«Все проходит, все пройдет…» Отрывок из повести «Отведи всему начало» Перед выпускным с утра Виктору было тоскливо. Сегодня случится самое страшное – его окончательный разрыв с Галей. Никаких иллюзий: разве что в самых смелых мечтах рисовались ему сладостные картины, доводящие его по ночам до слез, но не было за ними ничего, что хоть на капельку могло изменить их отношения к лучшему. А уже завтра даже редкие встречи с нею на школьных переменах - единственное счастье его жизни! - станут невозможными. Но сетовать на злосчастную судьбу было элементарно некогда. Хлопотни предстояло много, и Виктор романтическую скорбь переживал как бы между делом. Нужно было сходить в парикмахерскую, подготовить праздничный костюм, да еще около одиннадцати часов мать, задействованная в группу поддержки в подготовке праздника, позвонила из школы и попросила срочно доставить с фазенды килограммов восемь картошки. На фазенду Виктор сгонял на велике, картошку не только доставил, а даже на пару с Алькой Кабировой, оказавшейся в школе по схожему поводу, почистил. - Как настроение? – спросила Алия. – Не грустно расставаться со школой? Виктор усмехнулся: - Есть немного… - и напевным речитативом продекламировал: По аллее как-то шел неторопливо я, Важно шествовал, блюдя авторитет, – А навстречу шла мне женщина красивая, Как писал Бальзак, цветущих лет. Справа от нее – мальчишка лет двенадцати, Слева – девочка примерно лет шести, А сама была такой очаровательной, Что не мог я взгляда отвести. И казалось бы, какая мне в том разница, В жизни нашей переменам места нет, Но узнал я в ней свою вдруг одноклассницу, И растерянно пролепетал: «Привет!» Одноклассница моя, одноклассница! Почему я нашей встрече рад?! Оттого, что очень редко получается О хорошем в жизни вспоминать… - Сам сочинил? Виктор скромно промолчал. - Интересно, а кому ты посвятил эти стихи? - Тебе. Кому еще? - Врешь, Торопов, - Алька засмеялась и поправила платок, лелеющий, очевидно, умопомрачительную праздничную прическу. – Врешь, но все равно приятно! Закончив с картошкой, чтобы не нарваться на очередное поручение со стороны родителей, Виктор незамеченным выскользнул из кабинета домоводства и поднялся на третий этаж к актовому залу. Так уж сложилось, что именно актовый школьный зал стал для него кульминационной точкой во всем, что его со школой связывало. Здесь он пережил главные потрясения своей жизни, здесь перестал быть наивным ребенком, здесь из безалаберного подростка превратился в юношу, здесь на прошлогодний день Защитника Отечества пережил душевный подъем и был ввергнут в бездну отчаяния… Зал оказался неожиданно пустым. По паркетному полу, гонимые сквозняком, неприкаянно перекатывались воздушные шары, задник сцены украшали бумажные гирлянды и поздравительные лозунги, а у сцены на полу стояли коробки с кабелями и соединительными шнурами музыкальной аппаратуры. Скорее всего, Виктор нечаянно попал в момент непродолжительного перерыва, когда те, кто занимался подготовкой зала к будущему торжеству, вышли типа кофейку попить. А пока они не вернулись, он торопливо подошел к сцене. Даже тяжелую портьеру у окна зачем-то руками потрогал, словно на прощание, подавая руку старому товарищу. Здесь, облокотившись о подоконник, он стоял 29-го декабря и с волнением смотрел на сцену, где капитан команды КВН 11-го «А» класса Калинина Галя, выполняя конкурсное задание: назвать как можно больше ласкательных имен мальчиков - произнесла его имя. Среди других имен и не по его адресу, но он-то действительно слышал то, что хотел слышать. И не ожидаемое «Витенька» или – боже упаси! – «Витюнюшка, чего в обращениях к себе люто ненавидел, а то, что он мог принять и с трепетом принял – «Виктор». Кстати, за это жюри конкурса оценку Гале снизило… Вспомнилось до горячего комка в горле, как была одета Галя в тот предновогодний вечер – недлинное бордовое платьице, перетянутое в талии пояском из металлических колец, в тон платью изящные туфельки на высоком каблуке. Вспомнился ее безмятежный смех и искорки в антрацитовых глазах, ее стильная прическа a la “Серебряный век”… Вспомнилось, как, не осмелившись пригласить ее на танец, он выбежал в коридор, подобрал на подоконнике обрывок бумаги и нацарапал на нем первое пришедшее в голову: Зачем ловлю так пристально и жадно Твою случайную улыбку, каждый взгляд? Зачем с волнением, мне непонятным, Я мимолетным встречам рад? Я сам не знаю, что со мною, И в чем цена несбыточной мечты, Но, рядом находясь с тобою, Я счастлив тем, что есть на свете ты… - перегнул листок несколько раз, сминая его в пакетик чуть меньше ириски, и в перерыве между танцами подошел Галине, молча взял ее руку в свою и вложил в ее ладонь записку. И едва удержался на ногах, винтом сворачиваясь от боли, поймав взгляд ее, когда она демонстративно ладонь свою разжала… Виктор опустился на колени. Точно! В пыли и паутине за батареей рядом с засохшим яблочным огрызком и раздавленным спичечным коробком валялся знакомый бумажный пакетик. Виктор достал его, развернул и, убедившись, что клочок бумаги тот самый, хотел положить в карман, но передумал, вновь свернул и затолкал поглубже в щель между массивной доской подоконного наличника и облицованной шпоном стеной. Забавно, если кто-нибудь найдет сей исторический документ лет так через десять… От актового зала он спустился на второй этаж, остановился и постоял на лестничном пролете, где с Карпинским они стояли последние два года во время дежурства их класса по школе, потом поднялся к