Сколько раз себе говорил: «Не шути, Вася, с любовью! Гони ее хоть в дверь – она влетит в окно». Но как я не оберегался, а однажды таки вляпался.

А дело было так. Дружил я с Розой. Девушка она была хорошей, простой и доверчивой. Доверилась она мне полностью уже на второй день после нашей незабываемой встречи в Голосеевском парке. Она бы и в первый день доверилась, но погода помешала. Как там поется в известной народной песне: «Шумела буря, гром гремел, во мраке молнии блистали…». Ну, какая может быть любовь на дикой природе, да еще и под дождем?

Как понимаете, ни Роза, ни я постоянного места жительства не имели. Она временно прописана в общежитии обувной фабрики, а я в общежитии Киевского университета. В ее общагу без прописки может пробиться разве что специальная штурмовая группа, а в мою сквозь вреднейших бабок на вахте даже десантники не прорвались бы.

Но мы, само собой, нашли выход, вернее вход. У нее рядом с фабрикой разместился шикарный дом культуры с облупленными статуями рабочего и колхозницы охраняющими центральный вход. Естественно, главные двери были давно заколочены, а немногочисленных посетителей пускали через боковые. Но мы с Розой, как настоящие белые люди, проникли в дом культуры с главного входа. Помогли нам статуи. Я, как бывший альпинист, обезьяной вскарабкался на колхозницу (у нее же корзина с каменными овощами на которую можно встать), а потом помог влезть восхищенной моей ловкостью Розе. Ну а дальше мы голубями сизокрылыми пролезли в бывшее окно, застекленное воспоминаниями бывших стекол. Да, прав был незабвенный Козьма Прутков, когда говорил, что «Гони любовь в дверь, она влетит в окно». Любили мы друг друга на сцене, под трибуной. Я думаю, что впервые на этой задрипанной сцене задрипанной обувной фабрики мы показали настоящий спектакль. Не зря сказал один известный поэт: «Как прекрасны и свежи были розы!»

Розе тоже наша премьера на сцене ее дома культуры понравилась. Поэтому в дальнейшем мы с ней разыгрывали этот спектакль много- много раз. Поверьте – нет ничего прелестнее и пикантнее, чем слышать, как сладкие стоны и торжествующие конечные крики твоей молодой подружки, многократно отражаются эхом в таинственном сумраке громадного зрительного зала.

Но короткая и пышная киевская весна заканчивалась. Наступило жаркое лето, и мы расстались. Я уехал на практику в Запорожье, а она отправилась в отпуск к своей мамочке, в Боярку. Не скрою, в Запорожье я мало вспоминал свою Розу. – Некогда было. Работа, вечерние встречи с новыми друзьями. Утром больная голова и снова работа.

Разок, правда, набравшись, как следует, пошли на танцульки. После танцев было какое-то общежитие. Мы остались вдвоем в комнате с девушкой Светой. Помню только, что она все меня уверяла, что я не такой как все, что я ей нравлюсь. Она вроде тоже была ничего – молодая, страстная бабенка. Но когда я вспомнил Розу и ее нежные вздохи, мне вдруг стало скучно и я, выполнив свой мужской долг, постарался поскорее смыться.

Лето и практика наконец-то закончились и снова наступили благодатные студенческие будни. Роза все еще сидела в моей голове и, как понимаете, не только в ней. И вот только я надумал заявиться к ней в гости, предвкушая новые акты старого спектакля, как вдруг дело приняло совсем другой оборот. Хорошо, что хоть Колька предупредил, что на проходной меня спрашивала какая-то молодая симпатичная деваха. «Только у твоей девушки, - нахально добавил он, - есть один ма-а-аленький недостаток – она чуть-чуть беременна».

Меня как по голове ударило – это Роза. Подходя к общаге я осторожненько, по шпионски, выглянул из-за угла и увидел свою Розу сидящую на скамейке перед входом рядом с пожилой полной женщиной в цветном сельском платочке. Даже издалека у моей изящной фигуристой Розы был виден заметно выпирающий животик. Вот и все – тупо подумал я. – На сцене появились новые действующие лица и исполнители.

Что ж, как настоящий джентльмен, не могу же я оставить Розу одну в таком положении. Видно придется прощаться с вольной жизнью. И тысячу раз прав баловник Козьма Прутков, когда писал, что «Гони любовь хоть в дверь, она влетит в окно».