Авторское право на рассказ принадлежит московскому издательству "Таможенные терминалы", см.http://www.svx.su/ugro.htm

 

Ко мне в кабинет вошёл заместитель начальника отдела Тарасенко.

- Наконец-то февраль закончился, - сказал он, - теперь нет потребности охранять городские туалеты. На этих «стратегически важных» объектах с криминалом покончено.

Я уловили смысл шутки, которая внятно заверяла моё обещание инспекторам: «Всем предоставится трёхдневный отпуск».

 

Минувшая зима, действительно, изрядно потрепала нам нервы.

Скачок преступности, отмеченный в ноябре, не удалось сбить до марта 1992 года. Причём криминал вырос за счёт лишь одного вида – необычной формы грабежей, совершённых в общественных туалетах.

Таких «заведений» в районе насчитывается пятнадцать: на ярмарке галантерейных изделий, куда со всех республик стекаются люди в надежде купить товар подешевле; в центральном парке отдыха, рынке, конечной остановке троллейбусных маршрутов, автовокзале. Ещё три разбросаны в других местах массового скопления народа.

Учитывая актуальность возникшей проблемы, руководство любое совещание начинало с фразы: «Ситуация вокруг туалетов...»

Что же касается нижестоящих офицеров отдела, то они носили при себе документацию круглосуточно и, отвечая на вопрос, указкой водили по схеме, диаграммам, графикам, которые отражали абсолютно всю информацию. На плакатах «регистрировалось» сколько милиционеров выделено на охрану туалетов; количество людей их посетивших; фамилии, адреса, возраст арестованных грабителей.

И горе тому сотруднику, чей доклад звучал расплывчато или не полно.

В целом даже электрик знал, что потерпевшими, в основном, являются жители России, Украины, Белоруссии, а нападающими - юнцы, в возрасте от четырнадцати до восемнадцати лет.

Но масса цифр на бумаге давала проку мало, и отдел ежедневно регистрировал новые заявления.

 

Во время очередного заслушивания итога работы за день, начальник отдела свёл брови на переносице и сказал:

- Судя по графикам, туалеты охраняются капитально. Почему же тогда криминал на убыль не идёт? По чьей вине?

Он перевёл хмурый взгляд на командира роты патрульной службы.

- Я тебя спрашиваю, Тугаев! В твоём подчинении сорок милиционеров.

Зараз вспотев, обладающий раскатистым голосом Тугаев, ответил чуть слышно:

- Десять человек на службу не выходят - двое оформляют пенсию, трое больны, студенты готовятся к экзаменационной сессии. Четыре места вакантны. Остальные милиционеры охраняют сберегательные кассы, банки, режимные объекты. За туалетами наблюдают лишь те, кто уже отработал сутки. Людям в течение дня нужно поесть, согреться…

- Это не ответ командира роты, - прервал его начальник, - ещё один грабёж и около двери «заведения» сам встанешь.

Примерно в таких мрачных тонах заканчивалось каждое очередное совещание. Оно настроения офицерам не прибавляло, а сыпавшиеся градом «выговора» вносили в работу коллектива только разлад.

 

Преступления, совершённые в туалетах, получили название «смешные».

Но может ли ограбление быть смешным? Тем более, что за недобросовестное исполнение своих обязанностей, выразившееся в самовольном оставлении поста, три милиционера из органов внутренних дел уволены. А командир взвода, который «забывал» контролировать несение службы подчиненными, снят с должности.

Наказанными заинтересовалась прокуратура. Она усмотрела в их деянии, вернее бездействии, халатность, повлекшую за собой причинение человеку материального ущерба.

Тут уж явно не до смеха.

 

Слово «смешное» появилось в обиходе после того, как несколько заявителей, рассказав детали грабежа, начинали смущенно посмеиваться. Им, уточняя подробности, дежурный офицер задавал вопрос за вопросом. В итоге смех людей перерастал в хохот.

В чём же необычность преступления, заставлявшего терпилу и плакать, и смеяться? А нередко, скомкав уже написанное заявление, со словами: «Не хочу доставлять вам хлопот», - покидать здание отдела.

Суть такова: человек, одетый в зимнее пальто и добротную меховую шапку, заходил в туалет, садился на унитаз и начинал оправлять нужду. В это время, незаметно вошедший за ним юнец, протягивал руку через разделяющий кабины невысокий барьер, срывал с мужчины головной убор и молниеносно исчезал.

Десять – пятнадцать секунд терпила недоуменно соображал в чем дело, вертел головой, натягивал брюки и выбегал на улицу. Но кого искать? Он не успел разглядеть подлеца даже со спины.

Озираясь по сторонам, человек стоял у входа. Затем, безысходно махнув рукой, возвращался на прежнее место.

Преступление не требовало специальной подготовки. Шапку мог сорвать любой недоросль. Поэтому желающих владеть фабрикатом день ото дня становилось все больше.

Как правило, мех выбирался натуральный: норка, ондатра, каракуль. А его носили приезжие из Белоруссии, Украины, России.

 

В конце февраля милиционеры задержали очередного грабителя.

Невысокого роста паренёк был одет в затасканное пальто, свитер, мятые брюки.

