Диалог.

Он уже не помнил, когда и с чего именно это началось. И дело было вовсе не в его памяти, которая действовала на редкость избирательно, прочно возвращая его к незначительным событиям и упорно хранящая молчание о глобальных. К примеру, он уже не помнил, сколько времени было им проведено в этом маленьком селении, расположенном среди живописных гор. Впрочем, он не мог ручаться за достоверность горной картины, на которую смотрел каждое утро, удобно устроившись в кресле. С недавних пор он ни в чем не мог быть уверенным.

Он каждое утро посыпался с тяжелой головой, безутешно пытаясь вспомнить ушедшие вместе с ночью сны. Каким то глубоко внутренним чувством он понимал, что бледные обрывки кратких снов имеют к его жизни прямое отношение, что лица увиденных им во снах людей что-то для него значили. Но что именно – он не мог вспомнить, и попытка воспоминаний в очередной раз приводила его в глухую пустоту.

Не сразу он привык к тому, что день от ночи отличается здесь лишь оттенками серого цвета. После обеда он любил подремать на веранде, устроившись в старом кресле. Хотя сами понятия о течении дня были здесь лишь относительным понятием. День отличался меньшим содержанием серой краски в воздухе, который ночью сгущался в темную тягучую пустоту.

Наверное, все и началось с этого тягостного ощущения пустоты. Оно несколько лет пыталось захватить его целиком, и однажды он не захотел ему противостоять. В один из вечеров он, как обычно, вышел из здания и, не обращая внимания на веселье коллег, вновь куда-то приглашающих его, сел в свой автомобиль. Наверное, он должен был ехать домой, как обычно поступают все добропорядочные люди, но по какой-то причине не хотел даже думать о возвращении. Почему-то сомнений с собственной добропорядочности у него не возникало. Вместо того чтобы ехать внутрь города, простаивать в автомобильных заторах, он направился в противоположную сторону – за город. Может быть, он не поступил так, если бы дорога в противоположном от центра города направлении не была пустынной, как… он даже не знал, с чем же именно можно сравнить поразившую его пустоту дороги. Для него дорога без единого автомобиля на ней была явлением непостижимым и оттого, наверное, особенно притягательным явлением. Он просто поехал прочь из города. Мотор машины, казалось, тоже почувствовал дарованную свободной дорогой раздолье, мощно работал на высоких оборотах, быстро унося его прочь. Он не успел образумиться, как оказался далеко, один в пустынной дороге, вдоль которой высились темные деревья.

Вечерело, и на дорогу опускались приятные сумерки, в которых воздух обрел неожиданную для упругость и густоту, давно забытые им в кондиционированной атмосфере города. Автомобильные фары выхватывали из сгущающейся темени не ряды раздраженных бесцельным стоянием автомобилей, а прямую линию шоссе, по которому он ехал в полном одиночестве, и темные стволы деревьев на обочине. И это ему неожиданно понравилось. Он впервые в жизни был целиком в стремительном движении, остановить которое мог только самостоятельно. Однако он не собирался этого делать.

В мягком шуршании шин о дорожное покрытие ему слышались звонкое стрекотание невидимых цикад. Он заворожено слушал эти почти забытые им звуки, из всех сил нажимая на акселератор. Автомобиль стремительно летел пулей над черным полотном дороги и ему, несмотря на ночь, совершенно не хотелось спать. Руль непривычно легко подчинялся его рукам. Оказывается, можно легко парить по черной дороге, легко направляя авто по свободной дороге, а не ползти, вцепившись судорожно в руль, отвоевывать вожделенные метры городской дороги, неизменно приближающие его к дому. И он понимал, что сейчас ему не нужно ничего более для счастья, кроме одиночества на пустынной дороге и движения в собственной машине. Он ехал и ехал вперед, в восхищении от простоты собственных недавних открытий, от непривычного ощущения высокой скорости, от пейзажей, которые смутно угадывались им в сгущающейся темноте по обеим сторонам дороги. Куда именно ведет эта дорога, он не знал и даже не хотел знать таких мелких подробностей. Ему просто нравилось бесцельно ехать по примой дороге и слушать ночную тишину.

За всю ночь по дороге он не встретил ни одного автомобиля. Почему-то он был этому рад. Никто не двигался навстречу ему, ослепляя его ярким светом автомобильных прожекторов, после которых зрение долго приходит в порядок. Никто не обгонял его автомобиль на высокой скорости, пытаясь при этом заглянуть внутрь его салона, чтобы там получше рассмотреть неожиданного любителя ночных поездок.

