ПРИСКАЗКА Сказка архитектурно-социологически-психологически- криптоисторическая с подтекстом и моралью, со стёбным и несерьёзным началом и хорошим и серьёзным концом. Литературно записана по просьбе и при содействии Лидии Хейфец вашей покорной слугой. Посвящается готической субкультуре в целом, любителям определённого darkwave в частности и помимо музыкальных спецификаций — унылым студентам, одиноким учёным и художникам, которым надо сдавать историю искусства. В основу положена диктофонная аудиозапись разговора после просьбы Л.Х. "рассказать ей сказку" на её кухне вечером 26.04.2008, очищенная от нецензурных ремарок и гомерического хохота и дополненная, ха-ха, философским смыслом. СКАЗКА За неимением лучшего эпитета, жил-был на свете готический дяденька. Чтобы были особые приметы, скажем, что был он бородатый. По просьбам трудящихся с извращённым вкусом и для создания антуража уточним: ко всему прочему дяденька был ещё и лысый, как коленка. Вы не подумайте, он не мутант какой и не неформал, просто у него в роду испокон веков так заведено было – ну, право, не всем же причесон а-ля Анжела Дэвис носить, да ещё в нашем приличном готическом обществе… Жил он скромно, уединённо, в маленьком городке, который для конспирации назовём «населённый пункт А», в неброском таком замке. Замок был небольшой. Всего восемь этажей. Но вы не подумайте — с учётом того, что шесть из восьми были подземными казематами для пыточных увеселений скучающей аристократии, замок и впрямь в глаза не бросался. В конце концов, у него было всего лишь четырнадцать бойниц, всего-навсего пятиметровый ров, ну а крокодилы на дне его вообще были какие-то хилые. Существовал дяденька без особого феодального рвения, правом первой ночи по причине некоторой обыденности процесса пренебрегал, собирал по замку вековую пыль, мирно кушал водоросли на завтрак и ужин, питая мозг фосфором и за века такой диеты выработав привычку светиться глазами в темноте, да в минуты душевной невзгоды лабал песняки на дважды уже выброшенном на помойку и впоследствии в порыве ностальгии возвращённом домой помятом оргАне. В общем, нормальный такой готический дяденька был, вы не подумайте. Интеллигентный. У него даже действующая модель Железной Девы была — пенокартонная, вы не подумайте плохого. Дяденька просто чтил традиции, без криминальных наклонностей. И вот, в один поздний вечер, плавно собиравшийся переходить в ранее утро, в самый глухой час в двери спальни дяденьки (которые, к слову, были оформлены в технике золочения через огонь в XII веке и снабжены занимательными сценами из Апокрифа) раздался далеко не деликатный стук. Дяденька, которого по причине накопленного веками опыта уже мало чем можно было удивить, отверз очи, мимоходом осветив потолок, и не без некоторого недоумения призадумался — причём не столько о том, кому не спалось в ночь глухую, но о том, кому же удалось миновать ров, крокодилов, частокол, зал с опускающимся потолком и три двери с кодовыми замками с длиной ключа в 512 бит… только для того, чтобы ПОСТУЧАТЬ. — Кто там? — за неимением альтернативы вопросил дяденька. Штукатурка с потолка привычно попыталась осыпаться от звука его гласа, но дяденька укоризненно посветил на неё глазами, и штукатурка передумала. — Да так, — смущённо сказали из-за двери. — Мимо проходил… Есть тут кто живой? — Нет, — честно ответил дяденька. — А, — понятливо сказали из-за двери. И нелогично замолкли. Дяденька выждал несколько минут прежде, чем начать удивляться. Сколько лет живу, думал дяденька, неспешно, в медитативной технике вылезая из своего гроба (а вы что, всерьёз думали, что у готичного дяденьки в спальне стояла кровать?) с балдахином и надевая любимые пушистые тапочки в виде голов убиенных врагов, сколько не живу — а такого идиотизма животворящего не встречал. Ну какой дурак будет пробираться в пусть и не такой большой, но древний и гордый замок только для того, чтобы разбудить и так не спавшего хозяина неуместным вопросом и… И. И, кстати, что? Дяденька решительно восстал из гроба и, запахнувшись в вышитый крестиком (католическим, если кому интересно) халат, подошёл к дверям и со свойственной ему деликатностью выглянул из комнаты, отворив створки двери медленно и со зловеще-предупредительным скрипом, чтобы, не дай Бог, никого не