К счастью, в детстве мы не умеем жаловаться на свою судьбу, а принимаем всё, как есть… От автора.

 

ОПОЗДАЛ…

 

В далёком детстве на стене рядом с моей кроватью висел коврик. Чья -то искусная рука выткала на нём интереснейшую бытовую сценку.

Времени для рассматривания у меня было предостаточно, потому что на этой большой, с панцирной сеткой кровати, почти не поднимаясь, я провела первые десять лет жизни. Тяжёлая болезнь оторвала меня от школы, друзей, и, что особенно тяжело было переносить - от улицы, а, значит, и от желанной свободы…

Улица всегда притягивала именно своей свободой. Иди куда хочешь, делай, что пожелаешь.

Там - на улице – смех, игры, перешёптывания с подружками. А тут, в полутёмной комнате, болезнь – долгая, почти неизлечимая…

Утопая в перине, надсадно кашляла, сгорала из-за высокой многодневной температуры, безропотно выпивала очередную порцию рыбьего жира или топлённого свиного и, оставляя все незаслуженные беды в реальном мире, уходила в свой – мир фантазий, грёз, иллюзий.

Иногда мамин или бабушкин голос возвращал меня в настоящее, но ненадолго.

В ту пору книги ещё не вошли в мою жизнь, а школа не стала близкой и родной – в ней я бывала редким гостем. Первая учительница не приходила в наше скромное жилище, боялась инфекций. Её во всём заменила мама. Это с ней я учила таблицу умножения, деление дробей и всё то, что другие дети изучали в школе. И это она поддерживала меня, отчаявшуюся и отупевшую от постоянных уколов, таблеток, кислородных подушек и «Скорых»…

Особых развлечений у меня не было. Например, можно было открутить металлические шарики, украшавшие спинку кровати. Или, отвернувшись к стене, выдёргивать из коврика разноцветные ниточки, скатывая их потом в маленькие шарики.

Но чаще просто всматриваться в то, что было изображено на ковре.

А там, на высоком крутом берегу, сидел, пригорюнившись, мужчина. Он обхватил обеими руками голову и чуть поддался вперёд - навстречу ветру и многометровой морской волне.

Свинцовое небо и белоснежные чайки сливались с волнами.

А вдали, почти у горизонта, виднелся пароход. Из его трубы валил чёрный дым. И казалось, что пароход этот всё убыстряет и убыстряет свой ход.

То ли мужчина опоздал и не уплыл в даль - далёкую вместе с остальными пассажирами. То ли не успел попрощаться с кем-то дорогим и расстался с ним навек.

Отчаяние его было настолько велико, что, казалось, ещё одно мгновение и он, не выдержав разлуки, прыгнет в морскую пучину.

Но проходили часы, дни и даже месяцы, а бедолага всё так же сидел на камне, провожая взглядом свою несбывшуюся мечту…

Он очень страдал. А вместе с ним – и я. Потому что для меня даже в детстве любое расставание всегда было тягостным.

Иногда и бабушка, отложив бесконечные дела по хозяйству, присоединялась ко мне.

И тогда мы придумывали различные истории.

И всегда они были горестные. Безрадостные…

… Не помню, как и когда исчез этот коврик. Наверное, когда я выздоровела и умчалась к друзьям, детским заботам и развлечениям…

И только сейчас, спустя десятилетия, зачем-то вспомнились мне: незамысловатый сюжет, вытканный на маленьком стареньком коврике, кровать с металлическими набалдашниками, жарко натопленная комната и Тот, Кто Опоздал…