Глубокой ночью он увидел далеко впереди светлые мерцающие точки, и не мог понять, что же именно они означают. Лишь приблизившись вплотную, он увидел вышедшую на дорогу волчью стаю. При приближении автомобиля волки быстрыми тенями ускользнули в поглотившую их темноту, на дороге остался стоять один, большой серый волк. Серый хищник спокойно стоял на широко расставленных пружинистых ногах, пристально уставившись на еле видимую сквозь темное стекло фигуру водителя внутри железной оболочки автомобиля. Тяжелый пронзительный взгляд волчьих, с желтой искоркой, глаз, глубоко внутри пробуждал почти животный страх за свою жизнь. Сам волк стоял спокойно, будто ситуация встречи с автомобилем и человеком в автомобиле была для него целиком привычной. Только напряженные лапы и наклоненная к земле мохнатая морда выдавали напряжение и готовность к молниеносному броску.

Он уже был готов развернуть машину и уехать прочь в темноту ночи за его спиной, но только бы прочь от немигающего взгляда волчьих глаз, внушающих страх, как серый хищник потерял к нему свой интерес. Волк дернулся всем своим корпусом, оскалившись в сторону, словно кто-то, невидимый в ночной тьме, окликнул серого. Серый хищник возбужденно мотнул мохнатой мордой, блаженно потянулся длинным жилистым туловищем и широко зевнул, обнажая острые белые клыки. Ещё раз взглянув на водителя, волк неторопливо сошел на обочину дороги, где мгновенно растворился во тьме. Он снова был один на дороге, но долго ещё мог отделаться от ощущения, что из ночной тьмы за ним пристально наблюдают тускло мерцающие в темноте волчьи глаза.

Едва забрезживший рассвет встретил его у реки, могуществу которой он изумился. Он даже не сразу понял, что налетающий на дорогу густой туман приходит именно от реки, которая была еле различима за плотной стеной придорожных кустарников.

Проехав достаточно долго, он надеялся увидеть мост через реку. Однако вместо моста он увидел в серых предрассветных сумерках странное сооружение, о предназначении которого он не сразу догадался.

Почти у самого берега плескалась небольшая деревянная платформа. От неё к противоположному берегу, скрывающемуся в молочной туманной пелене, уходил толстый веревочный трос. «Паром» - торопливо догадался он усилием памяти. На самой платформе просматривалась одинокая фигура мужчины в потертом ватнике.

Паромщик степенно курил, прислонившись спиной к темным от сырости перилам, без удивления наблюдая за тем, как водитель выскальзывает из своего авто и, боясь испачкать туфли на осклизлом берегу, подходит к парому.

- Ну что, поедем на тот берег?

Но его требовательный вопрос на некоторое время повис без ответа. Паромщик задумчиво посмотрел на него, на его машину, выдыхая дым наверх тонкой струйкой, ответил:

- Меня зовут Харитон!..

Наверное, старинное имя паромщика должно было сообщать всем некую важную информацию. Но для него это имя ничего особенного не значило. Его просто-напросто магнитом манил к себе противоположный берег, на который он хотел попасть как можно скорее. Паромщик упрямо молчал, не двигаясь с места. Чуть слышно плескалась вода о низкий бортик ненадежного парома.

Только стоя на мокрых досках, была заметна непрочность этого старого деревянного сооружения. И какой же вообще груз способен перевезти эта переправа? Для перевозки даже одного, даже самого маленького автомобиля паром был явно не предназначен. На чем же ему добраться до того берега?

Словно услышав ход его мыслей, паромщик молча махнул рукой вдаль, по направлению течения реки.

Он снова запрыгнул в машину, которая послушно понесла его вперед по ровному пути. Он все ехал и ехал, пытаясь всмотреться в туманную даль, за которой был скрыт от него противоположный берег реки. Оттуда слышались редкие протяжные звуки, надежно приглушенные туманной пеленой. Он не мог их отнести к чему-то определенному и знакомому ему. Он продолжал гнать машину на высокой скорости только вперед. Остановился он всего лишь один раз, да и то для того, чтобы на придорожной заправке долить бензин в топливный бак автомобиля.

Служащий на заправке быстро залил горючего во внутренности авто, и, наклонившись к окошку за деньгами, посоветовал негромким голосом:

- Тебе бы отдохнуть, парень. Впереди сложная дорога…

Почему-то от этих слов у него в груди появилось некое теплое чувство если не признательности, то, по крайней мере, симпатии к этому одетому в оранжевую курточку мужчине, который тепло и по-отечески советовал не спешить. Уже давно к его жизни никто не проявлял даже отделено напоминающего участия.