кабинету биологии, потом – к спортзалу. Обошел всю школу, прощаясь со всем, что, такое родное и привычно близкое, вдруг стало чуждым и равнодушным к нему… На крыльце он столкнулся с Сашкой Карпинским, который из багажника отцовских «Жигулей», сопя, вытаскивал картонные коробки. - Привет, Сана! Откуда дровишки? - Здорово. Чё ерунду спрашиваешь? Помогай лучше! Виктор расстраиваться по поводу очередной вербовки на хозработы не стал: коробок было не итак уж и много. - Тяжелые, однако! И булькает весьма подозрительно… - Вот именно. Не тряси! Батя всю дорогу от Тагила с оптовой базы на скорости не более сорока кэмэ шел. Перед каждой колдобиной притормаживал и матерился. Ему опытные люди объяснили: если шампанское несколько раз хорошо тряхнуть, то оно потом в стаканы не наливается – все на пену исходит! - Да ну?! – Виктор притормозил в темном коридоре перед кабинетом домоводства. - А вдруг и правда товар порченый? Проверим? - Обязательно! На оптовой сегодня акция: кто не меньше пяти коробок берет, тому две бутылки бесплатно. Неучтенный товар: одну я заначил, другую - батьке за труды! Вот сейчас разгрузим и… - Ваше предложение, достопочтенный мистер, принимается с одобрением и полностью поддерживается. Сделав веще по две ходки, они с Сашкой целеустремленно из школы смылись. - Эх, забуримся сейчас в тенечек, куда-нибудь на веранду в детском садике. Чипсов купим! И будем предаваться алкоголизму в легкой форме, наплевав на мнение общественности. - Закурим по гаванской сигаре и будем материться, через губу сплевывая, совсем как ба-а-альшие мужики! - подхватил Виктор. И подумал: за эту неделю количество выпитого им раз в десять превысило выпитое за всю предыдущую жизнь. И не хочется, а повод всегда находится такой, что, вроде бы, и надо… В детский садик они, разумеется, не пошли, а направились в парк за Дворец культуры Горняков. По пути встретили Толяна Сачикова с Женькой Бугровым и расположились веселой компанией на одной из скамеечек в дальней аллее парка. Выстрелив пробкой и, как опытный открывальщик шампанского, не пролив ни капли, Женька выдал тост: - За одиннадцатый «В», тинэйджеры! Вечная ему память! - За память можно чего и покрепче! Может, сбегануть? – предложил Толян. - Не стоит,- покачал головой Женька. – Вечер впереди - успеем! Бугров в их классе справедливо считался самым умным, и его успешное будущее ни у кого не вызывало сомнений. Он собирался поступать в УРГПУ-УПИ – и все знали, что в УПИ он поступит. И закончит не из последних. И лет через пятнадцать обязательно окажется хозяином шикарного кабинета со стильной кожаной мебелью, где на дверях будет висеть литая табличка с его фамилией, именем и отчеством золотыми буквами. Но при этом ничуть не зазнается, и к нему на правах школьного товарища запросто можно будет войти, распахнув дверь ногой, не обращая внимания на округлившиеся от ужаса глаза секретарши. - Есть предложение, - сигнализируя поднятой бутылкой, сказал Женька. - А давайте выпьем за нас, здесь присутствующих! - Точно! - поддержал его Сашка, критическим взглядом посмотрел на каждого и, не совсем уверенно добавил: - Парни мы, вроде бы, не хреновые… Шампанское из горла по второму кругу Виктор пил уже без удовольствия - только потому, что надо было пить. - Последний тост за тобой, Сана, - кивнул он приятелю. - Тогда давайте выпьем за самую классную девчонку в нашем классе! А что? Она того стоит! - Это за которую, за Снежанку или за Леденеву? – попытался уточнить Толян. - Не за самую красивую, а за самую классную! - За Альку Кабирову что ли? А за нее я теплое шампанское из горла пить не буду! Вот хорошего коньяка бы выпил! Жека поддержал друга – сделал вид, что поддержал, - с доброй иронией заметив: - По фигу коньяк! Ты женись на ней! Хотя нет, я на ней сам женюсь. Точно, женюсь, и вы все приглашены на нашу с Алькой свадьбу! Договорились? Ну, а коли договорились, выпьем – и по домам! - А который час? - Без двадцати минут два! До выпускного – то есть до его торжественной части с вручением аттестатов - оставалось чуть более трех часов. …В школу он вошел с бьющимся сердцем, жадно вглядываясь в каждую мелочь: в выщербленную от ударов ногами входную дверь, в сияющие холодным глянцем свежей краски стены, в лица выпускников и педагогов, легко различая искренность одних от тех, кто профессионально нацепил на себя подобающее моменту торжественное выражение. Как всегда в подобных случаях, удивляли нарядами девчонки. Вдруг оказалось, что некрасивых среди них вообще нет - каждая открылась с какой-то прежде не знакомой стороны, - все разом повзрослевшие, посерьезневшие переменой причесок и гордой осанкой зрелого девичества так, что юноши в якобы тоже взрослых костюмах смотрелись все-таки пародийно, по-мальчишески угловатые, но пытающиеся выглядеть солидно, по-взрослому. Внизу у гардероба виновников торжества встречал школьный оркестр, а организатор по внеклассной работе - проще говоря, Леночка - каждому вручала по яркой гвоздике, прикалывая цветок юношам на лацкан пиджака, а девушкам отдавая просто в руки. Вдоль стен стояли счастливые родители, с умилением взирая на своих чад. - Ей богу, я сейчас заплачу! – шепнул Виктору вынырнувший, как чертик из коробочки, Карпинский, а у Виктора при виде приятеля брови непроизвольно поползли вверх. - Вау, Санек! Потрясно выглядишь. Краше тебе прикида не найти даже на свадьбу! - Сам хорош! Типа дипломат на светском рауте, блин… - Сашка отвел его в сторону и тихо спросил: - Ты Галину уже видел? - Нет, а