- Колючий, зырь* чё мы притаранили*! Мне на колени упала брошенная Червивым дамская сумка. Я схватил потрёпанную временем сумку, открыл её и выпотрошил содержимое на землю. Не густо. В сумке кроме паспорта, каких-то бабских причиндалов типа помады и пудреницы, были ещё ключи, смятые бумажки, фотка с двумя детьми и всё. Денег не было. - И чё, это всё? – недовольно переспросил я. - Не, не всё! – радостно поведал мне Червивый. – Глядь, вот ещё улов! Взяв в руку дешёвые женские серёжки, я сплюнул на пол. - Ну, ты и урод!- брезгливо сказал я. – Ты чё, с мясом из ушей этой бабы вырвал серёжки? Смотри, на них кровь осталась. Баба, наверно, верещала на весь район? - Не-а, мы с Томкой сначала её по голове огрели трубой, схватили сумку, а потом Томка и рванула из ушей цацки. Да, ситуация стандартная. - Слышь, Колючий, пошли замешаем цацки на дозняк*. В червончике у Лома можно даже парочку доз махнуть на эти серьги. Если Лом, конечно, возьмёт. Лом, а точнее Славка Ломовой, торговец зельем, живущий в доме номер десять на соседней улице, эти серьги обменяет на две, а если повезёт, то и на три дозы. Всё зависит от его настроения. - Гера цацки не берёт, да и в долг не даёт. Да и пацаны базарили, что герыч* у него палёный. Ха-ха! Герыч, продай мне «герыч»! Червивый заржал над своей «остроумной» шуткой. Хотя он прав: Герыч, то есть торгаш по имени Гера, в последнее время что-то совсем зажрался. Грохнут его скоро наши, если он не перестанет выкобениваться. С наркоманами надо держать уши востро. - Колючий, пошли уже, а то смотри Томку совсем заломало. Томка, наша общая подруга, молча сидела на корточках, прислонившись спиной к стене. Да, её колбасило от отсутствия в отравленном организме необходимой дозы наркотика. Жалко мне её: подохнет она скоро. Томка ведь спидушная. И где подцепила СПИД не известно. Долго ли ей осталось? Может месяц, может год. А ведь она раньше в музыкальной школе училась, на скрипке играла. Это мы с Червивым детдомовские, а у Томки папа главный инженером на заводе работал, а мамка певичкой в опере была. Воспитывали они её строго: вечером после восьми на улицу носа не сунь, на танцы не ходи, с мальчиками не знакомься и так далее. Вот и довоспитывались, интеллигенты грёбанные, что девчонка – фифочка вся в бантиках превратилась в отъявленную наркоманку и грабительницу. Томка для покупки ширева из дома повытаскивала всё что можно. После смерти отца она даже стала продавать его вещи. Томкина мать, едва пережив смерть мужа, не выдержав позора и несчастий бросилась под электричку. В освободившейся от Томкиных родителей хате мы и зависали. - Слышь, Колючий, а может ломанём* квартиру этой бабы, а? Ключи есть, адрес можно в паспорте посмотреть.- предложил Червивый. А что, это мысль! А вдруг у бабы кто-то дома есть? А вдруг повезёт, и там никого не будет? Ладно, попробуем, только надо сначала ширнуться, а то дело может сорваться. - Шаришь, Червивый, молодец! Томка, поищи какой-нибудь инструмент, молоток там, отвёртку, фомку, если есть. Щас сгоняем к Лому, а потом к бабе на хату.- сказал я, одобряя план. Получится или не получится - посмотрим. Шансы чем-нибудь поживиться в квартире этой женщины есть, не смотря даже на то, что живёт она, судя по всему не богато. Дешёвые серьги, потрёпанная сумка, отсутствие денег. Ладно, попробуем. - Червивый, держи ключи, Томка давай быстрей ищи инструменты, а то баба очнётся, поднимет хай и погорим мы на её хате. - Не поднимет она хай.- по обыкновению тихо сказала Томка, ковыряясь в каком-то ящике. - Почему? - Червивый её на глушняк завалил*.- спокойно сказала Томка. - Как на глушняк? Вы чё, совсем с катушек съехали, идиоты? – заорал я. Томка молча пожала плечами и опять села на корточки, прислонившись к грязной стене, положив на пол рядом с собой найденные в ящике молоток и длинную отвёртку. - Чё ты орешь, Колючий, чё ты орёшь? Я виноват, что баба такая хилая попалась? – пытался оправдаться Червивый. Вот так дела! Если Томка не врёт и ничего не перепутала, то эти уроды убили женщину. Придурки, сука!!! И из-за чего убили? Из-за вырванных с мясом из её ушей дешёвых серёжек? - Червивый, ты чё творишь, беспредельщик, твою мать! Совсем охренел? - А ты на меня, Колючий, не ори. Не нравится- иди сам гопстопь*, а то сидит тут начальником… Я, не обращая внимания на вопли Червивого, смачно врезал кулаком ему по лицу. - Чё, получил по своей червивой харе, урод беспредельный? - Колючий, ты чё, ты чё.