С Лёхой я не виделся с лета, хотя ещё весной договорился с ним поехать на наше любимое озеро, чтобы поохотиться на уток и посидеть у костра, только что-то всё не складывалось: то я ремонтом занимался, то он уезжал в командировку. Наконец, всё утряслось, и мы решили выехать немедленно.

Когда я подъехал к дому Алексея, он уже стоял у ворот и, переминаясь с ноги на ногу, нетерпеливо поглядывал на дорогу. Закинув рюкзак в багажник, он сел в машину и, обернувшись назад, где расположилась моя собака, сказал:

- Привет, Чара. – Обращаясь ко мне, добавил: - интересно, что скажут наши благоверные, если мы к примеру ни одной утки не убьём?

- А то и скажут, что у любовниц были.

- Ну, может, и не скажут, - возразил Алексей, - но подумают.

- Это точно, им бы только повод: в момент из мухи слона раздуют. Не знаю, как твоя, а моя Настюха точно распузырится.

- Да и Катерина не лучше, - поддакнул Алексей.

- Слушай, а как она смотрит на твои забавы сейчас? – полюбопытствовал я.

- Кто она?

- Кто-кто? Катя твоя.

- Ну, во-первых, от моих забав остался только пшик, - рассмеялся Лёха.

- Ой-ой, можно подумать, – хохотнул я в ответ. - Тебя ведь до сих пор любая юбка с ума сводит, да и бабы от тебя просто млеют. Ладно, не уходи от темы: что во-вторых?

- А во-вторых, ты и сам точно такой же… если не хлеще.

- О, старик, я горд неимоверно: ты мне та-акой комплимент отвесил! Ладно, не жмотничай, – помнится, ты обещал рассказать о Сонечке.

- Не егозись, - почему-то скривился Лёха, - лучше на дорогу смотри. Вот приедем на место, поохотимся, а уж вечерком у костерка, да под водочку...

- Ну-ну, не раздумай только, а то я тебя знаю, - сказал я, выруливая влево, чтобы обогнать МАЗ с прицепом.

 

К вечеру охота была закончена. Две утки – по одной на брата – болтались за поясами, и мы решили, что нашим жёнам хватит и этого, по крайней мере, доказательство безупречного поведения их мужей будет на лицо. Да и убивать почему-то расхотелось, хотя Чара, несмотря на обильный ужин, охотой была явно недовольна, и как бы в знак своего собачьего протеста устроилась на противоположной стороне от нас и, положив морду на лапы, вскоре заснула.

А ужин был в полном разгаре, водочка сделала своё дело, и от широты душевной хотелось запеть на всю округу. Было бы лучше конечно, если бы и девочки нам подпели, но я специально подбил Лёху на это уединение, чтобы расколоть относительно его последнего любовного романа или, как он говорил, неоконченного сюжета.

 

Рядом с нами едва слышно плескались волны небольшого озера, на берегах которого мы гоняли уток, чуть подальше тёмной полоской чернела кромка леса, а на небе, среди лёгкой кисеи прозрачных облаков, висела луна.

- Ну, Лёх, может, хватит ерундой заниматься? Чегой-то, я вижу, ты всё тянешь с обещанным, - напомнил я своему другу, выгребая очередные картофелины из костра.

- Слушай, а давай в другой раз, - лицо его вдруг посерьёзнело.

- Нет, нет и нет! Мы что, зря сидим в этой глуши? Не тяни, выкладывай, – такой случай может и не представиться, сам знаешь.

Алексей вдруг задумался, что по моему уразумению было несколько странно, а потом негромко заговорил:

- Понимаешь, Коль, всё что случилось тогда в декабре, как-то не укладывается в рамки моих обычных понятий, поэтому даже не знаю, с чего и начать.

- Вот и начни с самого начала, - посоветовал я.

- Ну ладно, слушай.

Почти перед самым Новым годом я должен был уехать в Питер в командировку, – всего на неделю, чтобы числа двадцать девятого вернуться домой. Поезд немного опоздал, и когда я прибыл на место, выяснилось, что Евгений Сергеевич (босс), не дождавшись нашей встречи, срочно уехал по каким-то делам и вернуться не обещал. Его секретарша посоветовала прийти завтра утром. Я уже собрался было покинуть сии апартаменты, как дверь отворилась, и в приёмную вошла женщина, стройная, красивая и какая-то… очень милая. Я бы даже сказал – загадочная. Это читалось во всём её облике: светлая, улыбающаяся, щёки от мороза разрумянились, а белая шапочка на светло-каштановых волосах так эффектно подчёркивала румянец, что… В общем, я так и прирос к креслу.