что? - Тогда, брат, глотай валидол или готовь веревочку, чтобы удавиться. - Что, так серьезно? - Более чем… Знаешь, Виктор, когда я ее увидел, я, во-первых, понял, что тебя в ней зашибает, а во-вторых, обрадовался, что это не зашибает меня… - Как ты классно выразился, Сана! Философ, блин!.. - Станешь философом, в течение двух лет наблюдая драму лучшего друга… Заходя в кабинет биологии, Виктор нечаянно обернулся. И пожалел, что обернулся: в конце коридора стояла Галина… Накаркал Сашка – веревочка бы ему не помешала! Галя была настолько красивой, что жизнь без нее очередной раз показалась Виктору не имеющей ни цены, ни значения, хотя ничего особенного в ее облике не было. Не было умопомрачительного бального платья с декольте, кринолинами и прочим прибамбасам. Не было впервые сооруженной в дорогом парикмахерском салоне задранной вверх прически. Но в черном приталенном платье чуть выше колен, облипающем ее фигуру, в легком шифоне на плечах, с распущенными волосами Галя очередной раз показалась Виктору богиней, по каким-то своим делам и очень не надолго сошедшей с небес на грешную землю… В кабинете под опекой Татьяны Николаевны девчонки наводили последние штрихи на свою неописуемую красоту, парни неприкаянно слонялись в проходах. - Слушайте сюда, дети! - обратилась к присутствующим классная. – Сценарий такой: через десять минут строимся парами, в актовый зал входим по моему. За мною сразу идут Евгений Бугров и Настя Леденева, дальше разбирайтесь сами. Красиво садимся на наши места – они будут указаны специальной табличкой! Надеюсь, мальчики не забудут и пропустят девушек вперед… Все поняли, дети? - Все о’кей, Татьяна Николаевна! - за всех ответил Женька и, как первоклассник, поднял руку. – Один вопрос по цене предложения можно? - ? - А можно я пойду не с Настей – ты не обижайся, Настя: против тебя как друга, одноклассницы, верного товарища и соратника по общей борьбе я ничего не имею! – а с Алей Кабировой? Понимаете, не далее, как четыре часа назад я дал слово на ней жениться… Алия от неожиданности захлопала ресницами, потом экзальтированно взвизгнула, мелодраматически заламывая руки: - Милый, ты делаешь мне предложение?! Женька для солидности привстал, шаркнул ножкой, галстук поправил. - В таких делах не стоит горячиться, и у тебя будет время все хорошенько обдумать. Но я выразил намерение сделать тебе предложение в обозримом будущем. А от своих слов я отказываться не имею привычки. Татьяна Николаевна включилась в игру и с облегчением вздохнула. - Прям-таки от сердца отлегло. А то я испугалась, не отправимся ли мы после ночного гуляния в загс, а потом сразу на свадьбу? - Во клево бы было! - мечтательно выкрикнул кто-то. - Как человек почти пожилой и авторитетный,- отчетливо и весомо заговорила двадцативосьмилетняя классная,- должна вам заявить, милые дети, что хотя ритм жизни и ускоряется, но не до такой же степени! Был, знаете ли, прецедент, когда на выпускном директор школы, вручая аттестат одной одиннадцатикласснице, в виде комплимента заметила, что некоторые, в отличие от тех, которые, умудрились в дополнение к аттестату даже ребенка завести… - Вот уж фигушки! - Алька показала Бугрову язык. – Пусть сначала женится! За шутками-прибаутками время пролетело незаметно. Под аплодисменты и торжественную мелодию они вошли в зал, продефилировали между рядами гостевых кресел и чинно расселись, оказавшись почему-то посередине между «А» и «Б» классами. Родители и учителя приветствовали их стоя. Ведущие, Вовка Михеев и Ирина Лапина из 10-го «А», вышли на сцену и объявили начало торжества. - Девочки, если никто не прослезится, считайте, выпускной не получился! – пошутила Татьяна Николаевна, но голос ее дрогнул. - Я уже весь плачу!- громко заявил Виктор, пытаясь перебить волнение и как-то замотивировать действительно подступившие к глазам слезы. Сел он удачно: крайним в ряду, а через проход от него крайней в ряду оказалась Галя, и он чувствовал на себе ее насмешливый (он так думал) взгляд. Зазвучали за здравие выпускников речи. От ГорОНО в лице лысого старичка пенсионного возраста, от Администрации города, от имярек такого-то (имени Виктор не расслышал), от представителя депутата Государственной думы, от Родительского комитета, от самих выпускников в лице Насти Леденевой. Выступили первоклассники – испуганно косящиеся на шикающую и недовольную качеством их выступления учительницу. В юмористическом ключе выдала речь гордость школы – позапрошлогодняя выпускница, а ныне студентка Московского Архитектурного института Маринка Васюганова… - Какое у тебя, Торопов, одухотворенное лицо! – наклонившись через проход, насмешливо шепнула Галя. – Или я ошиблась, и лицо твое не одухотворенное вовсе, а просто у тебя болит что-нибудь? Зубы, например? Виктор, преодолевая внутреннюю панику, наклонился, мазнув взглядом по ее закинутым одна на другую ногам, ответил: - Нет, не зубы… Геморрой, понимаешь, замучил! - и, подпустив ехидства в голос, спросил: - А что суженый твой, ряженый, гость московский в поле зрения не наблюдается? - У Вадика отборочный конкурс. Между прочим, в престижной гимназии при МГИМО. - И как его туда взяли?! – изобразив детскую непосредственность, изумился Виктор. - Завидуешь? - снисходительно ответила Галя.