П О Н О С.

 

Вначале в животе потихоньку заурчало, потом раздалось предупреждающее рычание. Оно все усиливалось. Я подумал, что это дает о себе знать хронический дисбактериоз. Вот же зараза, как прицепился пару лет назад, так до сих пор не могу избавиться. Никакие лекарства не помогают, даже те, от которых голова идет кругом и глаза вылезают из орбит. Наверное, у меня другое строение моего тракта. Но в следующий момент уже было не до рассуждений, в области пупка образовался пузыристый гром и принялся раздирать живот на несколько частей. Я мигом кинулся к туалету, на ходу соображая, что такого мог заглотить. Живешь один, что на глаза попадется, то в рот и бросишь. Уже сидя на толчке вспомнил, что когда пришел домой с базара, то вместо воды плеснул в кружку этого бифи-кефира. На улице жара под сорок, а он такой прохладный. Но не от него же меня распирает как идиота, которому в задний проход всунули шланг с воздухом. Блин, и не выжмешь из себя ничего,чтобы дать возможность кишкам осовободиться от нежелательных продуктов. В последнее время начались странноватые запоры, как внутри все сцементируется, так хоть днями сиди на толчке и вой на луну – ничего не вылезет. Наверное это от того, что некому подсказать, что есть можно, а чего нужно опасаться – живешь один, а приходящие думают только о том, как бы получше угоститься, да получить удовольствие поострее. Вот и работаешь по часу, по два, до тех пор, пока пот бежать перестает – выжимаешься как та простынь от жгучего дыхания партнерши.

А боль в животе, между тем все усиливалась, она уже захватила не только живот, но и половые органы, которые начинают становиться колом. Снова мучительно думаю, что же я такого успел сожрать, что пора готовиться дать дуба. И вспоминаю, что после бифи-кефира с удовольствием проглотил штук с десяток сливок, сладеньких таких. Вернее, черносливок - с базара же пришел. Еще подумал, что может пронести, поэтому после кефира переждал минут пятнадцать не меньше. И промыл их в воде, не хуже своих рук. Правда, что одно, что другое без мыла. Между тем, долгое мое кряхтение, не обращенное ни к кому, начало переходить в долгий стон, глаза потихоньку стали вылезать из орбит, а рот приоткрываться, чтобы сплевывать слюну, принявшуюся клокотать в нем клубками. Но пробка в заднем проходе попалась крепкая, она не двигалась ни туда, ни сюда, будто присохла, проклятая, на середине пути. Живот уже распирало не хуже военного дирижабля без пропеллеров, поэтому, несмотря на все усилия, не могущего взлететь к небу. Снова, улучшив момент, принялся думать, что еще я успел съесть, от чего перед глазами расцветают радужные круги. Распустятся и лопнут, затем опять созреют, и лопнут. Уже со звуком. И вспомнил, что после сливок через некоторое время надрезал душистую дыню и с удовольствием и причмокиваниями сжевал пару ломтей, почти спелых и почти душистых. Едва не созревших. Но не может же быть, чтобы от них так раздувало – овощи и фрукты, они же всегда были совместимы.

А рези внутри тела достигли апогея, тут раззявились не только глаза и рот, здесь и член стал почему-то торчать колом, весь анус решил наверное вывалиться наружу. Взорвался он там, что-ли, фикстулой какой-нибудь, и развалился сразу на несколько частей. Красных, как лепестки розы. Или гладиолуса… Нет, тот вроде с лиловатым оттенком, уж лучше сказать ввиде тюльпана. Про тюльпаны знают все, и видели их, а эти гладиолусы с бульдонежами, или как их там, никто толком не видел. Да и страшно сравнивать с неизвестными цветами свои части тела. И снова мысль назойливая, да что же я еще сумел проглотить, что мучаюсь сейчас как хохол на турецком колу. Вот насадили супостаты и смотрят, как теперь самостоятельно досаживаюсь, медленно и верно. А съел я после небольших ломтиков дыни два яблока, помню, продавщица еще сказала, что они сладкие и успели созреть. Но такие крепкие были, что едва вставные зубы в них не остались. Но и сладковатые, правда, еще бы чуток им повисеть, соком налиться и размягчиться на солнышке хотя бы немного. Да что теперь говорить – схавал за милую душу. А боль от кола внутри ануса не утихает,уж по почкам постучала и выше подалась. Деваться тоже некуда - ни сбежать, ни освободиться другим способом. И помочь никто не поможет. Бабам в таких случаях легче, в смысле, им привычнее. И таблетки, блин, как назло забыл в другой комнате. Выпил бы сразу одну хотя бы ношпу, и было бы легче. А теперь до этой ношпы попробуй добеги.

