Студент Сулимов жил один. Он жил в маленькой комнатке общежития для студентов недалеко от института. Сулимов учился на биофаке, на третьем курсе в чужом городе и страдал от одиночества. Учился он так себе, умом особым не блистал, но был любознательным, к тому же большим фантазером. Поскольку он был одиноким, правление студентов похлопотало за него перед деканатом, и Сулимову выделили ежемесячную надбавку к стипендии. Это позволило Сулимову только учиться и оставляло уйму свободного времени после занятий. Все это время он тратил на прогулки и чтение книжек лежа на кровати, или просто лежал и мечтал. Мечты у него были по большей части о том, как он познакомится с красивой девушкой, но дальше фантазий на эту тему дело не заходило- Сулимов был очень застенчивым. К тому же и внешность у него была восточная – под стать фамилии, а девушки на таких в наше время не очень-то заглядываются, особенно на бедных студентов.

Однажды Сулимов возвращался на трамвае в общежитие. На остановке в вагон ввалилась толпа подростков. Они громко орали, приставали к окружающим и оглушительно хохотали каждой своей дебильной шутке. Когда Сулимов проходил мимо них к двери, один из них подставил ему ногу и Сулимов упал. Друзья ”шутника” весело заржали и стали подбивать того к более решительным действиям по отношению к ”нерусскому”. Подросток, пошатываясь, подошел к лежащему на боку студенту и изо всех сил ударил сапогом в лицо. Голова Сулимова дернулась от удара, и он потерял сознание.

Очнулся Сулимов в травматологии городской больницы. Голова была перевязана бинтом, шея с трудом поворачивалась. В ушах стоял шум, перед глазами плавали радужные круги, во рту был привкус металла. Каждый звук отдавался болью в голове.

Пришел врач, что-то сказал, обращаясь к нему, но Сулимов ничего не понял и снова провалился в темноту.

Когда Сулимов открыл глаза, был вечер. Сосед Сулимова по палате увидел, что он пришел в себя и позвал медсестру.

Пришла молодая девушка и спросила, как он себя чувствует. Сулимов прикрыл глаза и слегка наклонил голову в знак того, что чувствует себя лучше. Медсестра дала ему что-то выпить, поправила подушку и вышла. Сосед по палате поглядывал на него с интересом, но ничего не спрашивал.

Ночью Сулимов не спал, все смотрел на светлую полосу света из окна на крашеной масляной краской стене палаты.

Утром сквозь дрему он ощутил странные щелчки у себя в голове, потом жужжание и целую очередь быстрых разнотонных попискиваний.

Он не успел как следует сосредоточиться, как эти писки и щелчки куда-то исчезли.

Снова пришел врач, спросил, как он себя чувствует, начал осмотр: приоткрыл веки, заглянул в глаза, пощупал руки, попросил пошевелить пальцами.

 

Через месяц Сулимов уже сидел в кресле-каталке и мог ездить на нем в пределах палаты. Речь к нему уже вернулась, правда приходилось долго подыскивать слова при общении, чего раньше - до травмы - не случалось.

Приходил декан, с ним еще несколько студентов, рассказали, что оформили ему академотпуск по болезни, а хулиганов тех так и не нашли.

Странное жужжание и щелканье в голове не проходило, но появлялось почему-то только утром и после обеда - всегда в одно и то же время, но не в выходные.

Врач сказал, что ему сделали операцию, хотели удалить какой-то кусок электроники, который застрял у него в голове, но этот кусок засел слишком глубоко, поэтому его решили не трогать, только концы обрезали и зашили. Что за кусок, и как он оказался у него в голове, Сулимов так и не понял, а напрягаться из-за этого не стал – наверное, когда упал, головой наткнулся.

Как-то утром, когда Сулимов проезжал на своем кресле мимо кабинета главврача, у него в мозгу вдруг взорвалась целая очередь звонков, шипений, свистов и барабанной дроби. Он ошалело закрутил колесами и промчался по коридору подальше от этой двери. По мере того, как он удалялся, звуки в голове становились все тише, пока не превратились в привычные пощелкивания и попискивания.

Сулимов испугался этого случая и решил рассказать о нем медсестре. Та выслушала, но сказала, что это, наверное, из-за переутомления. Сулимов с ней не согласился, но возражать не стал.

Тем временем в палатах одни больные сменялись другими. На место прежнего соседа положили какого-то деда, который стонал по ночам и мешал Сулимову спать. Поэтому теперь Сулимов допоздна ездил по коридорам отделения, впрочем, держась подальше от той самой двери.

В тот вечер Сулимов сидел в кресле на балконе.

На улице было прохладно, и шел дождь, поэтому он взял в палате свое одеяло и укутался им по шею. Дождь стучал в навес балкона, и брызги сеялись в полуметре от ног Сулимова.

За спиной у него светилось окно женской палаты, занавеска была закрыта , а вскоре и свет ночника в палате погас.

Сулимову опять было одиноко, погода стояла тоскливая, дождь усилился, и брызги начали падать ему на ноги.

Он отодвинулся подальше от линии брызг и…

“Я таю в плавном сияющем течении, мягко уносящем меня и колышущем, как в колыбельке у бабушкиного дома. Солнышко брызжет в глаза сквозь листочки радугой и греет мои щеки.

