Долго думала я над началом своего рассказа или повести - я пока не знаю, что именно получится. Много вариантов перебрала – было огромное желание написать безупречно, но решила писать так, как привыкла общаться в реальной жизни. Кому предназначено поймут и оценят. Для меня всегда самым главным в любом произведении была душа, вложенная в него. Однажды я услышала фразу от одного из авторов портала: «Приход на твою страничку я считаю дарованным мне Богом. Очень хочу увидеть человека, который дал мне силы для дальнейшей жизни ». Ради такого стоит не только писать, но и жить. На подобное отношение именно к этому произведению даже не надеюсь, но есть одно старинное выражение «душа просит». А это свято. В последние дни бабьего лета шла я по лесной тропинке, украшенной разноцветным ковром опавших листьев. Она петляла среди белоснежных рядов березок, окруженных пышными нарядами молодых сосенок. Теплый воздух пьянил чистотой и сладким ароматом увядающих трав. Даже небо улыбалось мне своей прозрачной голубизной. Шорох листьев напоминал тихий шепот влюбленного мальчишки. А упавшая спелая веточка рябины – подаренную в детстве брошку. Томительное светлое чувство переполняло меня, всей душою я впитывала очарование милой моей родины. Каждый камушек мне был близок и дорог. Сколько счастливых дней я провела в этих местах. На пригорке виднеется крыша птичника. Под ее надежной защитой, на охапках пряного сена мы любили с мальчишками ожидать раннего утра, чтобы пойти на охоту за грибами или ягодами. Вы имели удовольствие собирать белые грузди? Если нет, то немало потеряли. Сбор груздей – это нечто особенное. Ни один другой гриб не приносит столько азарта и радости. С первыми лучами просыпающегося солнышка неторопливо попить чайку со свежими сливками и ароматными лепешками, только что снятыми с раскаленной березовыми дровами плиты. Лепешки хрустят под острыми молодыми зубами, а пахучий запах свежего хлеба разжигает аппетит. Недолгие сборы, нехитрую снедь в узелок, и предвкушение славной охоты. Почему с охотой сравниваю? А потому, что азарт вызывает, как у охотника, добывшего рысь. Это вам не уток с зайцами полевать, коих немало в наших лесах. Или с радостью рыбака, поймавшего в Каме полутораметрового тайменя. Через полверсты от дома начинался лес. С первых шагов внимательно смотришь под ноги. Под любым кустиком высокой травы может прятаться хоровод крупных груздей. Любят они семейно расти. Только крупные частенько порченными бывают, а если нет, то с малого места ведро набрать свободно можно. Но уходить от такой дружной семейки только неумеха станет. Потому как под прелыми листьями малыши прячутся. Вот их корзинку набрать ценнее всего. Поиск навыка и терпения требует. Каждый бугорок руками потрогаешь, под руками и запружинит малыш – беленький, ядреный, да в размере с пятак. Парочку нашел и уже за уши не оторвать – руки так и тянутся к едва заметным бугоркам, глаза по окрестности бегают, а азарт кровь разгоняет. Каждому кустику поклонишься, да каждую березку обойдешь – вот и корзинка маленькими красавчиками полна. Один к одному, как горошинки в стручке. Если удача улыбнется на нехоженое место попасть, то в одном колке пройдешься и всю посуду заполнишь. Другие грибы и взгляд не притягивают – какая сладость без смекалки и умения охоту вести? А, принесши, домой, в воду положить надобно, от хвоинок и мелких крошек земли отмыть, любое пятнышко ножичком очистить. А там и засолить с умением. Правильно приготовленные грузди – настоящее лакомство. Можно и без хлеба отведать. А уж под картошечку, да со сметаной сплошное объедение – сочные, хрустящие, белизной своей взор услаждают, а пряным вкусом и гурмана удивят. Неспеша брожу по родным местам, с каждой травинкой здороваюсь, дорогие моему сердцу березки обнимаю, а они мне силы свои вливают, словно встрече не меньше меня рады. Вот и родничок по-прежнему одаряет людей прохладной сладостью своих струй, а колода из столетней ели собирает его живительную влагу. Кусты ивы полощут роскошные косы в чистом ручейке с выложенным по дну матушкой природой