- испуганно забормотал Червивый, лёжа в углу и растирая по лицу кровь из разбитого носа.- Колючий успокойся. Всё, всё, успокойся. Видишь- кровь пошла. Да и кто ж знал то, а? Не хотел я её мочить. Я же для вас, для корешей своих старался, а вы… Лежащее в углу подобие человека жалобно лепетало слова оправдания и пыталось состроить на своём окровавленном лице жалостливую гримасу. - Ты меня не жаль, урод! Твою мать! Вот только убийства нам не хватало. - Червивый, ты же наш, детдомовский, и ты прекрасно знаешь наше правило «до первой крови». Нельзя человека бить после того, как у него пошла кровь. Не по-честному это. На хрена ты её убил? Не мог потише шваркнуть её, а? Тьфу…- я смачно и грязно выругался. Вот уроды! Загребут теперь нас менты! Я сел на стул и начал думать. Ай, ладно, плевать! Один хрен скоро все подохнем! Не от наркоты, так от СПИДа. Это только Томка в больничке сдавала анализы, а мы нет. У нас тоже наверно есть этот вирус: иногда, когда совсем уж плохи дела, ширяемся одним шприцом. Чёрт с ним, всё равно подыхать. - Ладно, урод, вставай. – примирительно сказал я. Червивый радостно улыбнулся. - Эх, Колючий, ты всегда был немного сумасшедшим. Слышь, Томка, мы ещё в детдоме говорили, что у Колючего тараканы в голове ненормальные! Томка в ответ молча кивнула в сторону лежащего паспорта убитой ими женщины. Я взял в руки паспорт и начал его листать. - Так, адрес этой бабы ул. Пушкинская, дом двести шесть, квартира пятнадцать.- продиктовал я Томке адрес и швырнул паспорт на пол. Стоп!!! Какой адрес? Что-то знакомый адресок то! Я бросился в угол загаженной комнаты и поднял с пола паспорт и открыл его на первой странице. Не веря своим глазам, я зажмурился и закрыл паспорт. Так я простоял секунд десять. - Колючий, чё стоишь? Пошли уже.- голос Червивого доносился до меня словно издалека. Я открыл глаза и снова взглянул на фотографию в паспорте. «Милевская Галина Ильинична, дата рождения - 8 марта 1940 года, место рождения- г. Ленинград» было написано на развороте паспорта под фотографией владельца Мои руки предательски задрожали. - Ты знаешь, сука, кого убил? – тихо спросил я. - Не-а. Да и какая разница?- нагло улыбаясь, спросил Червивый. Я бил его долго. До первой крови, как и положено по нашим негласным детдомовским правилам. Отбросив измочаленное тело своего приятеля я тяжело дыша сидел на полу. - Томка, сигарету. – приказным тоном сказал я. Закурив, я присел рядом с Томкой, опёршись спиной о стену. На грязном полу жалобно стонал Червивый. - Кто это?- спросила у меня Томка. - Это?- горько усмехаясь, переспросил я. – Это, Томка, моя вторая мама. Червивый, стоя на коленках, сплёвывал кровь изо рта на пол. - Какая мама, Колючий? Ты же из детдома? - Галина Ильинична наш классный детдомовский педагог. Слышь, Червивый, ты, скотина, Галину Ильиничну замочил! Червивый, находясь в тяжёлом нокауте, меня не слышал и только молча мотал головой из стороны в сторону. Сотрясение мозга как минимум. Да, и хрен с ним, с уродом. - Кто такая Галина Ильинична? – переспросил я.- Ты знаешь, Томка, какая самая заветная мечта у детдомовца? Нет? Откуда тебе, домашней девочке, знать об этом! Главная мечта это что в один день откроется дверь и войдёт твоя мама и скажет: «Пошли, сынок, домой» и заберёт тебя отсюда. Или, хотя бы, найдётся какой-нибудь родственник. Пусть завалящийся пропойца, но найдётся твоя родная душа. Детдомовские мечты… Но ко мне никто не приходил. Меня же сразу после рождения оставили в роддоме как обосранного маленького котёнка. И сколько помню себя, не было у меня ни одной родной души. Не было, Томка, слышь, не было!!! А Галина Ильинична жалела меня, она была мне как мать. Она была единственной родной