ПРОГУЛКА Сквозь завиток лозы чугунный я в детство баловнем фортуны войду. Воскресный парк, ужель, галантно кружит карусель, под концертино куплетисты плетут узорчатые свисты, цветёт в беседках повитель? Доклад о кознях буржуазных не снится ль мне? Увы, боязен настрой народа к новизне – рок-н-ролл и буги не в цене, и бриалиновые коки редки, как чёрные сороки, в коротко-стриженной стране. Здесь с парашютной вышки новой летят, отважны и суровы, зубами цвиркая, мальцы, в бильярдных счастия жнецы шары у луз смыкают лбами, стуча мелёными киями, как в наковальню кузнецы… На лавках, цокая сердито, царят ценители гамбитов, пророча пешки во ферзи... Над ними в лодочке скользит детей щебечущая стая, под облака взлететь мечтают - воробушки! Вообрази... Матросик в тире из “воздушки” пуляет в уток... Хохотушки бегут аллеей. Силуэт крылатый - лёгкий креп-жоржет шепотно-нежен к песне ножек: “Цок-цок”- по камешкам дорожек - очаровательный сюжет. Спешат распашно, бутафорно - в зубах тычины “Беломора”- их кавалеры. Пролегли у глаз морщины – как смогли, смеялись долго. Мир зеркал кривых и собственный оскал - приятны, даже за рубли. У питьевых фонтанов люди хватают струек колкий студень губами – жажда извела. Хоть хлад вещает полумгла, но в танцевальной суматохе, как реки, горла пересохли, пылают жаркие тела. Над парком музыка несётся, за дерева катится солнце, народ валит густой толпой. Пойдём скорей и мы с тобой к эстраде, где по воскресеньям творится светопредставленье - оркестр играет духовой. ОРКЕСТР Маэстро плещет у пюпитра, колышется ахейской гидрой затылков крепких полубокс. благоухает пряно флокс, gran cassa ухает, как филин, главою гулкой без извилин, бренчат тарелки звонко: ”Поккс-с-с!” Бас-геликон рокочет сладко – трубач с косой нависшей прядкой щёк раздувает пузыри – воздушный вихрь струит внутри, и голос медного самца волнует женские сердца в лучах чахоточной зари. Как богомол, худой и длинный, его сосед сидит картинно, глаза таращит, верхогляд, рукой гребёт вперёд-назад, тромбон кулисою кривой черпает жадно пред собой мошку и розовый закат. Певец любви – гобой альтовый - флиртует с флейтами. Фартовым пижоном блещет флюгель-горн средь труб изящных, толст и горд. Полощет звук в роскошном горле, ссыпает ноток пышный ворох кларнет, клюваст и остроморд. Громадой золотою туба гудит печально и угрюмо, с отдышкой цедит: ”Бу-бу-бу”, кляня тяжёлую судьбу. Ей страсть сжимает крупну грудь, ну, помогите ж, кто-нибудь, утешьте пышную трубу. Горит стручком над медным тельцем склерозный нос её владельца. Родня охотничьих рогов, поют валторны – томный рёв плывёт улиток бронзо-спинных. Мужи, им пальцы в пасти вдвинув, соски целуют мундштуков. Шкеты к ним взглядами прилипли, хохочут, бьют чечётки дриблинг, жуют, коварные, лимон – слюнотеченьем поражён, оркестр сникает. Но дружина, порядка тайная пружина, шпану с позором гонит вон. В фонтанных брызгах, у водицы так сладко пахнет медуницей, и табачок нежнейше-бел. Амур пускает груду стрел, сердца доверчивы и глупы. Зажжёт звезду ль небесный купол, луна ль прольёт лилейный мел - под вальс-бостон тягуче-шагий шуршат широкими клешами в рубахах вольных апаша мужчины. Строгость дам круша, синкопы рвёт седой фагот, лабая медленный фокстрот... Бока вращает синий шар, к свободе тянется душа. |