желтым песочком. Зачерпнешь в ладошку водицы и отведаешь, как живой водой одарили и словно все хвори враз улетучились. Около родника наша машина стоит – мы с мужем около него встречу назначили, да и ехать дальше пора наступила. До родного дома немало верст впереди. Вскоре и село Красногорка на горизонте обозначилось. Его по имени горы назвали. А гора та славилась своим очертаниями – не зря ее наши предки «Красной» называли. Красный, красная – в старину этим словом красоту обозначали. Она и в памяти моей красивой осталась – высокая вершина с пологими холмами огранивала вольно раскинувшиеся поля с голубой лентой маленькой речушки. Вдоль речки стройные шеренги деревянных домов с резными наличниками, с розовыми Мальвами и желтоглазыми подсолнухами в палисадниках. А на окраине величественная старинная церковь из красного кирпича. Ее наши пращуры при освоении этих земель возводили. Только не увидела я Красной горки – словно в землю вросла, усохла до размера холмов своих. Неужели память меня подвела? А в церкви стекол почти не осталось, и ворота на одной петле держатся. Защемило в груди – какие еще сюрпризы ждут впереди? Подхватили попутчика. От него я и узнала, что срыли вершину Красной горы - для благоустройства дороги щебень потребовался. О многом мне его расспросить хотелось, но вскоре поселок Мирный показался. Там мы с попутчиком и простились. Двадцать лет назад это был один из лучших поселков городского типа в нашей области: благоустроенные коттеджи на две семьи, многоэтажные жилые дома, дом культуры, две школы, библиотека, несколько магазинов. Словно выверенные линейкой строгого учителя, хозяйственные постройки из красного кирпича. А как приятно было прогуливаться тихими вечерами по асфальтированным дорогам. Тополиные аллеи вдоль дороги укрывали от любопытных взглядов. Цветочные клумбы, где фиалки соревновались красотой с тюльпанами и настурциями, словно драгоценные камни, вложенные в оправу из искусно кованной чугунной ограды, радующей глаз свежей краской. Все поблекло и сморщилось, как асфальт под колесами нашей машины. Памятные мне здания на месте. Да и новых немало прибавилось, тополя выросли и стройными рядами обрамляют дорогу, но вместо цветов на клумбах владыкой себя чувствует чертополох, а ажурная ограда из чугуна стоит, словно нищенка на паперти в рваном платье – облупившаяся краска ей вместо заплат. Вот и кладбище – посещение дорогих сердцу могил было главным в этой поездке. А потом мечтала родной поселок навестить, в теплых прудах искупаться, золотистыми яблочками из совхозных садов полакомиться, да друзей детства повидать. Могилки родителей нашли быстро, распределили между собой работу – кто сорняки пропалывает, кто оградку со столиком и лавочкой красит. Только к маминой могилке я никому притронуться не дала. Никто не посмел мне перечить – я поскребыш в семье и ее любимицей была, да и я всей душой на ее любовь и ласку отвечала. Пропалываю, а у самой ком в горле, а плакать то и не умею. Каждую травинку шепотом провожаю, а перед глазами моя родненькая стоит, и картинки из детства мелькают: Жаркий день. Уходящие до горизонта ряды молодой капусты. Мне лет пять или шесть. На голове красивая ажурная шапочка, связанная заботливыми руками мамы. Все женщины по одному ряду пропалывают, а мама два взяла, да еще и похваляется с доброй улыбкой – мол, с такой помощницей и три одолеть можно запросто. В замедленном темпе четко вижу впереди мамину спину, наклон головы в цветном платке и натруженные руки, что нет, нет, да и по моему ряду сорняки вырывают. Это я сейчас понимаю, что она ненавязчиво меня к труду приучала, а тогда я от гордости раздувалась, что сама себе на хлеб зарабатываю. И пошли друг за другом воспоминания: Летняя зорька едва наметилась, петухи голосисто горло дерут, а в теплой постельке так хорошо понежиться – потянуться в сладкой истоме от ласки нежных рук. Легкий поцелуй за ухом – щекотно…. о, а одуряющий запах шанежек с топленым молоком за стол так и тянет. Когда только мама все успевает – поди, еще вся деревня сны досматривает, а у нее