Слюна пошла уже клубками, тут не только рот с глазами не закрываются, тут уже все остальное пооткрывалось, язык наружу вывалился, едва до пупка не достает. А толку никакого, одно кряхтение из последних сил еще из горла вырывается, но и оно уже перехватывается спазмами. Того и гляди дубу дам. Не дай бог, кто в дверь заглянет, посмотрит на меня и сразу труп. Хорошо, что заглядывать некому, а то если выживу, в тюрьму упрячут. Пробка, падла, как зацементировалась, ни туда, ни сюда. Чем бы ее протолкнуть, вернее, вытолкнуть бы чем-нибудь, сразу бы легче стало. Тогда бы все содержимое ручьем устремилось бы наружу, и пришла бы долгожданная свобода от невыносимой боли. А то дышать уже нечем. Что же я еще то схрумкал кроме всего прочего? А, одну мармеладку, лимонную. Еще подумал, что она с теми овощами и фруктами несовместимая, но пусть уже будет как добавок к растительному салату. А потом уже можно будет угоститься и кусочком курицы. На второе. Не получилось, блин, до этой куриной ножки дело так и не дошло. А донеслось до толчка не по своей воле. Очищение организма, без всяких врачей со знахарями. Хоть бы живым остаться, а то уж и сердце начинает прихватывать. Еще бы, такие нагрузки! Когда на формовке в литейном цеху работал, аж геморрой наружу вылезал, но сердце выдерживало. А тут видно дело посложнее.

Что же я еще-то такого сожрал, что теперь продохнуть не могу? Вроде больше ничего. И сознание потихоньку отключается. Ничего больше не сожрал, блин, а сознание начинает отключаться. Несправедливо как-то. Весь закостенел на этом толчке, на кого стал похож, хрен его знает. Если кто посмотрит… Нет, об этом лучше не думать, лучше подумать о другом, пока организм ищет пути выхода из положения, в которое его загнали. А ведь сам загнал, и бог тут не при чем, что на него отвязываюсь. Ладно, пускай сами разбираются – организм и Господь, может вдвоем сподобятся найти правильное решение. А я пока подумаю еще о чем остатками своих мыслей.

Тут один как-то сказал, что предела ни в чем нет, мол, есть красивее красивого и страшнее страшного. И привел пример, мол, девушку нашли самую красивую на земле. Губки полненькие, глазки большие, яркие, носик точеный. В общем лицо ангельское, и тело божественное. Красота божественная, что еще может быть красивее? Стали надевать на нее корону, а тут вошла еще одна красавица. И все увидели, что она еще красивее.

- Почему?

- Потому что у нее на щеке зависла росинка. И вся она была как та самая росинка – свежая и умытая утренней росой.

А потом пришел черед привести пример про самых страшных людей. И нашли одного, ни глаз, ни носа, рот щербатый, шея отсутствует. Один огромный живот, из которого торчит ручка в зачаточном состоянии, и длиннющая нога. Одна. И хотели признать его самым страшным из людей, но тут притащился еще один, такой же безобразный. И он оказался победителем.

- Почему?

- Потому что у него половых органов не было. Никаких.

И в этот момент пробка в заднем проходе вылетела как из ружейного ствола, аж вода из унитаза выплеснулась на пол. И затарахтело подо мной, задребезжало минут на десять не меньше. Толчок переполнился, того и гляди содержимое переползет через край. Показалось, что задница захлопала в ладоши, хотя когда они у нее успели отрасти. Свист раздался разбойничий, я так никогда не свистел, сколько не пробовал. Улюлюкание, блин, какое-то дурдомовское, не от меня зависящее. В брюхе начало легшать, дыхалка распрямляться, глаза занимать свои места, а трудяга член, который всегда на моей стороне, опадать. И вспомнил я все-таки, что еще съел после мармеладки. А я ее чаем запивал, а чтобы он не был таким горячим, я разбавил его холодной водой из-под крана.

Оно конечно, если бы была рядом какая баба, то и член бы часто попусту не торчал.