- Жаба давит? - Какая жаба?! Я же сказал: геморрой! На них зашикали. Наступил кульминационный момент выдачи аттестатов, и, подобно императрице в окружении фрейлин-завучей, вышла директриса. - Аттестат о полном среднем образовании вручается… Заиграл туш, зазвучали фамилии, и на сцену начали один за другим подниматься выпускники - принимать аттестаты, рукопожатия школьного начальства, сувениры на память и поцелуи в щечку от родителей. Первым, естественно, по списку шел 11 «А»… И тут Виктора осенило совершить нечто, о чем не сообразили недотепистые Галькины одноклассники. Когда первой из девчонок–«ашниц», бережно приподнимая платье, на сцену прошествовала Ленка Волынцева (после нее по списку из дамской половины класса Галина фамилия числилась четвертой), Виктор поднялся с места и встал рядом со ступеньками, стараясь выглядеть невозмутимым под удивленными взглядами присутствующих. Зато когда все поняли, для чего он встал, это был триумф – в зале даже кто-то на аплодисменты сорвался. А он просто с легким почтительным кивком элегантно протянул руку и помог Ленке спуститься по крутым ступенькам, потому что в нарядном бальном платье спускаться девушке было гораздо труднее, чем подниматься. Он все рассчитал верно: когда лохи-«ашники» опомнились, заветное: «Аттестат о полном среднем образовании вручается Калининой Галине Аркадьевне…» уже прозвучало. Виктор, с внутренним торжеством поймав ее потрясенный взгляд, помог Гале подняться. - Отвали, Торопов, это наши девчонки! – зашипел нарисовавшийся рядом Костя Елохов и попытался оттереть его плечом. - Да легко! - согласился Виктор, примирительно разводя руками, но в то же время ловким маневром Константина обошел, Галину руку поймал и даже не только помог ей опуститься, но и проводил до места. - Мерси, не ожидала… – шепнула Галя. - Такому обхождению с дамами в нашей школе не учат. Есть подозрение, Виктуар, будто параллельно со школой вы заканчивали Пажеский корпус! - А то! Минут через двадцать одним из последних аттестат получил и он. По его примеру юноши из всех трех классов больше ворон не ловили, джентльменов из себя изображали будьте-нате… После официальной части веселье приняло более непринужденный характер. С ответным словом – то есть, как водится, с чтением пародийных стишков и распеванием переделанных песен на тему «Как любим мы тебя, родная школа!» - выступали выпускники. И когда девчонки из его класса отыграли сценку, в которой припомнили забавные случаи на уроках, Виктор, выступления которого в сценарии не было, выцыганил у Елохова гитару, вышел на сцену и нагло заявил: - Девушкам-красавицам нашей школы посвящается! Песня из репертуара Александра Вертинского «Бал Господен»! В пыльный маленький город, где вы были ребенком, Из Парижа однажды к вам пришел туалет, В этом платьице дивном Вы казались орленком, Милым маленьким герцогом прожитых лет… - Откуда такой пессимизм, Виктор? – обернулась с вопросом Татьяна Николаевна, когда он вернулся на место. - От Вертинского, вестимо. - Не спорю, песня замечательная, но для такого дня слишком грустная. - Грустная? А мне так не кажется. Как там у Екклесиаста? «Все проходит, пройдет и это…» Вот уж отчего мороз по коже продирает! Классная посмотрела на него долгим изучающим взглядом… - Гарсон! Шампанского! – програссировал Карпинский, когда в спортзале они усаживались за уставленные напитками и яствами столы. Девчонки засмеялись. - Обратите внимание на блеск в глазах данного индивидуума! - уперев в Сашку перст указующий, назидательно воскликнула Леденева. - Откуда ваш нездоровый интерес к спиртному, Александр? Учти, с шампанского все начинается! - Ты не права, Настя, - мягко возразил Виктор. - С шампанского ничего плохого начинаться не может. Кто начинает с шампанского, заканчивает где-нибудь в экзотических местах, на пляже, под шезлонгом, за столиком с омарами и разными лобстерами с красоткой в бикини на коленях… Плохо кончает тот, кто начинает с пива! Сашка икнул и округлил глаза. - Что же ты раньше молчал, гад? - Не бери в темя, Шурик, - может, обойдется! Открывай, знаток игристых вин, а то я не умею. Сашка взял в руки бутылку и принялся скручивать с горлышка проволоку. - Учись, слабак! - Отнюдь! Неумение открывать шампанское пока еще меня положительно характеризует. Правда, девочки? - Вынуждена тебя огорчить, Торопов, - вмешалась в разговор Танька Ворогушина, - В томном девичьем возрасте мальчуковая наивность и неискушенность не так привлекательны, как обаяние порока. - Да-а? – огорчился Виктор. – А я-то думал… И зачем, спрашивается, верил в романтические чувства, в возвышенную платоническую любовь? Невинность в себе блюл? - Ладно, хорош трепаться! – Сашка встал с бокалом шампанского. – Предлагаю выпить за окончание долбанной школы и за начало новой жизни! - В том числе, и половой! – схамил Сачиков. – Кавалеры пьют стоя! Девчонки за столом, гордые своим законным правом оставаться на месте, сделали вид, что от их коробит от цинизма одноклассников, но тост поддержали… После третьего бокала, когда сидящие за столами оживились и перестали обращать внимания на родителей, демонстративно самоутверждаясь в праве именно сегодня вести себя по-взрослому, Виктор от общего веселья постепенно отрешился. Гали он не видел, а только изредка слышал ее голос и заливистый смех. И ждал, когда заиграет музыка и, засидевшись за столами, все захотят танцевать. - Пойдем, Виктор, покурим, – хлопнул его по плечу Сашка. Вышли на крыльцо у черного входа. От предложенной Сашкой сигареты Виктор отказался и даже чуть в сторону отошел, чтобы табачный дым не перебивал пряный запах цветущей сирени. - И как тебе? - Грустно, - признался Виктор. – На ум чушь всякая лезет… Типа, что лучшее время жизни уже прошло. - Да брось ты! Все только