уже рабочий день в разгаре. Вставать лень, но кто кроме меня поможет скотину в стадо проводить. Сегодня настала пора для сбора столетника, а без него почти ни один отвар не обходится. Да и мама обещала другие полезные травы показать и рассказать об их целебной силе, а рассказчица она знатная – любой ее историями заслушается. Как такое пропустить? С прикрытыми глазами нашариваю ногой тапки, натягиваю немудреное платьице и айда во двор. А там меня уже Бынька встречает, шершавым языком в руки тычется – лакомый кусок хлеба выпрашивает, а я его загодя вчера в карман положила, но не тороплюсь побаловать. У нас с ним ритуал встречи особый – вначале поцелуй в упрямый лоб с белым пятнышком, да за ушками почесать, да под мордашкой огладить, да за шею приобнять. Вот когда доверчиво рогатой головой прижмется и затихнет – вот тогда наступает пора полакомиться. Жданка терпеливо ждет пока я с ее сыном здороваюсь, а потом и сама за хлебушком тянется. Я и ее вниманием не обделяю, но всему свой час – пора и овечек из загона на волю выпускать. Для дороги на пастбище у нас свой обычай заведен: Жданка во главе процессии степенно вышагивает, за ней овечки поспешают, мы с Бынькой вприпрыжку вокруг носимся, а мама сзади присматривает. Встречные соседи удивляются – и как это мы дружно движемся, а их скотину только хворостиной к порядку призывать приходится. А того им невдомек, что если мы с Бынькой заиграемся, то Жданка остановится и так на меня посмотрит, что я быстренько исправляюсь, и мы догоняем компанию. С овцами иной разговор – если кто из них слишком поеданием травки увлечется, то моя любимица Егоза так ножкой топнет, да строго промекает, что нарушители враз очухаются. Вот, после такого как поверить, что животные бестолковы? Это люди о них не имеют понятия, да и не хотят их понимать. Проводив животинку в стадо, мы с мамой к ближнему лесу направляемся – лесной клубники на варенье набрать, да целебных трав заготовить. Утренний туман незаметно растаял, ласковое солнышко лучиками щеки, да волосы оглаживает, кузнечики стрекотаньем своим сердечко радуют. А стрекозы с бабочками от сбора отвлекают – как же на такую красоту не заглядеться? На пригорке полянка раскинулась шелковистым ковром – колокольчики головками качают, незабудки голубыми глазенками блестят, белоснежные ромашки нектаром пчел угощают, а богородская трава с душицей сладким запахом манят. Но мы с мамой вначале клубникой корзинки наполняем, да земляничку в туесок складываем – в четыре руки долгое ли дело? А на обратном пути и букеты целебных трав непрочь набрать – от разных хворей верное дело, порой получше иных лекарств аптечных с болячками справляются. Словно пульт щелкнул, и иная картина перед глазами стоит – грузовая машина с пристегнутыми лавками, на которых доярки чинно восседают. Водитель маму, как старшую, в кабину приглашает, но она вместе со мной в кузов забирается не хуже молодой. Женщины встречают нас улыбками, да прибаутками, а мама им шутливо отвечает. Расселись все, и машина бодро поспешает по проселочной дороге к месту дойки. Черноглазая соседка тетя Галя украинскую песню затягивает, мама ей вторит, а мы все дружно припев подхватываем. А следом то озорные частушки звучат, то протяжные казацкие песни, то печальные старинные русские напевы. Какие бы песни не звучали, но в каждой из них тетя Галя с моей мамой в запевалах, а мы лишь вторим им. Никто и не заметил, как до места прибыли – словно минута пролетела, а не час с хвостиком. И вновь, словно пульт переключился: Вечереет, морозные узоры на окнах, в нашем маленьком домике собрались женщины со всей деревни, вкусно пахнет пирогами и свежеиспеченным хлебом. На столе свечки перед иконами зажжены. Все женщины укрыли волосы под платками. И меня просит мама надеть платок, да тихонечко посидеть в сторонке. На мой вопрос: « А зачем мне платок одевать и с вами сидеть? Я же комсомолка и в Бога не верю?» На что получаю ответ: « У каждого своя вера, и нужно чтить любую. Для меня коммунистические взгляды чужие, но я не отговаривала тебя верить в их идеалы. Вот, и ты