ЕГО ЗВАЛИ КОЛОМБО.

 

Если вы думаете, что данный рассказ есть продолжение повествования о знаме-нитом американском сыщике, герое известного сериала, то вы заблуждаетесь. На сей раз речь пойдет об охотничьей собаке. В большей степени это может быть интерес-но любителям охоты на водоплавающую дичь. Существует масса её разновидно-стей, но наиболее зрелищной, эмоциональной и результативной из них для меня является охота с собакой с подхода.

Это не рассказ о классической охоте с породистыми подружейными легавыми собаками, делающими стойку над дичью. Хотя в Магадане такие собаки есть и своей работой они доставляют массу удовольствия их владельцам. Я всегда завидовал белой завистью и одновременно радовался за владельцев таких собак – они от охо-ты получали нечто большее, чем просто добыча. Работа собаки не только увеличи-вала результативность охоты, но и придавала самому процессу дополнительные яркие краски. Сам я не имел возможности в силу ряда причин держать собаку, и большинство своих охот на водоплавающую дичь проводил без нее.

Однажды по воле случая я познакомился с одним из жителей поселка Балаган-ное по имени Владимир. Случайное знакомство переросло в некоторые общие дела. Долгое время я помогал ему и его родственникам в приобретении снегоходов и запасных частей к ним. Понемногу узнавали друг друга, выяснялся круг интересов. Редкий житель Балаганного не является охотником. Сама уникальность расположе-ния этого поселка в устье великолепной и богатейшей реки Тауй, обилие различной дичи в окрестностях поселка способствует этому. После первого года знакомства в середине сентября я спросил нового приятеля:

- Володя, есть ли возможность провести недельку в охотничьем домике в окрест-ностях Вашего поселка?

- Да, это вполне реально. Мой отец сейчас один охотится в своем домике в устье реки Усула. Уверен, вы подружитесь, - ответил мне Володя.

В итоге я неделю пожил и поохотился в домике у Виктора Григорьевича.

Время пролетело быстро, и мы с ним вернулись в поселок.

У меня оставалось еще два дня до выезда в город, и мне очень хотелось посмотреть и оценить новые охотничьи места. Был уже самый конец сентября, по утрам небольшие озерца уже замерзали практически полностью, на больших озерах были уже прилич-ные забереги. В это время уже начинают гаснуть яркие и сочные краски осени. Ещё бросается в глаза позолота осенних лиственниц, багрянец листьев рябины, желтизна прибрежных ив и чозений, но безжалостная осень исподволь, тихо и коварно начина-ет вступать в свои права и готовит неизбежный приход зимы. Хвоя лиственницы при прикосновении падает на землю золотым дождем. С шуршанием падают листья осины. Осенний лес в это время доставляет особое удовольствие. Вечером за кружкой чая я поделился с Володей своей мыслью об охотничьем походе по окрест-ностям поселка.

- Володя, хочется посмотреть новые места. Компанию не составишь? - спросил я.

- Запросто. Завтра сам собирался поискать уток. Заодно и многое покажу на Тор-фах и Амунке, - ответил Володя.

Местные охотники Торфами называют систему озер и озерушек, болот и болот-цев, проток и проточек разного размера и степени зарастания. Она начинается километрах в трех от поселка по правому берегу речки Амунка. Место оказалось просто замечательным во всех отношениях.

Именно в этот день состоялось мое знакомство с Шариком в роли охотничьего пса.

Приезжая к Володе, я видел эту собаку, свободно гуляющую во дворе или изредка сидящую на цепи.

Когда он был вынужденно ограничен в свободе, в его глазах читались обида и печаль. Когда он так смотрел, голова его немного наклонялась набок, он явно про-сился отпустить его на волю. В состоянии естественной свободы от постылой цепи выражение глаз собаки менялось. Пес смотрел на мир с чувством собственного дос-тоинства. Они светились добротой и радостью. Пес как-то внутренне подтягивался, приобретал горделивую осанку, и иногда в его взгляде я улавливал даже снисходи-тельность. Мне иногда казалось, что пес может улыбаться.