начинается! Неожиданно рядом нарисовались Тамара Рашковец и Ольга Зимина из «Б» класса. - Мальчики, сигареткой не угостите? Сашка великодушно протянул им раскрытую пачку. - Ты, Сана, как щедрый спонсор! – пошутил Виктор, выхватывая у Карпинского зажигалку и услужливо поднося огонек девицам. - Ну, а я в таком случае буду Прометеем, раздающим людям огонь! – и категорическим тоном добавил: - Ничего у вас, девушки, не выйдет! - Чего не выйдет? - удивилась Тамарка. - Да знамо чего! Сначала сигареты, потом: «А что вы делаете сегодня вечером или завтра утром?» - и суаре продолжается в интимной обстановке при свечах с украденным из кладовки отцовским самогоном! Возмутилась Ольга: - Слушай, Торопов, а грубить обязательно? Подумаешь, закурить стрельнули… - И правда, Виктор, что тебя нашло? – спросил Сашка, провожая их взглядом. - Это я с детством прощаюсь, Сана, - вздохнул Виктор.- Если б кто из них мне по физиономии съездил, я бы даже не обиделся… - Почему? – удивился Карпинский. - Да самое бы то сейчас по морде получить! В качестве прививки от столбняка! Чтобы потом легче пережить плевок в душу! Сашка, оглянувшись, достал из внутреннего кармана пиджака плоскую металлическую фляжечку. - Это оттого, что ты недостаточно выпимши! Пей – коньяк хороший, проверенный! Виктор в два глотка фляжечку ополовинил. Сашка прикончил остальное, с сожалением вытряхнул последние капли, щелчком запустил тлеющий окурок в траву. – Пошли к ребятам. Из спортзала с хрипами и шорохами послышалась запись со старой виниловой пластинки: «Этот школьный бал последний закружил ребят…» Виктор, после коньяка осмелевший, с ходу подошел к Татьяне Николаевне и пригласил ее на танец. - Ты очередной раз удивляешь меня, Торопов! – одобрительно шепнула ему на ухо классная, когда он ненавязчиво пресек ее попытки вести в танце. – Сколько еще талантов ты утаил от общественности? - Не очень много, Татьяна Николаевна, но у меня все впереди, верно? - Далеко пойдешь! Он проводил классную, отодвинул перед нею стул и на прощание поцеловал ей руку. - У тебя что, сегодня бенефис, Торопов? – насмешливо спросила подошедшая Ленка Волынцева. - Да. Я так демонстрирую достоинства, которые в глазах любой девушки должны меня охарактеризовать чем-то вроде лучшего подарка на 8-е марта. Лена одобрительно показала ему большой палец. - Классно сказано! - А главное - без ложной скромности! Зазвучала мелодия медленного танца, Виктор торопливо перевел глаза в поисках Гали, но, устыдившись, пригласил на танец Лену. - Гад ты все-таки, Торопов! - Волынцева, вздрагивая, прильнула к нему. – Я прекрасно понимаю: меня ты пригласил, чтобы Гальку подразнить! - Ты ее подруга, вот и терпи! Дружба – она ведь на многое обязывает… Ее лица, склонившегося на его плечо, он не видел… - Ты где пропадал? – накинулся на него Сашка, когда Виктор вернулся к праздничному столу. - Газировки налей! - Может, шампанского? Виктор отрицательно покачал головой, выпил стакан минералки, налил второй, выпил его уже медленнее, размачивая в горле сухой комок. Огляделся… Галя с Волынцевой стояли у входа, рядом с настенным зеркалом. Пролетел мимо Сашка Малых, невзначай коснулся ладонью Галиной талии, что-то ляпнул на ходу, получил в ответ такое, от чего под смех стоявших рядом быстро потерялся… Стоишь у зеркала, сдуваешь волосы с лица, А я с волнением ищу на пальце след кольца… - Что? – спросил Сашка, услышав его невнятное бормотание. - Да так… - Виктор вздохнул. – Начинается третья часть Марлезонского балета. - Какого балета? О чем ты? - А помнишь, Сана, как тебе в третьем классе подарили набор оловянных солдатиков и как мы играли у тебя дома? Так вот, друг, прости: я ведь тогда одного солдатика не удержался и слямзил! Он у меня в письменном столе валяется… - Еще вспомни, как мы с тобою дошкольниками на горке подрались! - А ты все равно прости! Сними груз с моей совести. - Ну, так и быть, прощаю! Они пожали друг другу руки. Виктор встал и направился к соседнему столику. - Настя! Можно тебя на минутку? - Что случилось, Торопов? - удивилась Леденева. - Ничего… Я хочу у тебя прощения попросить. Помнишь, в сентябре ты в школу в мини-юбке пришла, а я ляпнул: «От сексапильных ножек нашей Насти во мне бушуют низменные страсти!» Ты прости меня, - шутка была пошлой и дурацкой. Леденева, как минутой назад Сашка, на несколько секунд потеряла дар речи. - Да конечно прощаю, Витенька! - она улыбнулась, наклонилась поближе и прошептала. – Между прочим, я тогда не особенно и обиделась. Скорее, наоборот… Потом Виктор попросил прошения у Светки Беловой за то, что в первом классе обстрелял ее жеваной бумагой из трубочки, у Валерки Карасика за нечаянную подлянку на уроке физкультуры, у Наташки Вырупаевой за портфель, некогда спрятанный им в туалете у мальчиков… - Ты, Торопов, никак в монастырь собрался? Покаяться решил? - Нет, девочки, он, наверное, проспорил и проигрыш отрабатывает! Не обращая внимания на ехидные замечания, Виктор перешел к столам взрослой аудитории, где переговорил с Галиной Константиновной, математичкой, и признался, как списывал домашние задания; извинился перед военруком Горынычем за приколы на уроках ОБЖ, перед Ольгой Марковной за диверсию во время контрольной по физике, когда на школьной доске помимо записанных мелом формул вдруг прорисовалась кошачья физиономия с подписью «Мяу!» рядом… Учителя растрогались. Классная усомнилась, не слишком ли много выпил он шампанского, - и Виктор тут же попросил прощения у нее от себя лично и от имени класса