- Да ну-у! Это на тебя не похоже, – вставил я. - Неужели такая красивая? И тебе сразу же захотелось…

- Да ты бы видел её! Шубка короткая, ножки стройные, от неё исходили такие флюиды, что…

- Ага, тебе бы прямо там и заарканить.

Лёха поморщился.

- Ничего ты не понимаешь, – сказал он.

- Это я-то не понимаю, а кто мне комплименты только что навешивал? Ладно-ладно, молчу. Дальше-то что?

- Оказалось, она дизайнер, и – как я понял – сотрудничала с этой фирмой.

Она выразила сожаление по поводу неожиданного отъезда Евгения Сергеевича и, полистав записную книжку, сказала, что завтра будет снова.

«Ну, всё, - пронеслось в голове. - Я буду не я, если завтра же не познакомлюсь с ней». Но его величество случай свёл нас вечером этого же дня: оказалось – она живёт рядом с гостиницей, где я остановился.

Вечером я пошёл в ближайший магазин, чтобы сигарет купить, – у меня как раз последняя пачка закончилась, и представляешь, совсем неожиданно увидел её: она из продуктов что-то покупала. Нагрузила две большие сумки, вышла на улицу, а я уже поджидал её – у выхода. Подошёл и вежливо так предложил: «Разрешите – помогу». Она глянула на меня – сначала недоверчиво, а потом, будто вспомнив что-то, кивнула и улыбнулась. Я взял у неё сумки, и мы зашагали по вечернему городу.

 

Она заговорила первая. Говорила дружелюбно, приятным голосом и было видно, что я заинтересовал её тоже. Так и познакомились. А когда подошли к дому, я спросил – могу ли пригласить её на завтра в ресторан, она подумала и согласилась. Условились, что я буду ждать у подъезда ровно в восемнадцать.

Назавтра я быстренько устроил все дела, съездил на Московский, купил билет на двадцать девятое и ровно в шесть вечера был у подъезда. Знаешь, я думал она не придёт, но она пришла.

- Ладно, всё это детали, - сказал я, немного подустав от Лёшкиных подробностей. – Ты мне лучше скажи, когда ты её трахнул, – в этот же вечер или на следующий?

- Дурак ты, Колька! – ответил он и замолчал.

- Я-то не дурак. А вот ты – даже очень. Она, что – зацепила тебя? А знаешь ли ты, мой дорогой, что не та женщина опасна, которая держит мужика…

- Знаю, - усмехнулся Лёха. - Опасна та, которая держит нашего брата за душу. Золотые слова. Знаю, что и жить-то надо не с той, с которой можешь жить, а с той, без которой жить не можешь. Но это красиво в теории, а в жизни получается всё наоборот. А вообще – что ты прилип ко мне, как банный лист к одному месту? - вдруг заартачился Лёха.

- А чего ты ерепенишься? Я тебя за язык не тянул, - хмыкнул я.

- Отвяжись, – сказал он и отвернулся к костру.

 

Темнота сгустилась ещё больше, кромка леса исчезла совсем, и только неподалёку всё так же плескались озёрные волны, да звёзды на небе были крупными и ясными.

- Слу-ушай! – саркастически улыбаясь, протянул я. - Ты что, совсем спятил, влюбился что ли на старости лет? Или мы от водочки такие сентиментальные стали? Ну, брат, ты меня и удивил.

- Я, может, сам себя ещё больше удивил, – сказал Лёха и подбросил в костёр сухих веток.

Взметнувшееся пламя тут же накрыло нас горячей волной, мы немного отодвинулись, и даже Чара проснулась. Подошла, ткнулась мордой сначала ко мне в бок, потом к Лёхе, посидела немного и, виляя хвостом, отправилась назад. Неспешно улеглась, чуть дальше от костра, и, положив морду на лапы, снова заснула.

- Лёх, а сколько ей лет-то? Надеюсь, не старая?

- Она мне ровесница.

Я поперхнулся. Прокашлявшись, уставился на него.

- Ну, что ты пялишься? – огрызнулся он. - Да, она мне ровесница.

- Мама дорогая, ей, что – сорок восемь? Ты и вправду с ума сошёл. Срамотища-то какая, тебе что, молодых мало?

- Да пошёл ты… Что ты можешь сказать, если не видел её? И вообще – не важно, сколько лет человеку, важно – сколько души светится в глазах.