Он был гордой породы «чистокровного дворянина». Судя по длинным, висячим ушам, с высокой степенью вероятности можно было утверждать, что при его проек-тировании спаниель был где-то рядом. Густая длинная черная шерсть на холке, боках подернута темно-охристой пеленой. Два темно-рыжих пятнышка абсолютно симметрично расположились между глазами, придавая его морде дополнительный колорит. Такие же темно-рыжие полосы симметричными лентами расположились на верхней челюсти, благодаря им у собаки появлялся даже некий шарм. В холке высота собаки достигала сорока пяти сантиметров. Своими размерами он превзошел одного из своих предков. Большие выразительные глаза смотрели на мир добрым взглядом. Пес был умен и всегда вел себя спокойно. В год нашего знакомства ему перевалило за восемь лет. Память сохранила только один эпизод его работы в день первой с ним охоты, но уже тогда я высоко оценил охотничий азарт и трудолюбие Шарика.

Мой первый поход на Торфа оказался успешным. Я заметил стаю не менее чем из 20 крупных северных шилохвостей. Стая сделала два круга над одним из озер и, убедившись в безопасности, красиво, с брызгами в разные стороны села на его сере-дину. Между берегами было метров сорок. Рельеф тундры и берега позволял мне приблизиться к стае, и я начал скрадывание. Метров семьдесят ползком по влажной и холодной тундре преодолел без особого удовольствия. Тем не менее двигался я упорно, в надежде добыть этих северных красавцев. Шилохвость одна из самых крупных уток в нашем регионе и всегда является желанным трофеем.

Мне удалось подползти к уткам на расстояние выстрела. Я лежал в небольшом углублении и ждал, когда минимум две птицы сплывутся вместе. И я дождался этого момента. Дробовой сноп накрыл двух птиц. Одна замерла без движения, вторая пыталась уйти на противоположный берег. В те годы я охотился с вертикалкой ТОЗ-34, и вторым выстрелом из верхнего ствола мне удалось оставить вторую шило-хвость на уже ледяной осенней воде.

Ситуация была занятной – на поверхности озера, распластав крылья, лежали две здоровенных пролетных шилохвости. Минимальное расстояние до битых птиц было не менее 20 метров по ледяной воде. Возле берега красовался могучий, сплошной двух-трехметровый заберег. Битые птицы укоризненно лежали на воде, взывая к охотничьей совести.

По неписаным правилам охотничьей этики охотник, добывший любую дичь должен сделать все возможное, чтобы её взять.

Сам я бы не решился лезть в ледяную воду даже за такими красавцами. Была надежда, что их ветром прибьет к какому-либо берегу, и тогда при помощи выруб-ленной жерди можно будет достать добычу. Был вариант воспользоваться имевшей-ся выброской из толстой лески.

Подошел Володя с Шариком, оценил ситуацию и успокоил меня:

- Сейчас все сделаем, только давай отколем в забереге проход на открытую воду.

Я понял его мысль и при помощи найденной рядом сушины сделал метровый проход к воде. Шарик увидел и почуял сбитых птиц. По его шерсти пробежала нерв-ная дрожь, он видел птиц и всеми силами своей охотничьей собачьей души стремил-ся достать их из ледяной воды. Он даже поскуливал от охватившего его возбуждения. Но и его останавливала вода с плавающими в ней кусками битого льда.

Володя нарвал желтой пожухлой травы, свернул ее в шарик и бросил в воду. Прозвучала команда, больше похожая на просьбу:

- Шарик, возьми!!!