за беспокойства и хлопоты, которые дружный и местами очень вредный 11 «В» доставлял любимой Татьяне Николаевне. Далее он подошел к микрофону, загрузил в деку музыкального центра заранее припасенный компакт-диск и призывно поднял руку, добиваясь тишины. - Уважаемые дамы и господа! Любимые педагоги! Дражайшие наши родители! В этот знаменательный день я хочу взять на себя ответственность и выразить словами те чувства, которые обуревают каждого выпускника. А именно: огромную признательность тем, кто терпел нас десять лет, был снисходительным и требовательным и сумел воспитать в нас людей, за которых – обещаю! – вам не будет стыдно. Потому что хуже, чем есть, мы уже не станем. (Здесь раздались первые аплодисменты.) Спасибо и вам, родители! И ваш скорбный труд не пропадет – клянемся, что постараемся радовать вас хорошими поступками! И напоследок я хотел бы обратиться к сверстникам и соратникам в нелегкой борьбе за аттестаты! Ребята! Я вас люблю. Я счастлив - лучшие годы моей жизни прошли рядом с вами. Девушки! Да сбудутся все ваши мечты! И дай вам Бог женихов хороших да богатых, и да будьте вы благословенны в детях своих. Юношам же пожелаю быть такими, чтобы нашим девчонкам за нас не было стыдно!.. И еще я беру на себя наглость объявить медленный танец! Автор мелодии - мой друг, Виталий Грубин, а слова – извините за нескромность, - мои! Пока он шел те несколько шагов, что отделяли его от Калининой, лица встречных в его восприятии смазывались; на вопросы, которых он не слышал, он отвечал мрачным молчанием, а в голове его звучал набат и Виталькин, чуть искаженный записью голос: Стоишь у зеркала, сдуваешь волосы с лица, А я с волнением ищу на пальце след кольца. Ревную? Нет, ведь я сумел тебя забыть, Что не сложилось, нам с тобою не сложить, Но почему-то в сердце – липкий страх, Виной тому – печаль и боль в твоих глазах… - Галя, - сказал он прерывающимся голосом. - Можно тебя пригласить? Она окинула его понимающим взглядом, протянула руку и повела на середину зала. Виктор, скручиваясь от внутренней боли, осторожно коснулся ее талии. В глазах пульсировала черная пелена, дыхание перехватывало, когда он касался губами ее волос, когда под легкой тканью платья чувствовал атласную упругость и теплоту ее тела. Сквозь темноту изумрудным блеском светились ее глаза – изумленные, широко раскрытые, потому что его лихорадочное сердцебиение она чувствовала и по выражению его невозмутимого лица пыталась понять, что с ним происходит. Казалось мне, когда отвергла ты любовь, Что будешь счастлива, когда тебя я встречу вновь, Неужто зря я преступил через себя, Неужто зря я отрекался от тебя? Ведь думал я, в разлуке жалко дни влача: Ты о другом всегда мечтала по ночам… Сквозь комок в горле он выдохнул: - Еще несколько часов назад я думал: легче умереть, чем пригласить тебя на танец. - Я такая страшная? …И вот сейчас я на колени пасть готов, И если б мог тебя спасти от всех врагов Ценою жизни, не раздумывал бы я – Ведь без тебя гроша не стоит жизнь моя; И если б мог я дуновеньем ветра быть, То стал бы им, чтоб твои слезы осушить… Он молчал, надеясь, что она поймет и обо всем догадается сама… …Тому, что пройдено, уж повторенному не быть, Да, я любил, но я сумел тебя забыть Лишь потому, что так хотела ты, Еще не зная, как обманчивы мечты, Не понимая в суете бегущих лет, Что равных мне в любви к тебе на свете нет. И убедился: она не понимает. - Ты меня пугаешь! Пожалуйста, контролируй себя! Виктор усмехнулся. - Я себя всегда контролирую. Еще можно было передумать и не говорить ей того, что он собирался сказать. Но надо было сказать. Чтобы не питать иллюзий, избавиться от вечной муки, чтобы как-то научиться жить дальше. Без нее. - Ты знаешь, я люблю тебя, Галя… Не напрягайся: твой ответ мне известен… Кто виноват, о том кого теперь спросить? Но как же хочется мне это зеркало разбить, Чтобы осколками изранить руки в кровь – Расплата жалкая предавшему любовь! Ну, а сейчас я на колени пасть готов, И если б мог тебя спасти от всех врагов Ценою жизни, не раздумывал бы я – Ведь без тебя гроша не стоит жизнь моя; И если б мог я дуновеньем ветра быть. То стал бы им, чтоб твои слезы осушить… Он проводил девушку на место. Сказал, печально улыбаясь: - Прощай! «Я не властитель дум твоих, в твоей судьбе я гость нежданный…» Обещаю никогда больше не маячить на твоем горизонте. А если уж попадусь нечаянно, то прости! – резко развернулся, до крови кусая губы, прошел к своему столу. В душе образовалась пустота. Не боль, не отчаяние, как он предполагал, а именно пустота и странное равнодушие не только к собственному будущему, но и – удивительнее всего – к будущему Галины. Бросая украдкой взгляды в ее сторону, он теперь видел в ней просто очень красивую девчонку, высокомерную и капризную оттого, что она думала, будто имеет на это право. - О чем задумался, детина? - Алька Кабирова, разрумянившаяся, веселая, приземлилась на стул рядом. - Что случилось, Виктор? - А что могло случиться? Сижу вот… Радуюсь жизни… - А на лице у тебя выражение вселенской скорби, словно конец света через десять минут. Врать Альке – напрасный труд. - Прихожу в себя от сильного нервного потрясения. Понимаешь, Алька, детство-то действительно закончилось… - И в чем это выразилось? - А в том, что несколько минут назад я сочинил одно из своих программных стихотворений переломного, так сказать, периода… Жутко циничное, похабное и пессимистическое! Слушай: Что есть любовь? Ее основа – вся в изначальности земного: Любая тварь