ждет момента, чтобы напасть…
Вспышка 9.
Я проснулся от какого-то внезапного громкого звука. Я открыл глаза и увидел, что наш госпиталь вдруг стал `обителью хаоса`: крики, стоны раненых, звон бьющихся бутылей, звуковые выпады, которые были настолько сильными, что, казалось, сейчас разорвут мою голову на части; везде была пыль, которая сыпалась с потолка, который в свою очередь готов был обрушиться в любую минуту, медсестры в панике носились из одного помещения в другое и я, лежащий на своей кушетке и непонимающий в чем дело. Сначала мне пришла в голову мысль о том, что произошло сильное землетрясение, но вскоре меня привлек столик с медикаментами, стоящий недалеко от меня. Я посмотрел на него и увидел, что флакончики с лекарствами, лежащими на нем, стоят неподвижно. Значит, это не землетрясение… Тогда что? Этот ужасный гул, похожий на звук пропеллера самолета, этот свист казались мне такими знакомыми… Стоп! Свист. Мне показалось, я вспомнил, что этот звук появляется перед чем-то очень плохим… но чем? Самопроизвольно я пригнул голову, как услышал грохот. Сильнейший грохот, давящий на уши. Я почувствовал, как на то место, где буквально секунду назад была моя голова, упал обломок рушащегося потолка. Это вызвало во мне какое-то необыкновенное чувство. Чувство некоторой защищенности. Сразу же мне вспомнились слова Стапаныча: «…но то, что ты чудом остался жив, это знак…», что еще сильней утвердило мое чувство.
Тут сквозь шум я услышал крики: «В катакомбы, быстро! Ну что же вы как вкопанные!? Помогайте, кто может!». Кричали буквально все, но среди этой вяжущей массы голосов я определил голоса медсестер, знакомых мне, докторов, среди которых был и Степаныч, и голос `Левши`.
Когда я полностью оправился от шока, я встал с пола, куда я упал после третьего взрыва и начал помогать перетаскивать раненых в катакомбы. Не помню, сколько человек я перенес, но внезапно я заметил, что в моих глазах начало мутнеть. Я посмотрел вперед и увидел Степаныча, который в этой ситуации был чрезвычайно спокоен, он в свою очередь поймал мой взгляд и сказал: «Ничего, прорвемся!». После этих его слов я мгновенно отключился.
Очнулся я, когда все уже успокоилось. Я лежал в госпитале, слегка потрепанном после бомбардировки, но еще пригодном для жизни. Мне сразу бросилось в глаза то, что человек стало заметно меньше и то, что на моей голове ощущалось давление свежеповязаных бинтов. Я потрогал голову, она действительно была перевязана, после чего посмотрел на свою руку и увидел на ней следы крови. «Вот и снова я ранен», - подумал я. В этот момент ко мне подошел `Левша`. Он был необычайно хмурым. Странно, ведь он даже в плохом настроении старается как-нибудь эффектно подлететь ко мне. Он сел на мою кушетку и молчал, причем глаза его буквально пожирали пол. Конечно, плохое настроение можно было списать на стресс после бомбежки, но такого, чтобы Леха сидел молча мне никогда не доводилось видеть. Я понял, что здесь имеет место нечто большее.
- Что случилось? – спросил я.
- Много людей погибло… - с тоном сожаления ответил Леха.
- Значит, все, кого сейчас здесь нет, погибли?
- Не все, но многие…
- Жаль…
- Это не всё… - металлическим тоном сказал он.
- Не всё? – спросил я.
- Да… Степаныч…
- Что Степаныч?
- Погиб… Степаныча больше нет…
- Как это? Не может быть…
Сообщение `Левши` повергло меня в полный шок. На мгновение я его даже возненавидел. Мы сидели и молчали, затем он встал и на минуту вышел, после чего вернулся с бутылью самогона. Мы налили его в кружки себе и тем, кто остался, после чего молча выпили.
Вспышка 10.
«9 мая 1945 года.
Сегодня советская армия празднует победу над фашизмом! Этот знаменательный день навсегда останется в светлой памяти всего человечества!
Наконец-то закончился этот ад. Война – это прожорливая собака, которая ест человеческие судьбы и даже не задумывается о том, что будет с людьми, с их семьями, с их жизнями. Она жрет все подряд и ей абсолютно все равно. Всем все равно. Мы никому не нужны».
Такой радостный день и такая мрачная запись. Мне даже самому стало не по себе…
Сегодня к нам пришли и сказали, чтобы мы собирались домой и что через два дня нас, раненых, повезут на Родину. `Левша` весь день говорил мне о том, как он приедет в Москву, как найдет свою мать и заживет так, как будто ничего и не случалось. «Не получиться…» - невольно подумалось мне, но говорить я этого не стал, дабы не огорчать Леху. Но сам я знал, что жизнь будет еще долгие и долгие годы напоминать об этих ужасных временах.