Пес неохотно и как- то обреченно вошел в ледяную воду и, отфыркиваясь, по-плыл к первой битой птице. Он взял в зубы битую шилохвость и направился к берегу. На морде застыло выражение . Пес вынес утку на берег. Ледяная вода ручь-ем стекала с его густой шерсти, усталые и замерзшие глаза смотрели на нас с уко-ризной. Володя не стал тянуть паузу, вновь скатал шарик из травы и бросил его на воду еще раз. Вновь прозвучала команда-просьба:

- Шарик, возьми!!!

Пса трясла нервная дрожь, но уже не от охотничьего азарта, а от холода. Он жалобно поскуливал. Собачий долг толкал его в воду за последней битой птицей, а здравый смысл отталкивал от неё. Так он и стоял, переминаясь с передних лап на задние, борясь с двумя противоположными чувствами.

В конце концов, долг пересилил, и, отфыркиваясь еще сильнее, пес вновь пре-одолел этот холодный и мокрый путь. Он вынес вторую шилохвость, вышел на берег и стал отряхиваться от ледяной воды. Его шерсть промокла насквозь.

В том месте, где мы находились, было сыро. Я убрал битых птиц в рюкзак, забросил за спину ружье, и, подняв дрожащего пса на руки, двинулся на сухое место. Куртка стала сырой от воды, по-прежнему стекавшей с собачьей шерсти.

Я вышел на сухую возвышенность, положил собаку и начал делать что-то вроде поверхностного массажа. Я массировал через шерсть собачью кожу, увеличивая приток крови к ней, что возвращало собаке тепло. Затем, вспомнив, что в кармане рюкзака может оказаться какая-либо сухая тряпка, на Шариково счастье, нашел оставшийся с камбаловой рыбалки кусок сухой тряпицы. Я с силой вытирал соба-чью шерсть. Пес перестал дрожать, приободрился, перестал походить на мокрую, укатанную жизнью псину и вновь превратился в бодрого, веселого пса, глаза которо-го вновь засветились охотничьим азартом.

Для закрепления эффекта мы с Володей устроили привал и накормили нашего героя колбасой, хлебом и конфетами. Набор подействовал ободряюще. Пес благодар-но смотрел на нас и приветливо вилял хвостом. Вот так состоялось мое первое зна-комство с Шариком, ставшим мне верным спутником в охоте лет на пять.

Я не смогу рассказать обо всех птицах добытых с этим другом и помощником . Человеческая память не безгранична, но самые запомнившиеся, самые красивые эпизоды я попытаюсь описать.

Несколько лет процесс охоты начинался с поездки на дребезжащем автобусе по маршруту Магадан - Яна. Автобус отправлялся с автовокзала в 7 утра, и с рюкзаком и оружием я добирался до реки Яна. Здесь на пароме или моторной лодке переправ-лялся через реку. Затем на другом автобусе или попутной машине добирался до Балаганного.

Встречал меня Шарик всегда молча. Добродушно виляя хвостом, он укладывал передние лапы мне на ноги. Он очень любил, когда я чесал ему за ушами. От удоволь-ствия он закрывал глаза и иногда тихо повизгивал.

В каждый свой приезд я привозил Шарику сосиски или что-нибудь подобное. Псу нужно было подкрепиться. Как правило первую сосиску он не жевал вообще. Глотал целиком и просительно смотрел в глаза. Затем просил еще. Он всегда про-сил, а не выпрашивал. Вторую он уже жевал наполовину, третью тщательно разже-вывал. Глаза были полны благодарностью.

Я быстро пил чай, наполнял термос, укладывал его в рюкзак вместе с едой для себя и собаки. Специально для Шарика всегда брал с собой кусковой сахар или карамель. Это для него был не только дополнительный источник глюкозы, а следо-вательно, энергии, но и поощрение при выполнении какой-либо охотничьей задачи.

Как правило, мы выходили на охоту около часу дня. В первые моменты в Шари-ка вселялся какой-то добрый бесенок. Он начинал носиться как щенок, беспорядочно меняя направление бега, он подбегал ко мне, бросался на меня, пытаясь шутливо ущипнуть за руку, радостно повизгивая. Глаза светились радостью и счастьем.