душой для меня на этом свете. Она воспитывала нас как своих детей. Вот и этого урода, Червивого, она тоже воспитывала. Говорила «Петя Червяков не такой уж плохой мальчик, каким хочет казаться». Знала бы она… Томка молча и внимательно меня слушала. На моих глазах выступили предательские слёзы. Интересно, видит ли Томка мои слёзы? Мужчины ведь не плачут- так говорила Галина Ильинична. - И в секцию футбола меня тоже Галина Ильинична отвела. Говорила: «Коля, ты сильный мальчик, тебе надо спортом заниматься, а не курить в подворотнях как остальные мальчишки». И всегда следила за тем, чтобы я не прогуливал тренировки, сама стирала мою грязную спортивную форму. Как настоящая мама… Большого футболиста из меня не вышло, здоровья не хватило. Детдомовская кормёжка это тебе не домашние пирожки. Но уже после детдома меня всё-таки пригласили в команду из региональной лиги, сказали, что если покажу себя, то есть шанс и в команду мастеров попасть. А это была моя вторая мечта, понимаешь, Томка? Томка продолжала меня молча слушать. - Даже когда мне повестка в армию пришла, Галина Ильинична бегала, договаривалась с тренером и с военкоматом о том, чтобы меня направили служить в спортивную роту. И ведь добилась! Служить меня направили здесь неподалёку. Не служба была, а рай! В понедельник и вторник служил в части, в среду отпускали до воскресенья на тренировки и игры. Служи – не хочу! Так я год и отслужил. А на следующий сезон меня пригласили тренироваться в команду мастеров. А служить то мне ещё год оставалось. Вот я, дурак, и перестал по понедельникам в армию ходить. Раз меня со стадиона в часть отвезли, другой раз. А в третий раз, сразу после игры, отвезли на губу*, а потом впаяли мне два года дисбата* за самоволки. Там, на дизеле*, я и подсел на наркоту эту поганую! Все мечты в задницу из-за моей дури. А после отсидки на дизеле, я встретил Червивого и закрутилось… Я замолчал и закурил. Томка встала, взяла в руки инструменты, и подошла к лежащему на полу Червивому. - Вставай.- тихо сказала она.- Пора на хату к этой бабе идти. Я отшвырнул сигарету и вскочил на ноги. - Ты чё, Томка, какая хата? Надо бежать к Галине Ильиничне- вдруг она живая и ей можно ещё помочь? - Не надо, Колючий, никуда бежать. У меня сейчас башка лопнет от ломки. - Томка, это же моя вторая мама. - И чё?- безразлично спросила Томка.- Пойдём к месту, где эта баба валяется- запалимся. Её, наверно, уже нашли, менты слетелись и всё такое прочее. Сейчас установят личность и хана- дорога на её хату нам заказана. Я остолбенело смотрел на Томку. Вот тварь! Быстро же она оскотинилась. Вчера на скрипке пиликала, а сегодня людей безжалостно мочит. - Да и чёрт с вами, с уродами, я сам пойду. А вы валите куда хотите.- сказал я и направился к двери. Возле самой двери меня что-то больно ужалило в спину. Твою мать, что это? Я с удивлением посмотрел на свой заляпанный кровью свитер. А кровь то откуда? Изо рта что-ли? Я дотронулся рукой до своих губ. Точно- кровь! И что там такое у меня со спиной? И почему в глазах появилась какая-то пелена и ноги начали подгибаться? Что это? Я обернулся в сторону Томки. Она стояла напротив меня, вытирая окровавленную длинную отвёртку о свой рукав. Томка? Томка!!! Ты чё???!!! - Я же сказала, Колючий, что не надо никуда идти. Вставай, Червивый, пошли. Уже лежа на полу, я видел, как Червивый с Томкой выходили из комнаты. Сил пошевелиться у меня не было. Странно, а раньше, когда мы дрались до первой крови, я мог встать на ноги, пойти умыться, а потом вернуться и отомстить своему обидчику. Самое главное, чтобы Галина Ильинична меня не увидела, а то будет ругаться. Да и не хочу её расстраивать. Чёрт, в спине больно то как, да и в сон что-то тянет, аж глаза сами закрываются. Сейчас придёт Галина Ильинична, поправит сбившееся одеяло, проведёт своей тёплой рукой по волосам и сладко спать, спать, спать, спать… * Зырить- смотреть Притаранить- принести Дозняк- доза Герыч- героин Ломануть- ограбить Завалить на глушняк- убить Гопстопить- грабить Губа- гауптвахта Дисбат, дизель- дисциплинарный батальон |