Манюся, моя любимая куколка, лежит у меня на руке, вся такая миленькая-миленькая, она была мокренькая, я ее помыла, расчесала ее мягонькие волосы, а мама меня хвалила и смеялась. Папа заехал вчера на большой зеленой машине, он был веселый, ему опять повезло - так мама сказала, он меня держал на руках и говорил, что я его самая- самая Леночка, и что он бы меня так и съел на завтрак. И было совсем не страшно, он подбрасывал меня высоко-высоко, а я смеялась и нисколечко не боялась.

 

Мое платье развевалось от воздуха и туфельки блестели лаком - это мне бабушка подарила на день рождения. А потом мама сквозь смех сказала: ”Хватит, ты ее уронишь!” и взяла меня из папиных рук, а я прыгала и визжала от удовольствия…

Что-то холодно, я лучше перевернусь и натяну одеяло. А врач такой неприятный - даже не спросил, как зовут - сразу начал осматривать…”

Сулимов осознал, что кто-то катит его по коридору.

Сестра пронзала его встревоженным взглядом и звала по имени.

Ему было тепло на душе как никогда прежде.

Как будто вернулось его детство.

Но он знал - это не его детство.

И что это было в конце? Это были не его чувства!

Он был этой девочкой!

И он был той, что была когда-то этой девочкой!

У Сулимова от ужаса защемило где-то внизу живота: “Я сумасшедший! Господи, я думал, что все уже прошло, я почти выздоровел! Я ведь уже почти выздоровел! Как же теперь? Что же я?”

У него наполнились слезами глаза, и он тихо заплакал от горя и от жалости к себе. “Как же я теперь?”

Постепенно он успокоился, и на смену горю снова пришли воспоминания, только что пережитые им на балконе. Сияющий полдень, и это непривычное чувство счастья.

И он сам- девочка!

“Почему вдруг девочка?”

От усталости его глаза сомкнулись, и он уснул.

Наутро сестра прикатила его в кабинет врача и тот начал его осматривать.

На вопрос “Что случилось?” Сулимов честно описал события прошлого вечера, причем сказал, что ощущал себя полностью той женщиной и той девочкой, и что раньше с ним никогда такого не случалось.

Врач смотрел на него недоверчиво, прописал кучу анализов, прописал повторное сканирование мозга и сказал, что “это очень нетипичная реакция на такую травму”.

Нельзя сказать, чтобы Сулимова все это очень успокоило, но почему-то он как бы свернулся калачиком внутри самого себя, вокруг чего-то теплого и родного и его тревога была гораздо меньшей, чем он от себя ожидал. Он все-таки знал самого себя уже много лет и удивлялся самому себе – ведь он должен быть сейчас в ужасе!

Анализы ничего нового не показали, а что касается сканирования, то врач сказал, что они нашли кое-что интересное. Оказывается, клетки мозга полностью срослись с контактами того самого куска электроники, что застрял в мозгу Сулимова.

На Сулимова это известие произвело мало впечатления, гораздо больше его сейчас интересовало, не сумасшедший ли он. Но врач сказал, что за свою практику он повидал немало сумасшедших и он, Сулимов, к таковым уж точно не относится.

Сулимов отнесся к его словам с недоверием, но все-таки немного успокоился.

Кстати, заодно он рассказал врачу и о странном шуме у него в голове по утрам и после обеда и о том, что это, по-видимому, как-то связано с кабинетом главврача.

 

Врач тоже ему не поверил и попросил позвать его в следующий раз, когда это случиться.

Вечером Сулимову опять не спалось, дед ворчал и скрипел пружинами больничной койки, и он снова решил выйти на балкон.

В тот вечер дежурила другая сестра, она в это время сидела где-то у себя, и Сулимов спокойно проехал мимо дежурки.

На этот раз было тихо, погода была ясная, и Сулимов прикорнул у стены балкона…

“Я ее оттаскаю таки за волосы, суку такую, как она смеет так ко мне относиться…”

Сулимов открыл глаза.

Он смотрел на себя со спины. Из окна женской палаты.

Он зажал в руках концы головного платка и тихо взвизгнул: “Господи!”

И вдруг подумал : ”Почему я вижу себя в окне?”

“ Почему у меня такие волосатые руки?”

“Господи, как же мне одиноко! Я такой одинокий... Такой??? Такая??? Где я? Чье это тело? Я же вижу себя в окне! И я вижу свою спину! ТЫ КТО?”

“Я…Лена…”

 

Выписка из истории болезни

 

Елена Владимировна Свиридова, 1976 г.р., проживающая по адресу ул. Северная, д.9 кв.16.поступила в отделение ЧМТ 16.08.09 с открытой ч.- мозг. травмой, причиненной проникновением в нижн. отд. головн. мозга части металл. конструкции сложн. конфигурации в рез-те взрыва на заводе эл. мех. оборудования “Уралточэлектромаш”, где пациентка работала наладчицей станков ЧПУ…

В наст. время не представляется возможным извлечь из мозга пациентки вышеозн. конструкцию вследств. высокого риска операции – опасности повредить жизн. - важные отделы ствола головн. мозга…

Наблюдается сращивание нейронов головн. мозга пациентки с многочислен. металлическ. деталями конструкции…

Проф. Урефъев П.Н., нач. 2-го неврологического отделения гор. больницы г. Среднеуральска.

 

26.6.06

Valetta