Я не знаю, кто учил его поиску челноком. Скорее всего, это генетическое приобре-тение. Но беспородная дворняга могла в тех местах, где это было возможно, проде-монстрировать челнок практически в идеальном исполнении. Более того, за два года совместных охот он настолько изучил маршруты нашего движения, что в поворотных точках ждал меня и смотрел, в какую сторону я двинусь. Все остальное он уже знал, – куда и как мы будем двигаться.

Показательно его поведение в одном эпизоде. Со временем я четко знал, что после открытия осенней охоты по так называемой местными охотниками Фроськиной протоке следует всегда искать крякву, самую большую из речных уток и самый же-ланный трофей для любого охотника по перу. Кто и как назвал протоку этим именем, я не знаю. В общей сложности протока тянется километра на два. В зависимости от уровня воды ширина протоки может колебаться. От этого же зависит возможность передвигаться пешком вдоль ее берега . Иногда при высоком уровне воды двигаться приходилось вдали от него.

Не спеша передвигаемся вдоль берега протоки. Левый берег в начале протоки практически упирается в лес. Шарик знает, что в лесу уток не бывает, и здесь ведет себя рационально, – он не тратит силы и время на поиски в лесу, а бежит метрах в 30 от меня, проверяя берег протоки.

Две кряквы поднялись метрах в девяноста. Это явно вне выстрела, и я проводил их взглядом, не поднимая ружья. Подошел Шарик и укоризненно глянул на меня. В его карих умных глазах застыл немой вопрос:

- Почему не стрелял, раззява?

Он так делал постоянно, когда я мазал или делал какую-то другую ошибку.

В ответ я виновато посмотрел в глаза своему другу и ответил, как человеку:

- Прости друг, но стрелять было бессмысленно. Мы их найдем в другом месте.

Я продолжал наблюдать в бинокль за полетом этих красавцев. Кряквы прошли метров пятьсот с набором высоты и ушли влево в сторону Торфов. Как мне показа-лось, со снижением.

Мы с Шариком продолжали активный поиск крякв и любой другой водопла-вающей дичи. Я внимательно наблюдал за идущей в поиске собакой и любовался ее работой. Пока он вел себя обычно. Мы прошли с ним не менее километра и через лесную тропу начали переход на уже известные Торфа.

Первым на пути оказалось длинное узкое озеро, густо заросшее различными водными растениями. На нашем берегу рос высокий и разлапистый куст тальника. Шарик на мгновение остановился, втянул носом воздух, слегка замедлил и без того неспешный шаг. Не доходя пары метров до этого куста, он остановился и завилял хвостом.

Он не встал в классическую стойку легавой, но, как мог и считал нужным, пре-дупредил меня: здесь кто-то есть!

Я вскинул МР и приготовился к возможному появлению птиц. Шарик по-прежнему стоял на месте и вилял хвостом.

- Вперед! - подал я команду.

Он сделал несколько своих коротких шагов, и из- под куста с диким шумом, похожим на легкий взрыв, взлетели две кряквы. Они сразу же пошли в угон с набо-ром высоты, расходясь в разные стороны.

Я их ждал и основательно приготовился к их появлению. После первого же вы-стрела кряк, стремительно уходящий влево, завалился на левое крыло, перевернулся и начал падать на воду. Второго дробь достала буквально сразу же после начала падения первого. Он просто попытался продолжить полет, полностью сложив кры-лья. Так и упал на воду грудью вперед.

В ясный солнечный день упавшие на воду кряки поднимали радужные фонтаны брызг. Их блеск был просто изумительным. Из двух выстрелов два кряка чисто биты влет! Картина для богов и посвященных!

Шарика не нужно было подгонять - после падения первого кряка он бросился в воду и поплыл к битой птице. Я быстро подошел к берегу. В руках уже держал кусок сахара для собаки. Заслужил Шарик!