Я не хотел ехать обратно, в Союз, ведь меня по сути там больше ничего не держало. Амнезия таинственным способом разделила мою жизнь на две части: первая – до госпиталя, вторая – после госпиталя. Пока я проходил курс лечения, я имел достаточно времени на обдумывание. Я старался проанализировать буквально все. Например, для чего я жил, кем хотел быть и так далее. И вот во время одной из моих анализаторских деятельностей я понял, что все, чем я когда-либо занимался, не имеет сейчас никакого значения. Также я понял и одну ужасающую вещь: я не любил ни свою мать, ни отца, ни братьев, ни сестер, никого. Я не любил никого.
Приближалась ночь, но я не хотел спать. Я лег на свою кушетку и углубился в раздумья относительно того, что делать дальше. Но, как ни странно, мне на ум больше ничего не приходило, поэтому я просто расслабился и позволил сну придти ко мне.
На следующий день ко мне пришли Саня и Серега.
- Ну что, герой, домой собираешься? – в один голос спросили они.
- Нет, я решил остаться здесь, в Польше.
Судя по всему, мой ответ поставил их полный тупик, потому что Серега просто смотрел на меня, открыв рот, а Саня, наконец, решился сказать:
- Конечно, Степаныч, царствие ему небесное, говорил, что сильно тебя тогда долбануло, но не до такой же степени…
- Да ладно, какая разница, где жить, главное, чтобы хорошо было! – воскликнул я, пытаясь разрядить обстановку.
- Действительно, его право… - махнул рукой Серега.
- А, так мы же вот что пришли!
- …? – читалось в моих глазах.
- А где поздравления?
- Какие поздравления?
- Как какие? – не сдержался Саня.
- Поздравления сержанту Красноухову и сержанту Волкову!
- Вас что, повысили, что ли?
- Ну да!
Вспышка 11.
(По-польски):
- …На следующий день за нами приехал грузовик и мы с `Левшой` и еще двумя десятками человек поехали в СССР. Конечно, нас везли по безопасному маршруту, очищенному от фашистов. Когда я ехал, я все еще продолжал раздумывать о возвращении на Родину и вот через несколько суток, на полпути домой я сошел с грузовика и побрел по дороге в обратную сторону. Леха меня тогда пытался отговорить, мол, куда ты пойдешь, а я повернулся и сказал, что скоро пришлю открытку. Дальше через пару часов я поймал грузовик с солдатами, направляющийся в Варшаву, сел в него и поехал. Через некоторое время я устроился работать в больницу, где вскоре стал довольно преуспевающим хирургом, купил себе квартиру, женился, обзавелся детьми, а потом и внуками. Пару раз встречался с Саней и Серегой, несколько раз ездил в гости к `Левше`, у которого стало довольно большое семейство. Кстати, я был прав насчет того, что все будет тебе до конца жизни напоминать о войне…
- Спасибо вам большое, - раздался после минутной паузы голос учительницы истории. – У кого-нибудь есть вопросы?
- Да, а что стало с тем шахматистом?
- Я знаю только то, что его выписали и снова послали на фронт.
- Вы прислали `Левше` открытку?
- Да, но только через год.
- А что случилось с теми солдатами, которые вас в госпиталь принесли?
- Ну, Серега Красноухов продолжал служить в армии, дослужился до полковника, а вот Саня Волков после войны пошел на гражданку, тоже детей нарожал, но умер два года назад, с ним сердечный приступ случился. Жаль, хороший человек был.
Примерно после получаса расспросов учительница отпустила меня, сказав: «Спасибо вам еще раз, приходите еще…», на что я ей ответил, что с удовольствием бы, но кто знает, что будет завтра. Когда я вышел из школы, я подумал, что мне надо немного прогуляться, поэтому я почти сразу пошел в парк. После двухчасовой прогулки я направился домой. Я задумался о том, что надо бы снова посетить Советский Союз, Серегу, Леху, да и вообще, давно меня там не было. Меня так увлекли эти мысли, что я поймал себя на том, что шел просто машинально, не смотря вокруг. Я понял, что иду по дороге, когда услышал женский голос:
- Куда же он идет!? Там же машина!
Тут меня вернули в себя скрип тормозов, крики той женщины и еще нескольких человек, кричащих: «Скорую! Скорую сюда! Быстрей!»
Эпилог.
Я лежал на земле, еще теплой от огня и крови, лицо мое было наполовину погружено в грязь, во лбу я почувствовал тяжелую пульсацию крови и тупую боль, которая с каждой секундой становилась все острее и острее. По мере того как я приходил в себя, я стал слышать чьи-то голоса:
- Да, сильно их…
- Не говори, ведь многие дети еще, птенцы неоперившиеся.
- Наверное автомат еще толком не держали
- Не дай бог! Будь моя воля, я б сам к нему не прикасался, одни несчастья только от него…
- Похоже, всех, ни одного не вижу.
- Ладно, пошли, позже вернемся, заберем и похороним их по-человечески. |
Положение о Клубе
Сделать стартовой