себе подобных Творит инстинктом первородным… Любовь – обман! Хотя бы тем, Что, может, нет ее совсем. В потопе лжи ковчежец утлый - Цена ей, больше ничего… Отдать себя красивой кукле? Да стоит ли она того?! - Боже! Как все запущено! Кто же нашего мальчика так сильно обидел, кто заставил его так глобально разочароваться? - Мальчика? Мне, между прочим, через несколько часов исполнится восемнадцать лет! Вполне могу вести взрослую жизнь, в том числе – и половую. Конституционное право имею! Алька испуганно отодвинулась. - Надо же! Совсем большим стал! С днем рождения, Виктор, я тебя поздравляю, но учти: не нравится мне твое отношение к жизни! Не склонен ли ты к суициду, дружок? Виктор рассмеялся. - Вот что значит женская интуиция – прямо в корень зришь! Только ты, Аля, не бойся. Суицида не будет. Незачем, откровенно говоря. - Это радует… - Алька кивнула в сторону столиков «А» класса.- «Отдать себя красивой кукле…» Это ты о Калининой? Виктор оторопел. Он считал себя искушенным конспиратором и искренне полагал, что о его чувствах к Гале кто не знал, тот и не догадывался. - Не удивляйся! И не в интуиции дело. Галька - девчонка классная и отнюдь не дура, да только вот она из тех первых красавиц, на которых парни западают всегда одинаково. И ты идиотски мечтательным выражением лица в моменты ее нечаянного присутствия рядом ничем от прочих не отличался… - Какой кошмар! - запричитал Виктор. - Какой удар по самолюбию! Выходит, я ничем не отличался от любого дурня, который со своим интересом носится как с писаной торбой?! - Вот именно! И ты бы, Виктор, не горячился в принятии судьбоносных решений. Любой девушке просто необходимо время и кое-какой опыт, чтобы понять и правильно оценить такую, как у тебя, любовь. Помнишь, в старой песне: «Летним зноем вдруг станет стужа, И поймешь, что тебе я нужен…»? Виктор в знак признательности и вместо горячего спасибо взял с тарелки и протянул Альке шоколадную конфетку. - То есть, ты предлагаешь мне скромно воздыхать в отдалении, удовольствоваться порядковым номером шешнацать в списке кавалеров, а в нужный момент - лет через сто! - оказаться тем единственным, за кого она, испив наконец-то чашу разочарований, зацепится как за последний шанс? Это может сработать и наверняка бы сработало, но когда я сейчас думаю об этом, мне хочется ее послать! - Тогда нет причины для тоски: выходит, ты и не любишь ее по-настоящему! - А это как по-настоящему? В смысле - реально, да? Если б я мог относиться к ней реально, то это она бы сочиняла стихи про неразделенную любовь. - Может быть, ты и прав… - Не может быть, а стопроцентно прав! Доказать? – Виктор накрыл лежащую на столе Алькину руку своей ладонью и чуть наклонил голову, слегка прищуренным взглядом впиваясь ей в глаза. – Мы с тобой друзья с дошкольного возраста, Алия, ты лучшая девчонка из тех, кого я знаю, но ты мой друг и никогда не была для меня кем-то еще. С тобою я искренен и говорю, что думаю… И, Слава Богу, даже тени сублимации основного инстинкта между нами никогда не возникало… - говоря, он трогал ее пальцы, склоняясь все ближе и ближе. – А теперь догадайся, что бы с тобою было, если бы эта тень возникла? Аля убрала руку и отшатнулась, нервно поправляя прическу. - Ты прав… Но больше этого не надо! - Не буду,- согласился Виктор и протянул девушке еще одну конфетку. - Не обижайся… - он улыбнулся. - И вообще тебе же сегодня Женька Бугров фактически предложение сделал! Гордись: как никак - первый парень на деревне! - Вот еще! - А от себя добавлю: если за пять лет он тебе не женится, а ты не влюбишься и за хорошего человека замуж не выйдешь, то я сам на тебе женюсь! Договорились? - С ума сойти: два предложения руки и сердца за один день! Богатое, однако, у вас с Бугровым чувство юмора! А воображение – еще богаче!.. Ладно, пойдем-ка танцевать лучше! И они пошли. И на пару такое под быструю мелодию сбацали, что Джон Траволта с Умой Турман застрелились бы от зависти. Из школы классом вышли в третьем часу ночи. Все было выпито, почти все съедено, настало время для четвертой, заключительной части Марлезонского балета – традиционному гулянию выпускников по ночному городу. От школьного крыльца, не сговариваясь, естественно, завернули на пруд. От воды, на взгляд заманчиво теплой, слегка пахло тиной – и, как ни странно, запах не казался неприятным. Пристроились на деревянных скамейках «лягушатника», притихли, предаваясь ленивому созерцанию природных красот, изредка нарушая тишину короткими возгласами и раздраженными шлепками по телу: комары визиту выпускников обрадовались и устроили вышеназванным торжественную встречу. Валерка Карасик потрогал воду: - Тепленькая! - таким сладким голосом, сволочь, прошептал, что неудержимо захотелось купаться. Компанию Валерке составил Сашка. Ничего особенного, будь он, как Карасик, при плавках, но Санек разделся до трусов и забурился в воду прыжком с разбегу в абсолютном неглиже. Будучи в таковом же, Виктор, естественно, его примеру последовать не рискнул и теперь завидовал беззаботно плещущимся в воде приятелям. - Девчонки! – орал Сашка. – Чё тормозите? Водичка – высший класс! Хорошо-то как! Мне на вас, потных, смотреть жарко, чессн слово! Девчонки отнекивались, ссылаясь на отсутствие солнца и обилие мошкары. Впрочем, когда по берегу проходили ребята и девчонки из «А» класса, Сашка, за секунду до этого спокойно восседавший в своем исподнем на перилах, кубарем скатился в воду и застеснялся. - Сань, ты чего испугался? - удивилась Маша Николаева. - Неудобно