Вода в это время не холодная, поэтому Шарик, удерживая в зубах первого кря-ка, без напряжения подплывал к берегу.

Он вынес кряка на берег, шумно отряхнулся. Я подошел к псу и дал ему кусочек сахара. Наверное, среди его предков были аристократы, так как кусочек он всегда брал аккуратно, одними резцами. Пес благодарно глянул на меня и принялся разже-вывать лакомство.

Дождавшись, когда он доест сахарок, я показал ему второго распластавшегося на воде кряка. Пес охотно пошел в воду и принес его. И сразу же получил еще один кусочек сахара.

С удовольствием и гордостью я держал в руках сразу двух кряков. Тяжелые точеные тела краснолапых красавцев приятно оттягивали руку. Неизменное укра-шение осенней кряквы – темно-синее зеркальце сверху маховых перьев также радо-вало глаз и охотничью душу.

Я сразу же решил устроить привал с чаепитием. Сделал его больше для собаки - во время чаепития он по праву получил такой же бутерброд с колбасой, который я оставил себе.

Еще один занятный случай с его участием произошел двумя годами раньше, когда я еще охотился с вертикалкой.

Случилось это уже на обратном пути в деревню. Возвращались мы как всегда по старой дороге, идущей от Лебединого озера к поселку.

Вдоль этой старой полузаросшей дороги в нескольких местах находились не-сколько озер и озерушек. В одном месте дорога проходит возле двух рядом располо-женных озер. Одно длинное и узкое, второе небольшое, полукруглое. Пространство между озерами, расположенными на расстоянии не более 50 метров, было покрыто невысокими зарослями карликовой березки.

Отохотились мы в этот раз здорово, в карманах рюкзака лежали семь уток раз-ных видов.

Шарик неторопливо бежал впереди, не показывая признаков беспокойства по поводу наличия дичи. Пробежав еще метров двадцать, он остановился на дороге. Шарик повернул голову вправо и попытался верховым чутьем определить, где находится источник уже уловленного его носом запаха. По внешнему виду собаки я понял, что он столкнулся с чем-то необычным.

Я взял ствол наизготовку и направился к зарослям березняка. Шарик был впе-реди метрах в 30 от меня. Он уже не бежал, а крался короткими и осторожными шагами, двигаясь то прямо, то отклоняясь вправо. Пару раз он оглядывался на меня – выражение его морды было недоуменным.

Мне стало понятно, что пес учуял кого-то, с кем нам встречаться не приходилось. Ожидание становилось тягостным. Пес медленно продолжал двигаться по линии этого запаха.

Напряженная тишина взорвалась сразу же в нескольких местах. Большие пест-ро-коричневые и черные птицы с шумом и практически одновременно стали подни-маться из зарослей. Пес оторопело застыл на месте – ничего подобного он не видел.

Взлетели они метрах в 30-40 от меня и в 15 от Шарика.

Мы с Шариком наткнулись на осенний неразбитый глухариный выводок. В нём оказалось восемь голов.

В стволах была утиная дробь № 5, и, чтобы кого-то из этого выводка сделать своим трофеем, мне следовало торопиться.

Я выбрал ближайшего петуха, уходившего строго в угон. Первым же выстрелом полет его был прерван, и глухарь начал падать. Следующий выстрел с поводкой прервал полет второго глухаря. Глухарь пошел вниз и начал планировать на землю. Возникло опасение, что раненый глухарь может просто убежать. Необычность си-туации была в том, что раненый глухарь упал на поверхность озера, метрах в трех от противоположного берега длинного узкого озера.

- Можем иногда сделать красиво, - похвалил я себя, переломив ружье, и после щелчков автоматических эжекторов, извлекших стреляные гильзы, вставил новые патроны.

Шарик уже трепал первого сбитого петуха. Резкий незнакомый раньше запах волновал его собачью душу. Черные глухариные перья, в возбуждении выдернутые собачьими зубами, плавно парили в воздухе и ложились на пожелтевшую траву.