- Ух, ты, куда тебя занесло – чуть ли не стихами шпаришь. Только я смотрю, ты и вправду, никак втюрился.

- Да не втюрился я, просто она мне такие письма писала… и по Аське*…

- Ой-ё-ёй, он ещё и по Аське с ней общался. Ну, блин, – обалдеть можно. И когда ты только успел? Небось, когда твоя в Пензу ездила.

- Ну, когда же ещё?

- И что по Аське?

- Да ничего. Слушай, у нас есть ещё выпить?

Я напряг мозги и вспомнил про бутылку, которую намедни купил по какому-то случаю, но которая так и осталась наполовину не востребованной. Я встал, подошёл к машине и, вытащив её из запасника, вернулся на место. Отвинтив колпачок, плеснул в стаканы, и мы выпили. Хотел было разлить остатки, но Лёха мотнул головой:

- Не надо – ехать завтра.

Между тем я выгреб последние картофелины из костра и через пару минут задал ему самый интересный вопрос:

- Лёх, скажи, а какая она…

- В сексе, что ли? Такая же неповторимая, как и во всём.

- Ох, ядрёна мать, – с нескрываемой завистью простонал я. – Прям, идеал какой-то. Она хоть с кем живёт-то? Понятно, что мужика нет, но дети-то есть?

- Одна она, - Алексей закурил.

- Что, и детей нет? А почему? В таком почтенном возрасте…

- Ты – неисправимый циник, Колька!

- Такой же, как и ты, между прочим. Ты что жениться на ней собрался?

- Рехнулся что ли, куда я Катьку дену? Хоть и в разводе мы, а годы как-никак за плечами. Опять же – дом, машина, дети.

- Да-а уж, куркуль ты отменный. Кстати, когда отремонтируешь свою красавицу? Долго ей ещё в гараже томиться?

- Да нет, осталось лоск навести.

- Та-ак, но мы что-то не о том, – кто-то из нас всё налево сваливает: то ли ты, то ли я. Давай уж, раскалывайся до конца.

- Слушай, может, остатки оприходуем?

- А, наливай! Была, не была, где наша не пропадала.

Мы выпили.

- Понимаешь, Коль, - Лёха придвинулся к костру, - она не только интересный человек, но ещё и не такая, как все: не от мира сего, что ли. Вот например, живёт одна (вдова она, а дочь в Канаде), и долго-долго у неё из мужиков никого не было.

- Ой, прям, сказочка про белого бычка, – расхохотался я.

Но Лёха вдруг обиделся:

- Я что, совсем похож на тупого? Да ну тебя… мать твою!

- Ладно, остынь, не буду больше. У тебя, случайно её фотографии нет?

- Подожди, кажется, захватил – она по электронке выслала, - и он полез в нагрудный карман. - Вот, смотри.

С фотографии цветного изображения на меня глянула улыбающаяся женщина. В светло-голубом летнем наряде она стояла под высокой раскидистой липой, левой рукой держась за ветку с ярко-зелёными листьями, правой, – опираясь на талию. Ей и в самом деле можно было дать не более тридцати, и в том, что она красива, сомнений не было, – в этом Лёха был прав. Я и сам бы приударил за такой, ни за что бы не пропустил, – на все сто процентов.

- Ну, что вытаращился? – с ехидцей спросил Лёха. - Хороша? А я что говорил? Ну всё, хватит, давай сюда.

- Классная баба! - чмокнув кончики пальцев, констатировал я. - Я бы от такой ни за что не уехал, – уцепился за свою Катьку, как ненормальный. На, держи, - он протянул фото. - Таскаешь за собой, – не боишься, что застукает?

- Не боюсь, оно у меня на работе в сейфе лежит, - ответил он. Подумав, добавил: - Такого кайфа, как с ней, я никогда не испытывал.

- Так уж и не испытывал. Не свисти, а Наташка? Что ты говорил о ней в прошлом году, забыл?

- Какая Наташка? А-а… Да ничего не забыл, но это не то, – Соня другая.

- Сколько раз ты был у неё? – зевая, спросил я.

- У кого, у Сони? – уточнил Лёха.

- У Сони, у Сони, – подтвердил я и опять зевнул. Он заметил это.

- А тебе-то что. И вообще, может, хватит?

- Нет уж, нет уж – это я так, от водочки да от костерка разомлел, давай уж до конца. Как сейчас-то, всё по Аське строчите друг другу?

- Ничего мы не строчим, даже по электронке не пишем.

- Вот тебе и любовь, ёлы-палы! И что так?