Я ему задал стандартные вопросы - фамилия, имя, адрес, а потом спросил:

- Турабек, сколько всего шапок ты сорвал, кому их продал?

Задержанный утер слёзы тряпкой, отдалённо напоминавшей носовой платок.

- На одиннадцатой «шпалился». Но вещи я не продавал... обменивал. - Он замолчал, вытянул ногу из сырой калоши, и стал растирать окоченевшие пальцы.

Рядом со мной сидел опер. Лейтенант не выдержал длительную паузу и прикрикнул:

- Не тяни кота за хвост! На что обменивал?

Грабитель выпалил, не раздумывая:

- На продукты. За норку можно получить два килограмма мяса. Ондатра - сумка картошки... Мне мама запретила брать деньги. Они, словно вода, быстро утекают.

Инспектор удивился:

- Так родители знают каким способом харчи достаются?

Паренёк отрицательно затряс головой:

- Нет, нет! Мама уверена, что я зарабатываю, помогая водителям разгружать автомашины. А отца у нас нет... умер пять лет назад. Тогда мои братики ещё совсем маленькие были... Мне тётка все время повторяет: «Тебе предстоит вывести их в люди».

Я слушал безрадостную историю «взросления» человека, прожившего на земле восемнадцать лет. Смысл его здравствования сводился к поискам еды. Мальцам провиант давал возможность учиться в школе, беззаботно валяться на травке, мечтать о профессии летчика.

Мне на ум неожиданно пришел вопрос: «В какое время мы живем? Сегодня голодные тридцатые годы или канун двадцать первого века?...»

В мой кабинет вошёл Искандер, неся чайник и завёрнутые в бумагу пироги.

- Георгий, наверняка, ты проголодался, - сказал майор.

- Да, желудок требует подкрепления, - ответил я, - вместе с тем, обрати внимание, нас здесь двое.

- Тут на целый отряд хватит, - благосклонно ввернул он, и указал Турабеку на яство, - бери, не стесняйся.

Комната наполнилась вкусным запахом жареного мяса. Юноша

не заставил себя уговаривать. В считанные минуты он съел несколько пирожков и выпил стакан горячего напитка.

 

За моей спиной раздался голос зам. начальника отдела Тарасенко:

- Чаёвничаете? Руководство МВД требует отчет по грабежам. Министр держит этот вопрос на контроле, а ты, Георгий, не торопишься и, как всегда, с преступным элементом либеральничаешь.

Майор, скорчив брезгливо-презрительную гримасу, ткнул пальцем в нос Турабеку:

- Их не кормить, их давить надо.

Он хлопнул дверью и удалился.

Я нервно затопал по кабинету и, не сдерживая эмоций, воскликнул:

- Значит, мы обязаны его давить! Но ведь преступник преступнику рознь. Сыщики не имеют права всех слить в однообразную массу и отправить под пресс. Разве можно ставить на одну чашу весов тридцатилетнего маньяка, который убивал старух за тощий кошелек и пацана, добывающего братьям картофель? Сотрудник милиции не робот, он не выполняет запрограммированную операцию. Мы обязаны, пойми, обязаны уметь отличить матёрого преступника от людей, оступившихся по какой-то причине. Я не оправдываю

Турабека. Но вдумайся, сиротам государство не протянуло даже кусок хлеба, чтобы они могли утолить голод. И не удивительно, сегодня общество пожинает результат собственной чёрствости – брат малолеток стал преступником, ему гарантирован срок тюремного заключения. Кто взвалит на себя функции кормильца семьи? И, соответственно, будет ожидать наступления очередной зимы. Пустое брюхо способно толкать человека на самые непредсказуемые поступки. Тем более, если этому человеку только восемнадцать лет, и за ним стоит не накормленная детвора.

Искандер смотрел на меня затаив дыхание. От начальника угрозыска он слышал такие слова впервые.

- Видимо, мне придётся из органов уволиться. Осяду в адвокатуре. Во всяком случае, адвокат может свободно высказаться, не взирая на чины и звания. Сослаться на забытый пункт кодекса, разрешающего правосудию смягчить арестанту наказание и, если удастся, облегчить его незавидную участь. Кстати, - обратился я, к понуро сидящему Турабеку, – когда тебе исполнилось восемнадцать? Это крайне важно для следствия.

- Сегодня, - моментально изрёк парень.

Искандер понял моё намерение. Лица, которым не исполнилось восемнадцать лет, по закону считаются несовершеннолетними. Их запрещено содержать в камере.

Но меру пресечения - подписку о не выезде, следователь «выдаст» только утром.

А Турабек стучал себя в грудь:

- Поверьте, я хотел обменять шапку на мясо, чтобы отметить день рождения. Отпустите к маме, под подписку. Вы же не роботы, не давите меня!

Не обращая внимания на поток слов, Искандер протянул ему три листа бумаги.

- Вот что, именинник, упакуй пироги и забери с собой. В камере тебя кормить не будут.

 

В накуренном кабинете я остался один. На меня со стены глядели таблицы, диаграммы, графики, отражающие итог работы отдела по борьбе с грабежами.

Я встал с кресла, снял усеянный цифрами плакат и... разодрал на куски.

Зима закончилась.