в наш светлый праздник обычаи соблюдай. Да присмотрись к ним – может быть, и полезное для себя почерпнешь, что в будущей жизни пригодиться может ». Новая картинка перед глазами на несколько лет назад увела: Позднее лето или ранняя осень – сейчас и не упомню. Весь день в нашем доме посетители идут чередой: То соседка за спичками забежит, да проблемами семейными поделится и совета у мамы попросит. То другая за целебной мазью заскочит, а третья на сглаз проверить ребенка принесет. То четвертая от испуга малыша вылечить умоляет, а между ними еще и старушки на чаек заглянут. Я в эту суету не вмешиваюсь, если мама помощь оказать не попросит, но ушки держу на макушке. Особенно когда старушки в гости пожалуют. От них столько интересного услышать можно, что получше иных историков о прошлом поведают, да сказки или предания поинтереснее именитых классиков порой перескажут. Чтобы не мешать им и при этом все слышать я выбирала укромный уголок и сидела там тихо, как мышка. Они прекрасно знали мои места и частенько приносили мне туда конфеты, которые в силу нашей бедности, для меня были редким лакомством. Чаще всего я выбирала местом обитания полати, так как посиделки были всегда на нашей маленькой кухне, но тесноты никто не замечал. Только не этим мне тот день в память запал. Приехал к нам в гости незнакомый дедушко с седой окладистой бородой, гордой осанкой, да красивым тембром голоса. Переступил он порог нашего дома, а мама руками всплеснула, да со слезами на глазах обнимать бросилась. Да и папа заспешил из погреба припасы доставать, да из мяса фарш рубить на пельмени. Такая беготня только при встрече самых дорогих гостей случалась, а я среди родни этого старика и не упомню. После обязательного чаепития – с дальней дороги это первое дело, все праздничным столом занялись. Хоть я еще под стол пешком ходила, но при встрече гостей и для меня занятие находилось – посуду праздничную достать и сполоснуть, да чистым полотенцем вытереть. Пока папа мясо на пельмени в корытце рубит, братец лучок с чесночком чистит, мама тесто замешивает, а я стол белой скатеркой застилаю, да сервирую, как мама учила. А там и черед лепки пельменей пришел. Каждому из семьи своя роль отводилась – брат тесто на кусочки резал, папа сочни из него раскатывал, а мы с мамой начинкой наполняли, да защипывали. Коли вся семья занимается, то в миг нужное количество пельменей вылепить можно. Только и гость дорогой в стороне не остался. Как ни отговаривали, но стал он нам помогать пельмени лепить. Мне его руки в глаза бросились – натруженные не менее папиных, но белые очень, ухоженные. Меня еще больше любопытство разбирать стало, но расспрашивать лишнее не принято. Моментально все приготовили и за столом чинно расселись. Мама запотевший от холода графинчик с водкой поставила с маленькими хрустальными рюмками, что в наследство от деда достались. Да и папа все больше удивлял меня – праздничную рубаху одел, усы причесал, да разговоры вел степенные и не частил рюмки опрокидывать. Братец из – за стола не спешил выходить, что вовсе не в его обычае было. За столом неторопливая беседа о новостях родных и знакомых незаметно в воспоминания о прошлом перешла. Еще одна странность мне в глаза бросилась, что у старика речь была очень правильная, со многими старинными оборотами и словами, что в обычном обиходе у нас были не приняты, а знала я их только из прочитанных книг. Да и мама преобразилась – словно выше ростом стала, лицо одухотворенным сделалось, и деду она ни в чем не уступала. Я с четырех лет научилась читать. В первом классе однажды чуть двойку на уроке не получила. Не интересно мне было палочки в прописи ставить – я к тому времени письма всем родным свободно писала. Вместо задания решила портрет соседки нарисовать. После беседы учительницы с моими родителями меня на последнюю парту одну пересадили. Я быстренько задания делала и остальную часть урока читала принесенные из дома книги. К этому времени я все книги из дедовой библиотеки, что у нас частично сохранилась, прочла. У брата до учебников добралась – уже за