Я поднял сбитого петуха за шею, резко встряхнул и двинулся к озеру, где возле противоположного берега трепыхался в воде второй глухарь.

Мы вместе с Шариком, возможно, в первый и последний раз наблюдали необыч-ную картину - ГЛУХАРЬ НА ВОДЕ.

Перо глухаря, в силу особенностей его строения и других физиологических осо-бенностей тетеревиных птиц, совершенно не приспособлено к пребыванию в воде. Оно очень быстро намокает.

- Возьми! - скомандовал я Шарику.

Пес охотно пошел в воду и поплыл к продолжавшему барахтаться в воде глуха-рю. Однако с первой попытки Шарик не взял птицу и не начал вытаскивать её на берег. По всей видимости, его смущали необычный запах птицы и ее внешний вид. Шарик наверняка знал и помнил запахи всех добываемых с ним уток: чирков-свистунков, чирков-клоктунов, крякв, свиязей, шилохвостей, широконосок, черне-тей, лутков. Здесь же для него было что-то незнакомое, непонятное.

Ситуация его явно смущала, и он, не решившись сразу взять сбитого глухаря, начал кругами плавать вокруг него. Он сделал два круга возле добычи в полном смятении и недоумении. Он пока не понимал, что и как делать с этой черной, неве-домой и громадной птицей.

Все же с третьей попытки он поймал глухаря за шею и вынес на берег.

Два петуха-первогодка, не утратившие еще признаков ювенильного оперения, неожиданно и красиво стали моими трофеями.

Я положил их на землю на радость Шарику, и он решил продолжить трепать птиц, толкая их своим влажным носом и вдыхая волнующий его запах, иногда от-фыркиваясь и довольно поглядывая на меня.

После такой удачи мы устроили привал. Сделал я его специально для подустав-шего пса. Он терпеливо сидел рядом, дожидаясь положенного бонуса. В этот раз ему причитался добрый кусочек сыра, колбаски и конфеты на десерт. Пес как всегда благодарно, но с достоинством принял угощение. Умные карие глаза смотрели на весь мир ласково и умиротворенно.

Поведение Шарика, когда мне приходилось скрадывать на речке или озере уток, обнаруженных в бинокль, заслуживает особого внимания. Собака демонстрировала удивительное послушание. Я не припомню ни одного случая, чтобы пес сам вспугнул скрадываемых уток. Подаваемую шепотом команду «Нельзя! Место!» он понимал и выполнял буквально: садился в том месте, где его заставала команда, и не сходил с него, пока не раздавались выстрелы или команда «Ко мне!»

Если пес прибегал после выстрелов, он осматривал и обнюхивал доступное ему пространство воды или берега. Если видел или чуял добычу, без команды шел в воду, имевшую разный цвет в зависимости от освещения. В туман или облачную погоду вода была неприветливо серой. В ясную солнечную погоду она была привет-ливой ярко–синей или голубой. В любом случае Шарик традиционно получал свои неизменные бонусы в виде конфетки или сахара.

В один из осенних солнечных дней мы с Шариком двигались вверх по речке в последней излучине перед Лебединым озером. Поднимаясь по реке, мы слышали раздававшиеся вверху выстрелы, перемещавшиеся вниз. По всей видимости, кто-то спускался по реке на резиновой лодке или, как мы, шел пешком. Послышались голоса, по воде звук разносится далеко и быстро.

Мы с Шариком остановились, ожидая увидеться с коллегами по охоте, и увидели выплывающую из-за кривуна резиновую лодку. До нее было метров двести. В этот же момент на расстоянии выстрела из прибрежной травы взлетают три чирка и, не набирая высоту прямо над водой, начинают уходить от лодки в нашу сторону. Как-то торопливо им вслед прозвучали два выстрела - один дробовой сноп лег сзади птиц, другой сбоку. Чирки набрали скорость и лишь немного приподнялись над водой.

