Я не мог заснуть в ту ночь. Лежал на диване, уставившись в потолок. Шутка ли, неделя запоя и еще одна початая бутылка на тумбочке справа. Свет лампы на моей груди косым желтым клином. Дальше в темноте за окном воет ветер и стучит сердито ветками акации по стеклу. Жуть.

После третьего пореза я перестал кричать. После шестого мне стало все равно. Я смотрел на себя так, словно я уже отошел. Со стороны и с презрением. Простыня подо мной затвердела от высыхающей крови. Я только прикладывался время от времени к бутылке и глотал горькие комки. Даже не морщась. Но водка уже не действовала. Ну, разве что помогала приглушить боль. Больше ничего. Я не мог отрубиться или заснуть. Я даже не мог пошевелить пальцами ног, хотя пробовал. Какое-то время все было тихо. Я закрывал глаза и уже почти засыпал. А потом все начиналось снова. Легкое покалывание, жжение и острая боль. Я смотрел на грудь и видел, как все происходит. Словно в дурном сне. Кожа на груди расходится длинным порезом. Медленно. Кто-то невидимый режет мою плоть. Снова и снова. Словно перезревшая слива, кожа тихонько лопается сама по себе. Совершенно беззвучно, как в немом кино. Вот она прямо перед моим носом. Чистая и свежая. Края пореза, слой жира, мышечная ткань с прозрачными каплями тут и там. Затем все медленно толчками заливается кровью. Словно рана стесняется своего неприкрытой оголенности.

Двенадцать порезов до рассвета и это только начало.

 

В последнее время я видел больше бутылок, чем людей. Они окружали молчаливо и смотрели на меня из каждого угла этой жалкой конуры. Пить было легче, чем оставаться трезвым. По крайней мере, можно было объяснить все белой горячкой. Неожиданные крики, стоны и истеричный смех прерываемый рыданиями. Я швырял пустые бутылки и разбивал вдребезги свою прежнюю жизнь. Телевизор, черная ваза в углу. Стерео система. Неясные видения и стремительные силуэты, пугающие пятна на веках закрытых глаз. Бред залитого спиртом мозга. Но как быть с порезами? Чем объяснить их? Хорошо бы принять их за ночной кошмар. Но утром они были. Все двенадцать. Распухшие и вывернутые наружу, словно губы Анжелины Джоли. В струпьях высохшей крови. Или это сделал я сам?

Телефон молчит уже третьи сутки. Наверное, я говорил людям ужасные вещи. Кому захочется слышать этот бред? Кажется, я даже плакал в разговоре с отцом. Или это был врач?

Потом я плакал от боли. Смывал засохшую кровь в ванной комнате и заклеивал раны пластырем. Из зеркала на меня смотрел черный страшный я. Всклокоченные грязные волосы, безумные глаза. Это я? К черту!

На кухне. За грязным столом. Именно там меня и укусили. Я взял одну из бутылок с остатками водки и понес ко рту. Рутинное отработанное движение. Вдруг кто-то невидимый схватил меня за руку и дернул со всей силы в стороны. Внизу раздался звон разбитой бутылки, и я вскрикнул от боли и ужаса. Кожа на руке продавилась, словно под действием миниатюрного пресса. Сначала белые, а потом багрово красные отпечатались на ней мелкие, словно у ребенка зубы. Четкий и недвусмысленный след. Я даже сосчитал. 18 зубов. На руке стало мокро и пахнуло тухлым нечищеным ртом. Тогда я и отрубился.

 

Дальше были мутные сны. Они навалились на меня как душитель подушкой. Только подушки не было. Зеленый линолеум с бутылочными осколками и сигаретным пеплом сплющил мое лицо снизу, а атмосферный столб сверху. Меня раздирало в клочья и сжигало в пепел. Часть меня лежала на грязном полу кухни, другая носилась с дикими воплями по закоулкам растревоженного мозга. Мимо проносились люди, события, животные и мысли. Самыми гадкими были мысли. Они были материальны, и я ощущал их всем телом. Они пинали меня тяжелыми ботинками в пах и по лицу. Они мстили за все годы оккупации. Собственные мысли люто ненавидели меня, а я жалел их. До кровавых слез. Так лежало мое тело то ли час, то ли день и спину нестерпимо жгло батареей. Сон наводнился странными движениями и в какой-то момент я радостно подумал, что умер.

Когда открыл глаза, стало понятно, что я в аду. Все, что я мог делать – открывать и закрывать глаза. Остальное не работало. Хотя болело страшно. Я открывал и закрывал глаза, но ничего не менялось. Темнота окружала меня, и темнота была внутри. Это не было ни страшно, ни забавно. Никак. Через какое-то время я понял, что дышу. Дышать мне не понравилось. Очень больно. Я попробовал не дышать и это тоже не понравилось. Так я открывал и закрывал глаза и дышал еще какое-то время, а потом снова отрубился.

- Как он? – донеслось до меня издалека.

- Без изменений.

- Пульс, давление, температура?

- Все в норме.

Я открыл глаза, но снова ничего не увидел. Тьма по-прежнему окружала меня. С трудом разлепил высохший рот и вздохнул несколько раз, слушая, как булькает в груди.

- Помогите, - прохрипел я, но даже сам себя не услышал.

- Ты почему не борешься, а? – раздалось над самым моим ухом, - Давай борись, парень.

- Он не реагирует.

- Я вижу…

- Помогите! - что есть силы крикнул я. Но вязкое ничто даже не шелохнулось.