У нее строгое и простое как выдох имя - Анна. Я думал, что знаю что-то о женщинах, о себе самом и о жизни в целом. Я мог быть обаятельным, легким, загадочным и немного развязным, я мог произносить остроты с совершенно серьезным лицом. Я мог завораживать дам красочными, как сказки Шахерезады, байками из моего бурного прошлого. При этом я мог делать вид, что мне ни чего от них не нужно. Все это было до тех пор, пока я не встретил Анну.

Когда я видел ее неподвижное лицо, когда она молча смотрела на меня холодно-изучающим, сфинксовым взглядом, как на какое-нибудь причудливое насекомое, я превращался в полное ничтожество. Мой мозг каменел. Я жалко и суетливо мямлил что-то невразумительное, нес какую-то околесицу, а после отвешивал себе мысленно оплеухи и величал дураком. И долго еще потом внезапные воспоминания о моем позоре накатывали горячей волной, спазмом сжимая горло.

У нее белая, северная кожа, тонкий нос с горбинкой, широкие, острые скулы, маленький рот, верхняя губа надменно чуть вздернута. Вот она идет на фоне темного осеннего воздуха стремительной походкой, в чем-то красном, просторном, летящим у нее за спиной. Широкополая шляпа надвинута на глаза. У нее как всегда отрешенный и в тоже время сосредоточенный вид. Кажется, будто он идет сквозь прохожих. Ее высокие каблуки четко и мерно звенят по черному мокрому асфальту, вымощенному золотой трехпалой листвой.

Она стала для меня Донной Анной и Командором в одном лице.

На курсе у нее не было ни друзей, ни подруг. Она не просила ни у кого конспекты, она не ездила вместе со всеми на троллейбусе до метро, ее никто не встречал после занятий и ни кто не подвозил на машине. Для всего курса она была некой «Мисс Х». Хотя, впрочем, это никого особенно не беспокоило - все жили, большей частью, своими внеинститутскими жизнями.

Было невыносимо видеть Анну и задыхаться, при этом, от непреодолимой, непонятной беспомощности и от желания упасть на колени и целовать ее руки, запоминая губами каждый миллиметр кожи.

Есть люди, которые могут прожить всю жизнь с каким-нибудь инородным предметом в организме, например с пулей или осколком. Так и я стал жить, как с ржавым гробовым гвоздем в голове, с постоянно саднящей мыслью о ней. Временами эта мысль уходила куда-то на край сознания, но потом напоминала о себе резкой болью зубного нерва. На улице или в метро, я ловил себя на том, что ищу в толпе взглядом Анну.

Трупный яд почившего самомнения навсегда отравил мою кровь, сделав меня почти импотентом. И когда я пытался затеять с кем-нибудь вполне невинный флирт, без каких-либо далеко идущих планов, только для того, что бы блеснуть своими павлиньими оперениями, прежней легкости и самцовской уверенности уже не было, и мой хвост опадал, не успев толком распушиться.

Была грандиозная пьянка по случаю окончания сессии дома у одного из однокурсников. Анна была там. Она впервые принимала участие в нашем коллективном мероприятии. Увидев ее, я ощутил вращение земли под ногами. Она сидела в углу дивана, поджав под себя ноги, с фужером вина в руках. Она была нервно, неестественно весела. Я видел проступающие сквозь ее кофточку кружки сосков. Водка утратила свои градусы. Меня трясло как от озноба, внутренности скрутило судорогой.

Когда вся наша компания уже дошла до нужной кондиции, идя из туалета, в коридоре я натолкнулся на Анну.

- Трахните меня! – ледяным тоном приказала она.

Стены коридора качнулись. Ее взгляд был уставлен на меня будто ствол. Она была абсолютно трезва.

- Что вы там копаетесь!? Ну, быстрей же! – яростна шептала она.

Ее тепло обжигало мои руки, запутавшиеся в плотной ткани одежды. Сознание рассыпалось как песочный кулич от запаха ее волос, от ее дыхания возле моего лица. Все происходило в ванной комнате. Она отдавалась неистово, самоуничтожающе. Потом она сидела на корточках, измождено привалившись плечом к стене, поминутно сдувая с кончика носа прядку.

Анна, стараясь не смотреть на меня, торопливыми движениями поправила одежду и, коротко бросив на ходу будто чаевые «благодарю», вышла из квартиры.

Я возвращался домой по пустым ночным улицам опустошенный, выжженный изнутри огненным смерчем, чужой сам себе. Та адская бездна, которая смотрела на меня из ее нестерпимо горящих безумием и мучительным блаженством глаз, безвозвратно поглотила мою душу.

Утром после бессонной ночи я бросился звонить в наш деканат, что бы узнать номер ее домашнего телефона.

- Я люблю вас Анна – прохрипел я в трубку опаленным ртом, когда мне, наконец, удалось попасть пальцем в нужные клавиши.

- Кто это?

- Это Дмитрий. Я люблю вас… Я погибаю.

Не хватало воздуха, сердце, казалось, вот-вот разорвется.

- Да что вы говорите! Как интересно!

В трубке раздались короткие гудки.