Я был готов к этому и сделал два выстрела с поводкой, не останавливая оружия. Один чирок упал на воду, второй в траву на противоположном берегу реки, метрах в полутора от уреза воды.

Шарик, как всегда, молча, а сейчас даже гордо вошел в воду и на глазах мужиков, понуро сидящих в лодке, с чувством собственного достоинства вынес чирка на берег.

Я знал, как достать второго чирка, - мужики из лодки наверняка бы помогли. Но ведь со мной был Шарик, и я не упустил возможности продемонстрировать мужикам его отменные охотничьи способности.

Я сорвал уже начавшей желтеть травы, свернул шарик и бросил в сторону проти-воположного берега. Пес не видел сбитого чирка и пока не чуял его запах. Он спокой-но пошел в воду и поплыл в сторону своего травяного тезки. Шарик поравнялся с ним, но проплыл мимо и направился на противоположный берег. Он верховым чуть-ем с воды учуял на берегу сбитого чирка. Пес вошел в траву на противоположном берегу, взял зубами чирка из травы и, войдя в воду, неторопливо, как всегда отфыр-киваясь, поплыл на мой берег. Я уже ждал его, развернув карамельку.

Шарик, явно чувствуя на себе изумленные взгляды мужиков в лодке, вышел из воды неспешно, даже вальяжно. Он положил чирка на траву как-то неестественно медленно и так же медленно и тягуче начал отряхиваться от воды.

На глазах мужиков я угостил собаку честно заработанной конфеткой, снял рюк-зак, достал все необходимое для привала - термос, хлеб, колбасу, печенье. Пес по-слушно уселся рядом, не обращая никакого внимания на причаливающую лодку. Из лодки раздалось приветствие давнего знакомого Александра, местного казачьего атамана.

- Ну, вы даете! Перед самым носом красиво сняли двух чирят да еще показали, как красиво работает собака, - приветливо сказал Александр.

Шарик, понимая, что говорят о нем, гордо сидел возле моего рюкзака, ожидая своей порции колбаски и сыра.

Неспешно посидели, попили чаю. Во время чаепития Шарик с достоинством жевал колбаску, сырок, не отказывался и от конфеток.

Двигаться дальше вверх по реке смысла я не видел, и мы с Шариком начали выходить на уже известную старую дорогу.

Подобная ситуация повторилась с зеркально точностью через год. Разница была только в 2-3 дня, а все остальное было тем же—то же место, те же люди, то же коли-чество битых чирков.

Несколько ярких моментов в поведении Шарика навсегда остались в моей памя-ти во время весенней гусиной охоты на Аэродромных озерах. Так местные охотники называют систему тундровых озер, поворот к которым с дороги Балаганное - Талон находится на сороковом километре.

В тот год в тундре было очень много снега, и практически до окончания охоты по тундре мы передвигались на лыжах или снегоходе.

В одном на двоих скрадке мы охотились вдвоем с Григорьичем, Володиным отцом. Я поражался энергии этого человека: в 70 лет наравне с нами, молодыми, он выносил все тяготы и переживал удачи гусиной охоты.

Скрадок представлял собой снежную яму размером три на два метра. Глубина снега около метра. По кругу яма обтянута белой укрывной тканью, растянутой на воткнутые в снег жерди, связанные между собой. На льду озера у нас стояло около 40 профилей из рубероида и пять профилей из белой парусины, размером напоминаю-щих лебедя. Эти профиля набивались специально привезенным с собой сеном. Жили вчетвером в большой шестиместной палатке с печкой и на стационарном каркасе. Для ее установки пришлось перекопать большое количество снега. Каркас был полностью задут снегом. Гусь тянул вяло, и результаты охоты за пять дней пребывания были более чем скромными. Пес все время находился с нами, иногда ходил в гости к соседям, где его угощали разными вкусностями. Пятого мая день выдался серым, облачным. Мы с Григорьичем сидели в скрадке, негромко перегова-риваясь, не забывая отслеживать и прослушивать окружающее нас воздушное про-странство. Рядом с нами метрах в восьмистах располагались несколько укрытий соседей.

