Смерть стояла в ногах умирающей женщины. Она умела ждать. Шли уже вторые сутки мучительной борьбы. За что? За жизнь? Трудно было назвать жизнью то, чем жила долгие годы эта женщина.

Впрочем, она была не одинока в таком существовании. Сколько было, есть и ещё будет таких вот, как она, живших и живущих в беспросветной нужде, заботе, хронически усталых, одиноких…и всё же цепляющихся за то, что сами они называют жизнью.

Смерти была знакома эта женщина. Не раз и не два посещала она этот убогий дом. Правда, когда-то, много лет назад, этот дом не был так убог, и даже был уютен и счастлив. Но это было так давно… Тогда эта женщина, лежащая сейчас в горячечном бреду на узкой кровати, была совсем крохой. Вот тогда-то Смерть впервые и переступила порог этого дома, забрав с собою её мать. А потом был отец, когда девочка училась ещё в школе. В доме поселилась тётка с выводком своих ребятишек – мало кто из них остался жить. Тётка, гулящая, вечно пьяная, лишь облегчённо вздыхала, когда Смерть посещала их дом в очередной раз. А вот девочка выжила. Замуж вышла. Может, и была бы счастлива, если бы... Иногда Смерть думала – почему ей не дано права самой выбирать тех, кого она с радостью забрала бы? Если бы ей тогда, сразу после свадьбы, было разрешено прийти за самой тёткой – глядишь всё пошло и иначе, а так…Видно не отжила ещё та положенного ей века, не выполнила до конца поганого своего предназначения. Споила молодого мужа ненавистной племянницы, и лишь потом отдала то, что зовётся великим словом - душа. Отдала легко – как легко могут отдавать свои души пьяницы, да обиженные умом. И ещё малые дети – совсем малые, те, кто ещё не совсем потерял связь с небесами. А остальные…

Смерть едва слышно вздохнула; она могла вздыхать последними вздохами тех, кто отдавал ей свой последний вздох…

Остальные – боялись её, ненавидели, проклинали…Боялись даже те, кто верил в Бога. Правда, эти боялись не её – они боялись Бога.., в которого верили. Как это глупо…

Смерть знала Его. Знала, потому что была его даром…проклятым даром. Проклятым теми, для кого Он сделал её даром. Даром Своей Любви и Сострадания. Но кто в это верил? Кто думал также?

От начала мира Смерть встречала эту борьбу – борьбу с собой. Правда были и те, кто сам искал её в порыве отчаяния, но именно к таким она и не любила приходить, зная, что именно для них, она не станет утешением. С радостью она шла к тем, кто ждал её, как избавления. Избавления от боли и мук. Были и такие. Безнадёжно больные или измученные смертельными ранами. Их она обнимала нежно, как мать обнимает дитя, и сама обрывала серебряную пуповину, связывающую душу и тело. Но, войны она не любила, не любила и насилия, когда души были вырваны из тел, когда рушились предопределения и судьбы, когда ей приходилось быть не Даром, а кровавой Жницей на полях человеческой жестокости. Жница…Страшная старуха с косой…Кто придумал этот образ? Чьё воспалённое страхом воображение? Мало кто видел её настоящий облик - облик юной белоснежной Девы со скорбным выражением голубых глаз. Голубых, как небо…

Но люди, ощущая её присутствие, сами создавали её облик. И этот облик, чаще всего, был ужасен. Его рождали боль и страх – вечные спутники агонии. И очень редко ей придавали образ родных, милых лиц, ушедших в мир иной.

Вот и сейчас, наблюдая за умирающей женщиной, она видела, как в изредка проясняющемся взгляде, бьётся страх и отчаяние. И в эти моменты Смерти очень хотелось, чтобы эта, измученная жизнью женщина, увидела бы, уж если не её истинный облик, то хотя бы облик её давно ушедшей матери или маленького сынишки, утонувшего по вине пьяного мужа, тем грозовым летом.

