СТРАСТИ ПО САЛОМЕЕ

ЗдоровЫ будете, мужики! Я гляжу, ваши-то бабы не только сериялы смотрют. Сюды вот пришли, в теянтер. А в нашей деревне в это время все бабы дома сидят. В семь часов – все по местам, у телевизеров! Коровы – и те уже привыкли. Знают: пока кино не кончится, дойки не будет. Подожмут вымя-то и стоят, ждут. Моёй бабке уж за 70, а туды же! Тоже по Луис-Альберту страдает! Как-то Катька, соседка, к нам зашла. Так, думаете, о чём они с моёй старухой говорили? Про `ентих, которые в сериялах! Катька: “Ой, Семёновна, так за Долорес переживаю! Неужто Хуан Карлос её бросит?” А моя: “Не говори, Катька. И Люсия вот-вот родить должна. Сёдня пятница. Если сёдня не рОдит, то ей, бедненькой, аж до понедельника терпеть придётся!” Х-х, нашли бедненькую! Да у ей одна конюшня, как наш клуб, только отремонтированный! И в ей одна пОня живёт! Это такИ хоромы – и для одной-единственной пони! Ей бы нашу избу показать! Она бы ни в жись не догадалась, для какой такой животины `енто приспособление! Это ишшо чё! Я тут как-то на огороде был. Вдруг слышу, моя голосит. Я – в дом, думал, случилося чего, ну, там, кипятком ошпарилась или мою любимую чашку разбила. А оказалося, Антонио помер! Он, правда, потом ожил. В другой серии. Пока его мёртвым шшитали, в нашей деревне больше десятка бычков его именем назвали. В память об нём! А коровы у нас сплошь Лукресии, Габриэлы и Эсмералды. Вечером, когда стадо гонят, можно подумать, что в Мексику попал! Только и слышно: “Мама Чоли! Мама Чоли! Иди сюда, скотина такая! Хулио! Куды прёшь, гад! Наташка, как Донну Риту подоишь, приходи на лавочку!” И ведь что интересно: столько промеж коров однофамильцев получилось, ну, то есть тёзков, а они не путаются, знают, кого из них зовут! А намедни слышу – опять моя бабка голосит. Ну, я уж учёный, бежать не стал. Но в дом всё же пошёл, мало ли что… Гляжу, моя стоит перед зеркалом, руки кверьху задрала и вопит истошным голосом: “Ой, любимый мой, да на кого ж ты меня покинул, да как же мне теперича без тебя..!” Я уж думал, опять Антонио помер. А она моё имя называт! Вот ведь что удумала! Меня хоронить! Я говорю: “Ты что, старая, сдурела? Я ведь живой ишшо!” А она: “Ну, и что? Щас живой – завтра помер! Не мешай, я репетирую! Я ведь ишшо ни разу мужа не хоронила. Хочу достойно встренуть смерть. Твою! Как Анна-Мария, за тобой в могилу!” Я ей: “А почём ты знашь, что я раньше помру?” А она: “Так ты же меня старше, значит, и помереть раньше должОн! Ты вон, смотри, лысый весь, и зубов у тебя ни одного нету. А я ишшо не совсем лысая, и зубов у меня против твоего в два разА больше!” Вот глупая баба! Смерть, она ведь не по зубам определят, кого уже пора забирать, а кого – нет. “ А если, - говорю, - ты первая помрёшь?’’ “Ну, тогда, - говорит, - тЫ за мной в могилу шагнёшь, да не забудь сперва руки к небу поднять и сказать, как ты меня любил. Смотри, чтоб мне не пришлося тебе напоминать!” Это ж надо такУ ересь сказануть! “Ты ж, - говорю, - в гробу будешь лежать, как же ты мне напомнишь!” “Ишшо не знаю как, - отвечает. – Чего-нибудь придумаю… Может, ушшипну, а может, подмигну.” “Ты что, - говорю, - совсем с ума сдурела! Где это видано, чтобы покойники подмигивали да ишшо шшипалися! Ты что, хочешь, чтобы вся родня в одночасье ноги протянула? С перепугу! С тобой за компанию!” Придётся, мужики, мне первому помирать, а то ведь она точно эту комедь устроит, всю деревню перепугает! Так я ей и пообещал. Ну, думал, она успокоится на этом. Ан нет! “Надо, - говорит, - завещание написать, чтобы наши дети не передрались, когда будут делить наше имушшество.” КакИ такИ дети? У нас же только одна дочка! Она что же, сама с собой будет драться? А она мне: “Это она щас одна, а вот погоди, помрём мы с тобой, и объявятся разные … невбрачные, и обчистят нашу дочку! Вон дон Карлос вчерась помер, а сёдня уже невбрачные объявились, из Анкапульки приехали. Хотят донкарлосовых детей обобрать!” Какой дон Карлос! КакА ещё Пулька! КакИ невбрачны дети! Ты чё, мать! Мы ж с тобой дальше райцентра нигде не бывали! А она: “Как это! Ты что, забыл? Ты же в город ездил, когда дочке хватеру дали! И потом ишшо, когда внучка родилась, мы с тобой вместе ездили! Так что не спорь, бери ручку, пиши, что мы всё имушшество оставляем только своёй рОдной дочке, а всем невбрачным – шиш с маслом!” КакО имушшество? Телевизер “Горизонт” да старые горшки! “Как это, - говорит, - старые горшки! А двести кусков хозяйского мыла в чулане! Кума достала, когда в сельпо работала. А четыре яшшика шпингалетов в сарае! Зять привёз, когда на заводе работал. А ишшо, помнишь, я в райцентре уценённые купальники купила? По рублю. Двадцать штук. Потом, правда, оказалося, что это кустюмы для борцов. Но их же теперя дороже можно продать!” Не, вы слыхали, мужики? Да мыло это никому даром не нужнО, одна вонь от ево! Щас все “ДУрой” пользуются. Это ж надо было так мыло назвать, кто-то, видать, на ево сильно обозлился! А шпингалеты! Вон мужик из Нижнего Тагила уже который год их продаёт и продать не может! И кустюмы енти борцовские не продать. Где ж столько борцов надЫбать в нашей деревне? Да и все наши борцы без кустюмов дерутся. В фуфайках, в основном! А она мне: “Ну и что, тогда можно верьх у их отрезать, резинки вставить и продать как трусы. Деньги будут. Да ишшо недвижИмость у нас есть: изба и кузов от “Победы”, в огороде стоит, недвижИмый!” В обшем, мужики, надоело мне с ей спорить. Она ишшо вымпел мой “Ударнику коммунистического труда” хотела в енто завещание вписать, но я не дал. Енто моя самая большая ценность, я его своим пОтом у Родины заработал! Пущай его со мной в гроб положат! В обшем, написал я завещание! Ну, думаю, слава те Господи, отвязался. Ага! Рано радовался! Она мне на днях преподносит новый сурприз! “Мы, - говорит, - тут с бабами решили, что нам наши имена не подходят. Так что ты теперича зови меня Саломея! Соседска Катька теперя Жулиана, а Кузьминична – донна Сильва. Остальных я ишшо сама не запомнила!” Вы представляете, мужики! Саломея, едрит твою налево! Вот я сюды и подался, в Москву, к самому главному начальству по кИнам. Меня мужики нашей деревни послали с секретным заданием: чтоб запретили енти сериялы как вредные нашему обшеству! Не то что жить – помереть спокойно не дают! А середь вас ентого начальства нету? Жаль! Ну, ладно, бывайте, мужики! Некогда мне тут с вами лясы точить, надо секретное задание выполнять да к Саломее своей вертаться!