Но он совершенно не чувствовал усталости. Ночное путешествие и долгая дорога не отразились на нём, он чувствовал себя свежим и деятельным. Отъехав от заправки на приличное расстояние, он внимательно посмотрел на свое отображение в зеркале заднего обзора. И с нескрываемым удовлетворением отметил про себя, что бессонная ночь на нём никак не отразилась - в глазах не было ни усталости, ни слёзистого налета утомленности. Дорога привычно несла его автомобиль вперед и убаюкивала скоростью, и странные рекомендации служащего придорожной заправки улетучились из его воспоминаний.

Почему-то упорно не светало. По его расчетам, солнце уже давно должно было взойти на свое привычное место, но некие могучие силы явно препятствовали дневному светилу выйти из-за далекого невидимого горизонта. Вокруг все было серым, и от наплывающего со стороны реки молочного тумана, и от сумеречного утра, которое никак не спешило родиться из прошедшей умирающей ночи. Может быть, от окружающего мир серого цвета его глаза не испытывали усталости?

Наверное, именно из-за серости он упустил момент, когда дорога вывела его автомобиль на мост. Во всяком случае, самого моста он не видел, лишь почувствовал, что после небольшого подъема вверх автомобиль утвердился на новой сглаженной ровной поверхности. Неожиданно он увидел, что под ним протекала река, необычайно широкая и полноводная, простирающаяся на обозримое ему расстояние влево и далеко направо. Он готов был ручаться, что внизу по мостом, слышал прыжки большой рыбы, плещущейся в тёмной речной воде. И даже слегка замедлил скорость и любовался изумрудно-серыми речными разливами. Глубокие речные воды торжественно текли издалека, покрытые легкой туманной дымкой. Он подумал о том, что мог бы здесь, у реки жить, встречать рассветы и ловить рыбу. Наверняка здесь водится хорошая рыба, ведь не зря что-то большое плескалось внизу под плоскости моста.

Выехав на мост, он вышел из задумчивости и лишь прибавил скорости. Недовольно заурчав, мотор взвизгнул на высоких оборотах. Он не позволил себе расслабиться и продолжал стремительно нестись вперед на быстрой машине. Вдруг начавшись, мост продолжался бесконечно долго, уходя далеко впереди в сплошную стену тумана. Наверное, было очень безрассудно мчаться на полной скорости вперед, ведь туманная пелена впереди могла скрывать многие неприятные для него сюрпризы. Туман плотной пеленой окутал машину со всех сторон, закрыл стекла молочной завесой и отрезал от всех звуков. Он казался сам себе летчиком, невесомо парящим в легком коконе автомобиля по непроглядному облачному небу. Это было новым ощущением, которому он предавался безоглядно. Ревел мотор, проталкивая автомобиль сквозь упругую толщу тумана, оседавшего мелкими каплями на корпусе, шелестящего плотным дождевым маревом по автомобильным стеклам…

Внезапно туман рассеялся, словно от чьего-то мощного дуновения. Теперь ему была видна узкая панель моста, стрелой уходящая далеко вперед. Поначалу он не мог даже поверить собственным глазам, увидев далеко перед собой горы. Мост упирался в могучий горный массив, внезапно выросший из плотного тумана. Впервые он видел горы так близко от себя. Они склонились над всем видимым ему пространством, загораживая собой небо. Впереди не было ничего – только горы. Исчезло небо, воздух наполнился серой громадиной гор. Горы, только горы.

В этот момент он больше всего боялся, что внезапно возникшая перед ним горная картина окажется чудесным видением, порожденным его возбужденным мозгом, и исчезающим по мере приближения к нему. Или случиться некое событие, которое остановит его стремительное движение вперед.

Полностью поддавшись сильном гипнозу открывшейся пред его взором величественной картины, он мгновенно позабыл всё. Из его памяти улетучилось все произошедшее с ним, позабылась сама длинная ночная дорога и всё произошедшее с ним в дороге. В памяти остались только виднеющиеся впереди горы.

Неожиданно начавшись, мост так же неожиданно закончился, выведя его на небольшую ровную площадку, за которой дорога шла круто влево, приподнимаясь на пологом склоне, который выше превращался в отвесную стену серого базальта. Растущие на горных склонах хвойные деревья в сумеречном сером свете мерещились ему ощетинившимися живыми существами. Горная дорога убегала змейкой в горную расщелину, приглашая его следовать далее. Он снова с силой нажал на педаль акселератора, и мотор недовольно заурчав, взвился на привычно высокие обороты.

За первым же поворотом он едва не столкнулся с непривычным для него препятствием. Даже не зная, как правильно реагировать, он резко затормозил. На резком обрыве горной дороги под колесами жалобно скрипнула каменная пыль, и автомобиль слегка качнулся из стороны в сторону, каждую секунду готовый сорваться вниз. Он в недоумении смотрел вперед, не веря собственным глазам.