«Глупая, - думала Смерть, - ну какая же ты глупая. Зачем ты борешься со мной, вместо того, чтобы уйти? Сколько раз ты в отчаянии звала меня? Сколько раз ты мечтала отдохнуть? И вот я пришла. Я здесь. Тебя услышали. Пойдём – я отведу тебя туда, где отрут всякую слезу, где тебя ждёт долгожданный покой, где ты сможешь наконец-то познать Любовь. Я отведу тебя туда – где меня нет, и уже не будет. Ведь отбирая у вас жизнь – я сама становлюсь жизнью».

Хриплый вздох вырвался из груди женщины. Как же трудно дышать! Непролитая слеза в уголке глаза… И снова, в который уже раз, возвращение сознания. Эти мгновения самые мучительные. Смерть знает это. С какой радостью она забирала бы их во сне или бреду. Но это бывает редко, очень редко. Её всегда удивляло то, что в такие проблески сознания, люди, вместо того, чтобы сделать шаг навстречу и навечно распрощаться с этими страданиями, начинали с последними силами бороться с ней. Эти проблески сознания они наполняли тщетной надеждой на исцеление, на чудо. Будучи смертными, каждый из них подсознательно надеялся на своё бессмертие, не понимая того, что именно шаг к ней и является шагом на пути к бессмертию.

Вот и эта женщина, вновь ненадолго придя в себя, обводила мутным взглядом стены с пожелтевшими обоями, задержав взгляд на солнечном зайчике, плясавшем на бесцветном узоре. О чём она думала в этот момент? Мысли людей были Смерти недоступны, ей были доступны их чувства. А чувства женщины были наполнены страхом, горечью и… надеждой. Она вспоминала. Вспоминала всю свою жизнь. Ей даже не надо было прикладывать усилия, чтобы что-то вспомнить. Жизнь проходила перед ней так ярко, что даже далёкое прошлое вспоминалось легко и без усилий. А ведь совсем недавно она не могла припомнить даже, что было вчера – настолько однообразно и тягуче проходила её жизнь. Болезни, постоянные долги, слёзы в подушку, потери и борьба - постоянная, бессмысленная борьба изо дня в день. И мысли – как прожить этот день. А сейчас, и Смерть это чувствовала, эта женщина вспоминала свою жизнь, как нечто прекрасное. Она цеплялась за неё из последних сил, наполняя свою память теми короткими радостными воспоминаниями далёких детства и юности, забывая всё остальное, плохое, и неосознанно причиняя себе ещё большую боль этим самообманом. Солнечный зайчик оживил своим светом мёртвые выцветшие цветы на обоях, отчего эти цветы стали казаться живыми, но, уйдёт солнце, и ненадолго ожившие цветы, вновь станут блеклыми и мёртвыми. Также и жизнь этой женщины освещалась сейчас светлой памятью детства, примиряя её со всей остальной жизнью. Но выживи она – и погаснут воспоминания, и вернуться серые, постылые, мёртвые будни…

Что-то неожиданно изменилось в комнате. Смерть подняла глаза. Там, в изголовье появился сгусток чуждой энергии, который постепенно стал принимать очертания.

Жизнь. Её Жизнь. Ведь если Смерть одна, то Жизнь у каждого своя. Как же она некрасива! Состарившаяся раньше времени, с впалой грудью, с большими, натруженными руками, с потухшим взглядом тусклых глаз. Они были похожи - эта женщина и её Жизнь. Только та, что лежала, была не так уродлива, может потому, что она ещё не принадлежала полностью Жизни, а принадлежала пока им обеим. Но, маятник качнулся в сторону пришедшей, и смертельно уставший, но полный ненависти голос, сказал: «Уходи! Ещё не твоё время!»

Смерть снова вздохнула, с грустью посмотрев на лежащую. Да, так тоже бывало, и ей, в таких случаях, было грустно. Она никогда не боролась с Жизнью. Это Жизнь всегда боролась с ней. И у неё не было ненависти к Жизни. Это Жизнь ненавидела её. Ненавидела, потому что знала, что победы её – временны. Вот и сейчас это была лишь отсрочка. Они обе знали это. И обе знали и то, что пройдёт совсем немного времени – и эта женщина вновь будет проклинать свою Жизнь и призывать Смерть.