На календаре значился май. На улице было сыро и неуютно. Ветер бросал в лица спешащих прохожих пригоршни дождя, вырывал из рук зонтики. Озорничал. Мокрые листья, как любопытные соседи, прижимались к стеклу, заглядывали в комнату.

Комната была небольшой. На первый взгляд казалось, что хозяева въехали сюда недавно. Присмотревшись внимательнее, понимаешь свою ошибку. Просто во всей обстановке чувствовалось какое то равнодушие, а вернее обреченность. За обеденным столом, покрытым вылинявшей клеенкой, сидел человек. Ни сутулые плечи, ни низко опущенная голова, не скрывали высокого роста. Ежик коротко стриженых волос был седым, сморщенные, покрытые пигментными пятнами руки, безвольно лежали на столешнице.

Приближался главный праздник его жизни – День Победы. К этому дню всегда пеклись пироги, в доме пахло теплом и сдобой. С тех пор, как, в мир иной ушла его единственная, его любовь, его жена, дом осиротел. Дети разъехались, у них свои семьи. Обиды на них не было. Его жизнь уже вышла на финишную прямую. Остались лишь воспоминания. Они не давали ночью спать, плотной стеной окружали днем.

Отца он помнил плохо. В памяти остались только руки: широкие, как лопата, шершавые от работы, пахнущие табаком. Семья была большая. Подрастало четверо сыновей. Сколько он себя помнил, они от мала до велика постоянно работали. Была корова, несколько свиней, полный двор птицы, две лошади. Он долго не мог понять: почему самые ленивые мужики в их селе, пьяницы и дебоширы, скрутили отцу руки, называя непонятным словом «кулак». Вслед за отцом со двора увели лошадей, корову, свиней. Долго, покуда хватило сил, бежали они за подводой, увозящей «кулаков». В одночасье поседела мать. Через год узнали: отец работал на строительстве моста через Урал. Воды Урала стали его могилой. Через десятилетия получит он небольшой листок бумаги – справку, реабилитирующую отца. Мать не дождалась, хотя прожила долгую девяностолетнюю жизнь.

Двух старших братьев перемололо жерновами войны. Один сгорел в танке, второй – артиллерист, вместе с пушкой погиб под гусеницами танка. Третьего, покалечив, как сумела, война выплюнула человеческим обрубком. Когда увидел брата – в душе поднялась волна ненависти и злобы, затмевающая все: рассудок, инстинкт самосохранения и требующей одного – мщения.

Он таким же семнадцатилетним уходил на фронт. У матери уже не было слез. Обхватив ноги младшенького, она выла, как раненый зверь: монотонно и протяжно.

Кого из них пожалела война: мать или сына? Он даже не был ранен. Остался жить в N, на родину приезжал очень редко. Человек, сидящий за столом, пошевелился, встал. Достал коробку с медалями и стал их прикреплять к парадному костюму. Однако листьям это было уже не интересно.