седьмой класс историю с литературой одолела и за географию принялась, да и из школьной библиотеки по нескольку книг в неделю брала. Они разговаривают, а я их рассказы в цветных картинках вижу: Сенокосная пора. Мой дедушка Иван загодя привез две телеги арбузов. После первых петухов кухарка готовит большие чугуны каши, ставит крынки с молоком и сметаной, печет хлеба и пироги. А с первыми лучами солнца подходят работники. Дед рассаживает их за столом согласно обычаю. Хозяин во главе стола. Домашние и единоверцы с одной стороны, миряне садятся напротив них. Мы родом из двоедан и есть из одной посуды с мирскими нам нельзя. В каждом доме положено иметь разные шкафы с посудой для своих и мирян. До сих пор в нашей семье этот обычай, как ни спорила я с родителями, но изменить ничего не смогла. Они окрестили меня в младенчестве, и я смирилась с их маленькими слабостями. А они не вмешивались в мои пионерские дела и ни в чем не пытались меня переубедить. Отвлеклась я нечаянно от их беседы, но иначе без этого пояснения многое будет непонятным моему читателю. Продолжу рассказ, как мне запомнилось: Завтраку и ужину должно быть плотным. Днем с едой не побалуешь. После завтрака разбираются косы, и все отправляются на работу. Ясно вижу большой ровный луг в разноцветье росистых трав, переливающихся всеми цветами радуги в озорных лучах солнышка. По краям луга большие шалаши из жердей и пихтовых веток. В углу каждого шалаша опущенные в яму бидоны с молоком, квасом и родниковой водой. Рядом гора арбузов и немудреная снедь из картошки, яиц, хлебов и лука. По сторонам две лавки с посудой и чистыми полотенцами. Мужики в холщовых рубахах и штанах, аккуратно заправленных в лапти. Лапти в те времена не только от бедности носили, а по причине удобства для ноги – не потеют в них ноги, как в сапогах. Головным у косцов встает мой дед. Его одежда отличается только вышитым воротом на рубахе, да затейливо сплетенным ремешком на штанах. Первый взмах и дорожка травы ровно опадает в левую сторону. Через десяток шагов встает второй косец и так до последнего работника. Движения у всех неторопливые, размеренные. Ровные ряды скошенной травы от края и до края. Луг тянется не менее версты, а значит, после каждого захода нужен небольшой роздых. Пока работники доходят первый ряд, дед успел порубить на куски, истекающие соком спелые арбузы – они не только жажду утоляют, но и силы дают. Всяк выбирает из приготовленной в шалашах снеди перекус по желанию, а курящие миряне самокрутками смолят на свежем воздухе. В разгар дня женщины привозят на телеге наваристые щи, кормят всех обедом. Пока мужики отдыхают в полуденном сне, они с песнями дружно ворошат свежескошенное сено. Голосистые казачки любую общую работу издавна любили песней сопровождать. Да так слаженно у них получалось, что любой сторонний человек заслушается, да их умелым рукам подивуется. Ясно вижу, как подвязали женщины покрепче головные платки, подоткнули подолы юбок или платьев, разобрали грабли по вкусу и неторопливо вдоль валков сена двинулись. Почему платья и юбки с кофтами? В книгах о старине все писатели о сарафанах упоминают. Только я не по книгам крестьянскую жизнь изучала – с детства эта жизнь перед глазами была, рассказы бывальщиков слышала, да не раз в бабушкиных сундуках с подружками белье перебирала. Может быть, кто - то и любил сарафаны примерять, но большинство одевало нарядно расшитые сарафаны только по праздникам. Управились они с сеном и в деревню пошли с домашними делами разобраться, да скотинку обиходить. А мужики тем временем литовки поправили и прежним порядком за косьбу принялись. Долго в тот вечер мои родители с приезжим стариком разговоры разговаривали, да старую жизнь нахваливали. Долго я их молча слушала, но любому терпению конец приходит. Не удержалась я и сгоряча выпалила деду в глаза: « Что это вы о былом жалеете, да деда моего нахваливаете? Он же на труде крестьянском жировал». А дедушка всплеснул холеными руками, посмотрел на меня озорным взглядом, и, повернувшись к маме, промолвил: «Вылитый Иван Данилыч – только