Я – Хаген. Это имя – приговор. Его услышав, зажимают уши. «Подлец! Предатель! Злой убийца! Вор!» - Так обо мне кричат простые души. Сказать им: «Вы не правы» - будет смех, Верней, насмешка беспощадно злая. Известен миру мой жестокий грех. Но почему – из вас никто не знает. Прощенья, оправданья не ищу, Не стану ни юлить, ни отпираться. Я лишь о том в молчании грущу, Что не хотите просто разобраться. Зачем прощать того, кто тверд в грехе? О роковом ударе не жалею. Но все, что обрисовано в стихе, Честнее рассказать я вам сумею. Все признаю: и замысел был мой, И исполненье, виртуозно злое. Но вы в ответ какой упрек прямой Мне бросите? Легко судить былое! Для вас все просто – жертва и палач, Герой великий и подлец бесчестный. Вас оглушил вдовы безумный плач, И ослепил сюжет, такой известный. Издалека все видится не так, И с высоты иных тысячелетий Для вас не суть важна, а только знак, Как оправданье будущих столетий. Нас перед вами двое. Он – герой, Прекрасный, добрый, верный, благородный, Пример для всех, любимец всех… Второй – Суровый, гордый, мрачный, чужеродный, Не выставляет удаль на показ, Не ищет бесконечно приключений, Не украшает выдумкой рассказ, Не любит куртуазных развлечений. Он одинок, он лесть не признает, Он тверд как камень, он строптив излишне, Врагов своих он сразу насмерть бьет И не прощает, как учил Всевышний. Таков второй. Кто нравится из них – Вопрос смешон. Ответ предельно ясен: Герой - из добродетелей одних. Второй излишне сложен. Что ж… согласен. Я не герой, а лишь простой вассал, Хранивший верность королю до смерти. Я слух его советами терзал, Брал на себя его грехи. И, верьте, Я повторил бы снова жизнь свою, И быть иным не стал бы я пытаться. Лишь об одном жалею – не в бою Мне было с миром суждено расстаться. Но на судьбу слепую не ропщу. Я до конца испил ее бесстрашно. Я милости потомков не ищу, И тщиться осуждать меня напрасно. Я знаю, почему я убивал, За что его так ненавидел люто, Врагом своим смертельным называл, Не сомневаясь в этом ни минуты. Обида королевы ни при чем. Она – предлог. Причина же иная: Он слишком хорошо владел мечом, Узды своим желаниям не зная. Он был опасен, словно дикий зверь: Пока тот сыт, он величав и мягок, Но лишь его спокойствию поверь – Спасенья нет из этих хищных лапок. Мы не могли ужиться на Земле. Для нас троих пространства было мало. А там – за смертью, в замогильной мгле – Встречаться нам по роли не пристало. Вам это не понять. В ваш дальний век Вы видите и мыслите иначе. Для вас звучит абстрактно: «человек», Для нас персона слишком много значит. Нет, объяснять не стану. Для чего? Чтоб вы, поняв, меня теперь простили?.. Я рассказал вам все не для того, Чтоб вы мне грех, как боги, отпустили. Нет, никогда! В своем грехе я тверд. Его убил бы, не колеблясь, снова! Судить меня? Увы, я слишком горд Для вашего судилища земного! Меня судьба карает и без вас, И приговор ее жесток безмерно: Увидеть, как бессмысленно угас Род королей, кому служил я верно. Насмешка? Наказанье? – только Бог То ведает. Ему себя вверяю. Я все сказал. Но, подводя итог, Быть понятым надежду не теряю. |