перед посторонними! - А перед нами удобно? - Да вы вроде как свои… - Вот тебе раз! – Светка Белова развела руками. – И как тебя понимать? То ли ты парень слишком простой и незамысловатый, то ли нас за девушек не считаешь! - Витька, иди сюда, сыграй что-нибудь! – Костя Елохов призывно махал в воздухе взятой за гриф гитарой. - Еще чего! – вместо Виктора отозвалась Маринка Сергеева. – Торопов – наш кадр! Давайте лучше вы к нам! «Ашники» отказываться не стали и перемешались с «вэшниками», рассевшись по перилам, как грачи на ветках. - Чтой-то я сегодня не в голосе, - кокетничал Виктор, подтягивая струны. – Чтой-то не тянет меня нынче на лирику – все одне матерные частушки на ум лезут! - Нехай матерные! Особо впечатлительных попросим удалиться! – подначивал Елохов. - Да не во впечатлительных дело! Как бы авторитет не уронить… Пожалуй, в такой день все-таки не стоит… - Нет, почему же! Было бы весьма интересно и поучительно, - холодно заметила Калинина. - Матерных не будет, – резко развернулся в ее сторону Виктор. – Будет гораздо хуже! Я спою самую первую свою песню, за которую, ввиду ее убожества и примитивности, мне сейчас по-настоящему стыдно! - отбивая на струнах легкий вальсовый ритм, он запел: Хлопья снега в свете лунном Тихо вьются надо мной… Если встречу Ее – не замечу, Незаметным пройду стороной; Что встревожен, не подам и виду, И смотреть буду в сторону мимо – Я скрываю любовь, как обиду, И при встрече «не вижу» любимой. Как любил я, любимым быть мне бы, А любимым быть не суждено, Но везде, всюду, где бы я ни был, Буду помнить Ее все равно. Пусть напрасными были мечтанья, Пусть не сбылись надежды мои – Я был счастлив своим ожиданьем Чистой, светлой и нежной любви. - Трогательная песенка, - стрельнула взглядом в сторону подруги Волынцева. - Вот именно. Я ее два года назад придумал. С тех пор много воды утекло, и я теперь совсем взрослым стал. - Еще бы! Шутка ли – восемнадцать лет, готов вести активную половую жизнь! – съехидничала Кабирова. - Да ну?! – вытаращил глаза успевший надеть брюки Сашка. - Насчет половой жизни преувеличение или как? – Галя почему-то раздражалась все больше и больше. - Отнюдь! Не сегодня-завтра обязательно начну! Но присутствующих прошу не беспокоиться! Я таперича, как совершеннолетний и законопослушный гражданин, путаться с малолетками не намерен! Новый день настанет, И не повезет: Лучший друг обманет, Девушка уйдет. На судьбину горькую, Парень, не пеняй— Лучше вместе с нами Песню запевай! Вспомни мудрые слова «Ветхого завета»: “Все проходит, все пройдет, В том числе — и это!” Будет новая любовь, Будет обязательно; И о друге не жалей – Что жалеть предателей! Так что на судьбу свою, Парень, не пеняй — Лучше вместе с нами Песню запевай! Вспомни мудрые слова «Ветхого завета»: “Все проходит, все пройдет, В том числе — и это!” Неизбежен солнца луч В облачной завесе, И однажды на земле Встретишь ты невесту – Ту, которй краше нет, Хоть пройди полсвета, Только вспоминай совет “Ветхого завета”! Последний раз ударил по струнам и протянул гитару Елохову: - Извини, амиго Константэн, я, кажется, струну порвал… На какое-то время разговоры смолкли. Тихо подплескивала вода под размякшие и кое-где обросшие зеленым мхом доски настила, где-то переговаривались далекие железнодорожные диспетчера… - Виктор, можно тебя на минутку? Он кивнул и зашагал за Калининой по мосткам на берег, удивляясь, что ее слова, прежде способные вызвать в нем эйфорию, почему-то сейчас особого восторга не вызывали. - Наверно, все что я тебе скажу, покажется глупым… Я с тобою не играла! И ненависти я твоей не заслужила… - Да нет никакой ненависти, Галя! - Виктор коснулся ее локтя и тут же отдернул руку. – А за резкость и грубость прости… Так легче: клин клином вышибают. Ты же ни в чем не виновата… - Сердцу не прикажешь… - Знаешь, я бы легко смирился, окажись рядом с тобой кто-нибудь, в ком я бы признал над собой превосходство… И в сторону бы безропотно отошел, когда бы ты своего единственного встретила! Пылью бы у твоих ног растекся, чтобы ногам твоим по земле было мягче ступать! Это не пустые слова, но теперь они ничего не значат… - Почему? - Да потому! Ты меня не понимала, не понимаешь и вряд ли когда-нибудь поймешь! А ведь я таков, каков есть! Не подлец, не похабник и не дурак… - Умереть от скромности тебе явно не грозит! - Скромность не причем… После короткой паузы Галя вызывающе рассмеялась: - Еще немного – и я расплачусь от умиления! Выходит, это не я, а ты мне в любви отказываешь? Замечательно! Простимся без обид? - Подожди… – Виктор взял ее за плечи и развернул к себе лицом. - Маленькая формальность… Прощальный поцелуй, называется! – он, не давая девушке опомниться, облапил ее и припал к ее плотно сжатым губам… - А вот теперь прощай! – разжал руки и отступил в сторону. Раскрасневшаяся то ли от стыда, то ли от ярости Галя хотела сказать ему очередную колкость, но осеклась, увидев его лицо… - Стало быть, поговорили? – обратился к Виктору подошедший Костя Елохов. - Брось, не бери в голову, а бери на ладонь ниже поясницы. Айда лучше искупнемся! - А давай! – согласился Виктор и первым зашагал в сторону травяного пляжа, отделенного от песчаного кронами нависших на водой двух огромных тополей, подальше от любопытных глаз. Здесь он, не дожидаясь Кости, быстро разделся и, разбежавшись на узком мостике, бросился головой в теплую воду, уже не сдерживаясь, потому что на мокром лице слез не видно. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