зашибить. Мы же говорим, душевный был дяденька, хоть и готический… Но за дверью никого не было, кроме пары следов в пыли — в любимой, антикварной пыли веков, покрывавшей всё в замке дяденьки. Следы были чёткие, конкретные, душевного сорок пятого размера — и обрывались в шаге от двери. Дяденька не стал озвучивать мысль о том, что тут что-то нечисто, по элементарной причине того, что в его замке антуражно нечистым было практически всё. Однако стоит признать, что сии следы ввергли его в некоторую задумчивость, из которой ему удалось выйти только через сорок секунд, прошедших в рефлекторном облачении в любимый похоронный костюм номер 47. Этот костюм обычно использовался для действ, сопряжённых с применением абстрактного мышления — как, впрочем, и идентичные сорок седьмому похоронные костюмы под номерами 21, 38 и 52-54… как вы уже поняли, дяденька серьёзно относился к систематизации своего готического имиджа. Итак, пребывая во всеоружии и вдумчиво зашнуровывая прилагавшиеся к похоронному костюму и удивительно дополнявшие классику «гады», дяденька анализировал ситуацию. В принципе, его в его же собственном замке практически ничто не могло шокировать. Во всяком случае, к продолжению следов на потолке он был в некотором роде даже морально готов. Но, уже стоя на потолке и обозревая нанесённый вековой пыли ущерб, дяденька чувствовал даже не смутную обиду за державу и собственные старания в деле упрочения исторической аутентичности места, а исследовательский интерес. Его ещё иногда в подобном контексте сравнивают с охотничьим азартом… Словом, когда дяденька прошёл по потолку, след в след с нарушителем пыльного спокойствия, не один поворот, и след в очередной раз оборвался, сонливости его, простите невольный тавтологический каламбур, и след простыл. Дяденька моргнул обоими глазами поочередно и поднял голову, чтобы посмотреть вниз. Отпечатки подошв сорок пятого размера ненавязчиво продолжались на полу. Правда, очень недолго. Через несколько шагов они недвусмысленно упирались в стену и там заканчивались. Дяденька в глубокой задумчивости очень культурно спрыгнул на пол, не потревожив ни единой пылинки вокруг и не всколыхнув паутину по углам комнаты, и, достав лупу из-под полы похоронного пиджака, детально присмотрелся к стене. Ничего необычного на оной стене не было — ни портрет пучеглазой леди, ни пожелтевшие от времени обои, ни даже кровавая надпись: «REDRUM» совершенно не изменились… Впрочем, нет. Что-то всё-таки привлекло его взгляд, и дяденька вытащил из-под полы пиджака другую лупу, ощутимо лупатее первой. И — точно! Пылинки, так скрупулёзно выложенные им на раму с портретом пучеглазой леди двадцать лет назад, когда он в минуту скуки воссоздавал сцену зверского убийства своей двоюродной внучатой пра-прабабушки по второй материнской линии (да, у настолько готических персонажей сложно как с генеалогией, так и с генетикой!), лежали НЕРОВНО. Дяденька осторожно сдвинул портрет в сторону и — Боже, что он увидел! На стене, на её не запылённой и не выцветшей от времени части, сокрытой картиной, кто-то изобразил замысловатую и по большей части крайне неприличную криптограмму, лишь в левом нижнем углу которой виднелась семантически идентифицируемая маленькая стрелочка и туманные словеса: «КОПАТЬ ЗДЕСЬ». Дяденька осторожно снял портрет со стены и, исполнив двадцатиминутный ритуальный танец обретения смысла, приступил к выполнению директивы с хирургической точностью и осторожностью — используя фамильные хирургический лом и хирургическую лопату. Здесь стоит сделать лирическое отступление и указать, что подобные тёмные, но интеллигентно-занудные личности, как правило, незаменимы в научной практике. Буде у дяденьки чуть больше времени и меньше стимула торопиться, он непременно провёл бы спектральный анализ материала, которым была нарисована криптограмма, а заодно проверил бы его на предмет совпадения по составу с мелом (из месторождений во рву с крокодилами), углём (из очага в комнате со скелетами в диване) и ушной серой (из уха спящего на шестом подземном ярусе замка тролля). Однако — увы! — резон докопаться до истины скорее был сильнее научных изысканий… Итак, с ювелирной точностью разворотив стену, дяденька исторгнул ошеломлённый вздох. Так как он не дышал уже больше полувека без