- Да не знаю, отрезвел маленько. Отрезвел и подумал: «А зачем всё это? Ведь ничего в жизни изменить нельзя. Да и надо ли менять? Всё давно устоялось, так что и ей голову нечего морочить. Секс – это хорошо, это замечательно, а любви не надо. С любовью одна морока». А потом вдруг – не знаю почему – пришла другая мысль, противоположная: «Неправда, – если бы она жила здесь, или где-то поблизости, мы обязательно были бы вместе – насколько это возможно». И вроде бы не хотелось так думать, но ничего поделать с собой не могу. Вся штука ведь заключается в том, что всё когда-нибудь да кончается, и любовь тоже, какой бы она ни была. Но если бы снова пришлось побывать в Питере, то не встретиться с ней я бы не смог. Это уж точно.

- Ну, так съезди. Что, так сложно взять командировку?

- А зачем? Чтобы разбередить её душу и свою?

- А по-твоему, её душа сейчас спокойна? Ты ведь молчишь, как рыба об лёд, и ничего не объясняешь.

- Я как-то написал, что очень занят.

- Ой, как мило.

- Ну, она же в конце концов должна понять, что к чему.

- А тебе не кажется, что ты жесток с ней?

- А что ты кинулся так защищать её? – вскипел вдруг Алексей. – Прям слезой по мрамору растёкся.

- Да в пику тебе, – сказал я. – То ты хвастался, что она особенная и надышаться на неё не мог, а теперь вот… видишь, как. А она-то тебе пишет?

- Месяц назад прислала небольшое письмецо, я хотел ответить, да закрутился. Так время и прошло.

- И что же она написала?

- Да так… ничего. Но письмо – будто прощальное. Благодарит меня за всё.

Алексей замолчал, молчал и я. Костёр почти догорел, угли подёрнулись пеплом, и всё говорило о том, что пора на боковую.

- Знаешь, как она меня называла, - вдруг спросил он.

- Как?

- Она говорила: «Ты – автор моего последнего сюжета о любви».

- Чёрте-что, - ругнулся я. – Если она сохнет по тебе, а ты не можешь забыть её… и что же выходит? Я бы на твоём месте сел в поезд и смотался в Питер немедленно.

- И что бы ты сказал?

- Я бы сказал, что ты не достоин быть автором её последнего сюжета, и что ты, дружище, – полный кретин.

- Ну спасибо – обрадовал, прямо-таки утешил, - Алексей поднялся с чурбака. - Но это только одна половина правды.

- А вторая? – спросил я, тоже поднимаясь.

- А вторая… - завтра же беру билет и еду в Питер.

 

* * *

 

Поезд «Москва–Петербург» прибыл точно по расписанию. Выйдя на перрон, Алексей немного постоял, наслаждаясь осенней прохладой, потом взял такси и поехал на Васильевский остров.

Он смотрел из окна такси и представлял, как она простит его и скажет, что их сюжет ещё не окончен.

Через полчаса, расплатившись с водителем, он вышел из машины, миновал устланный жёлтыми листьями сквер, дошёл до аптеки, постоял около неё, словно обдумывая что-то, и, повернув направо, вошёл в подъезд девятиэтажного дома. Лифт громыхал где-то наверху, и он не стал его дожидаться. Поднявшись на площадку третьего этажа, подошёл к двери с табличкой «№ 12» и нажал кнопку звонка.

Он звонил минут пять, до тех пор, пока не открылась дверь напротив.

- Не звоните, - послышался чуть хрипловатый женский голос.

- Почему? – сам того не ожидая, испугался он. – А где Софья Петровна? Что-нибудь случилось?

- Слишком много вопросов задаёте, а ответ один.

Алексей поставил саквояж на пол, вытащил платок из кармана, промокнул лоб, и только потом спросил:

- И какой же… этот ответ?

- А такой: она здесь больше не живёт.

- Как не живёт? А где она теперь?

- В Канаде, милый, в Канаде. Раньше надо было заботиться, а то уехал, будто сгинул, а она тут…

 

Так, значит, Соня уехала.

Уехала и больше не вернётся, потому что все её родственники там, и дочка там. А он… Он снова пропустил что-то главное.

Алексей хотел было спросить, давно ли она уехала, но дверь уже закрылась.

Да какое теперь это имеет значение?

Никакого.

Всё, их неоконченный сюжет окончен. Он глянул на часы, до отхода «Красной стрелы» оставалось полтора часа. Он успеет.

 

* Ася – название программы ICQ на компьютерном сленге.

 

2006 г.