На следующий день, обнаружив, что спал в куртке, но без брюк, увидев на полу возле кровати засохшую блевотину, мне захотелось немедленно собрать пожитки и, по старинному русскому обычаю, уехать на ближайшую войну. И объявить никогда не бывшими в моей жизни Анну, вчерашней нелепый разговор и ту вечеринку.

Но спастись бегством было уже не возможно. Моя душа оставалась в залоге, из которого мне было ее не выкупить. Потянулись удушливые, слившиеся в один сплошной, беспрерывный бред, дни и ночи. Во сне и наяву передо мной зияла жуткая бездна в ее глазах, которую не давала забыть даже водка. Я бродил по городу, не находя себе места, по бесконечным гостям и кабакам и размазывал по лицу пьяные слезы.

В тот день я сидел дома, я не ждал ни чьих визитов. Вдруг в прихожей раздался настойчивый звонок, я открыл дверь. На пороге стояла она. Земля под ногами начала сходит со своей орбиты.

- Здравствуйте, можно к вам? – Анна смотрела на меня в упор.

- Здравствуйте…, чем обязан? – сказал я, пропуская ее, и не узнал собственного голоса.

- Да вот хочу посмотреть, как вы живете. Не возражаете?

Анна царственным движением скинула мне на руки шубку.

- Вы живете здесь один?

Я смотрел на нее в кроличьем оцепенение. В виске пульсировала холодная искра.

- Мило, мило.... ее взгляд рассеянно скользил по обоям. – Ну и что вы тут читаете? – она взяла с книжной полки справочник по геральдике. – Какая прелесть!

- Послушайте, что вам от меня нужно? - мне, наконец, удалось вытащить себя из ступора.

Она резко обернулась.

- Не будете ли вы любезны, объяснить мне, за что же я такой чести удостоилась? Я просто хочу понять причину вашего выбора! Неужели не нашлось более подходящей кандидатуры!? Вы ведь, наверное, еще замуж звать меня будете!? Вы же честный, порядочный! Вы, небось, думаете, что мы с вами поженимся? Я ребеночка вам рожу. «Родила царица в ночь не то сына, не то дочь...» - ее губы сломались в горестной полуулыбке. - Вы кого хотите, мальчика или девочку? Чего молчите!? – в ее голосе все больше закипала истерика. - Давайте, расскажите, о том, как вы страдаете, как вы мучаетесь, о том, что жить без меня не можете!

- Заткнитесь! – рявкнул я.

- Обнимите меня, - потребовала она. - Ну, обнимите же, я прошу вас! - повторила она с надрывной тоской в голосе.

Я обхватил Анну и остервенело впился ей в губы.

- Что ж ты со мной, тварь, делаешь?! Что ж ты с меня живого шкуру снимаешь?! - рычал я, вколачивая себя в нее. - Ты этого хочешь сука!? Этого…!?

- Ударь меня! – ее глаза знакомо пылали бешеным огнем. - Бей меня, тварь, суку, блядь истеричную! Что, принципы даму бить не позволяют!?

Я наотмашь залепил ей звонкую пощечину, и Анна зарыдала в голос.

- Боже…! Какое я чудовище! - она дрожала всем телом от рыданий, уткнувшись лицом в подушку.

Успокоившись, она попросила сигарету. Анна молча курила, глядя куда-то в пустоту сумрачным, застывшим взглядом. Она была там - в своем холодном зазеркалье, в своем персональном аду абсолютного одиночества. И меня выворачивало всего наизнанку от моего бессилия пробиться туда к ней. Я попытался взять ее за руку, но она отдернула ее.

- Мне пора, – глухо, будто откуда-то издалека сказал она, и стала одеваться.

- Подожди!

- Я позвоню вам.… Простите меня, если можете….

Когда она ушла, я не узнал своего жилища. Мой дом был заполнен Анной. Ее запахом, ее теплом, ее сумасшествием и еще чем-то неопределенным, но также принадлежащим ей. Я понял, что не могу в нем больше находиться, и отправился в облюбованный кабак, что бы влить в себя привычный, унылый «полтинник», запив кружкой пива.

На следующий день, поднимаясь по лестнице к себе домой, я увидел ее, раздраженно мерящей шагами площадку.

- Сколько можно вас ждать?! Я торчу здесь уже черт знает сколько времени! Меня изучили, по-моему, все ваши соседи!

Когда я открыл дверь, она отчаянно прижалась ко мне.

- Я звонила тебе, но тебя не было дома. Я боюсь… Мне страшно быть одной! Помоги мне! Пожалуйста!

- Ну что ты…тихо… тихо…. Радость моя, любовь моя, жизнь моя! - утешал я ее, гладя по волосам.

Она лежала на моей груди.

- С тобой так спокойно, так хорошо…. За что же я тебя так мучаю? Как ты можешь любить меня? Ты же пропадешь со мной…! Ты, видь, ни когда не бросишь меня, правда...?

Комнату заполняла утренняя знобящая синева. За окном шелестели колеса ранних машин. Анна спала. Я держал ее тонкую, теплую ладонь и думал о том, что мир будет существовать только до тех пор, пока эта рука будет в моей.