в юбке. Чистый кипяток, а не характер». А потом с легким укором мне ответствовал: «Внученька дорогая, я много лет служил верой – правдой роду вашему. Своим внукам да правнукам так жить пожелаю, как я у твоего деда живал, да у такого заботливого хозяина служить до старых лет». Мне стыдно стало за свою горячность, что уши от кумача не отличить. Попросила прощения за невежество и за спиной мамы укрылась. Дед помолчал немного и дальше, словно для меня предназначено, продолжил свои воспоминания: На рождественские праздники твой дед Иван Данилович гулянья не только родным да друзьям устраивал, но и о работниках не забывал. Каждому загодя подарки покупал, а при вручении благодарил за труды его. А ребятишек днем на тройках катали, потом играми во дворе вместе со взрослыми тешили. А после вкусного обеда хороводы вокруг елки устраивали. Ставили нарядную елку в детской. Да если она, по его описанию, в потолок вершиной упиралась, то не больше ли нашей школьной была? Обряжали молоденькую горничную снегурочкой, а дворецкого дедом морозом. Они не только забавлялись с малышами, но и подарки с конфетами да диковинными по зимней поре яблоками вручали каждому. И так этот дедушка все живо описывал, что поняла я, что он тем дворецким и был. Теперь мне понятна стала его гордая осанка, ухоженность облика, и почему он маме огрубевшие от работы руки с нежной почтительностью целовал. Двухэтажный кирпичный дом с ажурными балконами я и сама помню – в нем сейчас районный суд находится. Мама мне показывала один раз. Больше всего меня удивил размер детской комнаты – почти половина второго этажа для малышей отводилась. Да на таком просторе в футбол играть запросто. А сейчас все на махонькие комнаты разгорожено. Моему родному дому и пятой части этих хором много покажется. Папины прихорашивания, да и иные непонятки из нашей жизни прояснились – хотя и из хорошего казацкого рода он был, да не ровня маме по понятиям тех времен. А еще припомнились мне мамины слова: «Не дорогими нарядами красив человек, не каменья самоцветные и горы золота богатством почитать надобно, а судить нужно по красоте души его, да по добрым делам». За воспоминаниями не заметила, как могилку мамули обиходила. Только от прикосновения к плечу опомнилась – мешаю брату оградку докрасить. Решила посмотреть, кто еще нашел покой в этих местах. Много знакомых имен обнаружила, и каждая могилка свои воспоминания принесла. Но по сердцу резанула больше всех одна – родители моей подруги детства дядя Миша с тетей Зиной рядышком лежат, да чуть ни в один день отошли. А я именно у них остановиться ненадолго хотела в родном поселке, да о знакомых расспросить. Дорогими для меня людьми они были, хотя кровного родства между нами не было. Постояла около них, да попросила прощения, что не смогла их в последний путь проводить. А там и черед отъезда подошел. Попрощались мы с родителями, но я для себя, молча зарок дала – каждый год, пока жива, их навещать, да любимые березки с вишней рядом с могилками посадить. И вновь запетляла дорога. Только не суждено мне было яблочко испробовать, да в прудах искупаться – сады вырублены, пруды в болота превратились, а мое село Лебедевка словно скукожилось: старые дома в землю вросли, а несколько новых вперед выставились – вот и не стало памятной с детства широкой улицы. Еду, а сама «всю голову сломала» - как же я знакомых разыскивать буду, да и помнят ли меня? В центре поселка магазин показался, а около него народ толпится. Выйдя из машины, к ним направилась, а сама до боли всматриваюсь в лица – вдруг знакомые окажутся. Повезло несказанно – наша бывшая соседка с хлебом вышла, да пара одноклассниц беседу ведут. Стою молча и жду – узнают ли? Я имена подзабыла, а они чуют нечто знакомое, а догадаться не с руки. Пришлось девичью фамилию назвать. Небольшое замешательство. Незримый лучик узнавания - ПОМНЯТ. МЕНЯ ПОМНЯТ!!!! И вдруг все изменилось. Словно нет за плечами полвека. Из закоулков памяти пришли имена и события. Улетели за горизонт прожитые годы, чувство потери и одиночества. Дома.... Я вернулась ДОМОЙ!!!! |