веских причин, с непривычки вздох дался ему не с первого раза. За стеной начиналась… винтовая лестница. Дяденьку смутило даже не её наличие — он давно подозревал, что его замок неспроста такой кривой снаружи и такой аккуратный в интерьере… Дело в том, что строивший фамильное гнездилище дяденьки и его рода архитектор-убийца был слабо искушён в создании нормальных жилищ, а уж проектировщик внутренних помещений из него был и вовсе — как из Кваренги балерина, так что замок уже который век стоял на крепкой вере и соплях. Согласитесь и поставьте себя на место нашего готического персонажа: шедшая в противоречащих как конструктивной логике, так и гравитационным соображениям винтовая лестница в толще стены — это было слишком даже для дяденьки. Но и положительные факторы в обнаружении лестницы наличествовали. Имя им было — легион следов сорок пятого размера, безошибочно указующих на то, что поиски дяденьки шли в нужном направлении. Здесь имеет смысл опустить эпическое описание того, как дяденька медитативно пересчитывал ступеньки и размышлял о вероятности сооружения винтовой лестницы Мёбиуса вслух, изящно и очень литературно сквернословя в моменты спотыкания или ушиба лысиной о средневековый низкий потолок. В процессе обретения пути, которое с присущей дяденьке серьёзностью стоило бы писать с заглавной буквы, то на ощупь, то посредством попыток выдать сияющими очами дальний свет, нашего героя уже не раз и не два тянуло станцевать шестичасовой ритуальный танец осознания собственного идиотизма и прочесть мантру «о-м-м-м какой же я балбес», но от предпоследнего его удерживали соображения экономии времени, а от последнего — религиозные убеждения в бессмысленности подобного поступка. Но — чу! — в конце пути затеплился свет и заслышился звук. К слову, волновые колебания, которые издают натянутые вместо гитарных струн гарроты, были настолько аутентичны и знакомы нашему дяденьке, который имел богатый жизненный опыт общения с данным видом оружия, что дяденька почувствовал некий инсайт, чтобы не сказать сатори, чтобы не уточнить: порыв вдохновения. — Ага! — в совершенно несвойственной ему манере вскричал дяденька, выскакивая на свет и звук в классической боевой стойке школы Давно Уже Дохлой Вороны. Персонаж с ногой сорок пятого размера, как раз пытавшийся настроить гитарообразный инструмент, в корпусе которого дяденька с ощущением некоторой уязвлённости узнал пенокартонную Железную Деву, прогундосил: «Е-е-есть в графском парке чёрный пру-у-уд» по затухающей звуковой кривой и обернулся. Персонаж был так же лыс и бородат, как наш готический дяденька, но ощутимо более дик и печален своим видом… Впрочем, для того, чтобы судить о последнем, наш герой уже слишком давно не отражался в зеркалах. — Здравствуйте, — вежливо сказал персонаж, откладывая гитару. — Постараюсь, — неуверенно пообещал дяденька. — Прошу прощения, но… Вы кто будете? — Домовой я здешний, — грустно сказал персонаж. — А Вы? — Хозяин замка, — смущённо отозвался дяденька. — Так вот кто играет на органе индастриал и в грозу переставляет холодильник по фэн-шуй! — осенило персонажа. — Так вот кто шурует в моих подшивках заключений о смерти и смахивает пыль с чучела штандартенфюрера СС! — осенило дяденьку. Секунду или две оба молчали. — Извините, пожалуйста… Это они сказали хором. Обоим было очень стыдно перед собеседником — и за мелкие неприятности, и за собственную невнимательность, и за то, что не замечали друг друга, просуществовав в одном замке столько лет, поглощённые собственными, важными, как им тогда казалось, делами… Им очень, очень хотелось поговорить друг с другом. Когда-нибудь. Обязательно. Когда хватит духу. А пока… ведь даже молчать вместе приятней, чем мыслить вслух в одиночку. В условиях готического замка, знаете ли, это особенно чётко осознаётся. МОРАЛЬ, ТРИ ШТУКИ Во-первых, веками накапливается не только опыт, но и пыль. Во-вторых, жить вместе может кто угодно. Но вот при этом не мешать друг другу — это уже надо уметь. В-третьих, контрольная, любителям словесных штампов и философского смысла: Когда ты разговариваешь с собой — это будни самоанализа. Когда ты разговариваешь с другим — это роскошь общения. Когда ты молчишь с другом — это счастье понимания... | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