Навстречу ему, загородив и без того узкую дорогу, неспешным шагом шли четыре лошади. Даже при скудном освещении был ярко различим их окрас. Первой, неоседланная, выйдя намного вперед, шла ослепительно красивая белая лошадь. Её красивые точеные ноги легко и неслышно ступали по горной породе, упряжь на ней сверкала ослепительным блеском, и её седоком наверняка мог быть человек самых выдающихся достоинств.

За ней следом шагала рыжая лошадь, окрас которой был подобен пламени. Её всадник в длинных, невесомо развевающихся красных одеждах сам обладал сходством с всепожирающими языками беспощадного огня, для которого не существует никаких препятствий. Крылья его длинных огненных одежд касались каменистой поверхности горной дороги, вспыхивая на мелких камешках яркими угольками разгорающегося костра.

Цвета вороньего пера, темная как ночь лошадь шла третьей, неся на себе величественного всадника. От её черного корпуса исходила темнота, и небо, и без того серое, стало от её темноты еще темнее, будто небеса загородило большая туча. Всеобщая тьма наступила кругом в мгновение ока. Лицо черного всадника было закутано в непроницаемый черный шарф, в котором не было видно его глаз. Но и без этого всадник ничего не замечал вокруг. Черные аспидные копыта высекали яркие снопы холодных искр, беззвучно разлетающихся вокруг. Черный конь спокойно прошел по узкой дорожке, не ведая перед собой никаких препятствий, и машина на обочине казалась ему не более чем случайным нагромождением камней.

И совершенно неожиданно из тьмы, которая сопровождала черного всадника, на дороге неслышно появилась четвертая лошадь. Она была белой, как одинокая осенняя луна в высоком небе. Сидящий не этой лошади всадник в белых одеждах казался невесомым, несмотря на свои исполинские размеры. Голова его уходила высоко в незрячее серое небо, а своими широкими плечами всадник загораживал дорогу.

Только этот всадник обратил внимание на стоящую у самого обрыва машину. Даже не обратил внимание, а слегка повернул в его сторону голову, завернутую в шарф цвета потухшего серебра, с высоты. Глаза всадника скрывались глубоко в поперечной складке плотной ткани, но все же от одного взгляда далеких невидящих глаз охватывал ужас. К счастью, бледный всадник не слишком долго задержал на авто свой невидящий взгляд, от которого паучьи лапы липкого страха лишь коснулись груди водителя.

Затем он снова долго ехал и ехал, но без прежней удали, а осторожно надавливая на педаль акселератора, опасаясь столкнуться с непредвиденным препятствием за каждым новым поворотом. Теперь он двигался едва ли не ощупью. Мощность двигателя, придававшая ему уверенность на ровной дороге, в горах требовала от него напряженного внимания к собственным действиям. Все более и более он чувствовал, что медлительность и вынужденная осторожность продвижения висели на его плечах каменной тяжестью усталости. Теперь больше всего он думал о том, чтобы не уснуть за рулем, и не свалиться спящим в разверстую пропасть, внизу которой еле слышен был умиротворяющий плеск водных потоков. Темнеющее небо давило тяжестью на его плечи, и от этой серой бетонной тяжести ему захотелось превратиться в маленькую точку, в иголку на сосновой ветке, стать таким же невидимой и легкой. Не взирая на его старания и тяжело ему дающиеся предосторожности, продвижение вперед давалось ему нелегко. Он даже не успел заметить, как уныло пустынная дорога за очередным серым поворотом привела его в населенный пункт. Несмотря на сумерки, он не заметил приветливо горящих огоньков в окошках домиков, разбросанных на пологом склоне горы. Небольшие деревянные домики молчаливо взирали темными прямоугольниками окошек на сгущающуюся темноту. Было необычайно тихо, как для населенного пункта, не было слышно назойливого лая собак, встревоженных появлением чужака, ни других отдаленных звуков. Над поселением висела угрюмая тишина. Увидев сбоку в сумрачной тени приближающийся человеческий силуэт, он обрадовался. Первым делом спросил, где здесь можно остановиться на ночь. Силуэт сделал медленный шаг вперед, и, обретя более четкие очертания, ответил, что совсем рядом есть подходящий для этого дом. И в самом деле, немного проехав наверх, куда двумя едва видимыми параллельными ниточками уходила грунтовая дорога, он уперся в стену невысокого здания. Выйдя из авто, сразу же наткнулся на выложенную пирамидой поленицу наколотых дров, едва желтеющих рубленой сердцевиной. Неудивительно, что он не заметил их в темноте. Оглядевшись вокруг, он понял что находиться во дворе, и вставшая на его пути серая стена ни что иное как стена дома.