Часов около двух на нас с дедом налетел долгожданный табун белолобиков. Налетели довольно кучно, на расстоянии хорошего выстрела. Сердце бешено коло-тилось: ведь это был первый налет.

Я сделал два выстрела, хотя мог сделать шесть. Два выстрела сделал Григорьич из своей горизонталки. После моего второго выстрела один белолобик начал падать, плавно снижаясь. Вместо того чтобы стрелять еще, я завороженно наблюдал за его снижением. Гусак утянул метров на 70-80 и сел на снег. Григорьич своим дуплетом тоже ранил одного гуся, но он упал метрах в тридцати от нашего скрадка. Пока дед перезаряжал свою двустволку, я добил его подранка и выскочил из нашего убежища – своего подранка нужно добирать.

Я не видел, когда появился Шарик. Он уходил с Володей, сидевшем в своем скрадке метрах в двухстах от нас. После наших выстрелов он подошел к нам. Сразу заметил сидящего на снегу подранка и в пределах отведенной природой быстроты бега бросился к гусю.

Я не мог стрелять, потому что пес оказался на лини огня. Я мог только бежать вслед за Шариком, надеясь на его быстрые ноги. Гусь был ранен не тяжело и начал убегать от собаки. Перебитое крыло не позволяло ему попытаться взлететь.

Шарик сбил гусака с ног, прикусил за шею и, удерживая за нее, волоком пота-щил по насту к нам. Я встретил собаку, забрал у него тяжелую для него ношу и дви-нулся назад. Там рядом с нашим скрадком Григорьич держал в руках белолобика.

Прошедший через нас табун сделал круг и налетел на соседние скрадки. Мужики отстрелялись и выбили двух гусей, а третий отделился от табуна, расправил крылья и начал планировать со снижением в нашу сторону. Все это увидел Шарик и без команды бросился к месту предполагаемого падения гусака. Гусак не долетел до нас метров двести. Я тоже быстрым шагом, иногда бегом побежал по насту вслед за Шариком. Гусь упал на снег, сразу же встал и начал активно обороняться от собаки. Удар гусиного клюва может быть чрезвычайно опасен для неё. Тем не менее Шарик оказался проворнее – по всей видимости, он опять ловко поймал гусака за шею. Он взял в зубы гусиную шею и потащил. Только не в сторону охотника, взяв-шего гусака, а в нашу сторону.

Вдогонку Шарику со всех ног на лыжах бежал сосед-охотник, сбивший гуся. Мужик был довольно грузным, и этот бег ему очень тяжело давался. Такой бег мог означать только одно - кому-то сильно казалось, что у него хотят украсть его добы-чу. Я взял гуся в руку и двинулся в сторону чрезмерно спешащего соседа. Шарик бежал рядом со мной. Сосед наконец-то финишировал. Выражение его лица было явно недобрым.

- Здорово, сосед! С полем,- сказал я и протянул ему его добычу.

Он в горячке начал орать на собаку. Большей глупости трудно придумать, ему её благодарить надо. Я вежливо объяснил соседу, что совсем не стоит обижать наше-го Шарика. Поняв, что сморозил глупость, он начал извиняться передо мной. Но пес демонстративно развернулся и ушел в сторону нашего скрадка.

Разговорились, познакомились, успокоились. Правда, Шарик всё же обиделся на Александра, и, когда через три дня Александр обратился ко мне с просьбой дать собаку, чтобы она помогла добрать подранка, я просто сказал:

- Уговоришь - бери!

Пес сразу же, после первых же слов Александра, ушел в лес. Никто не смог за-ставить Шарика идти на выручку соседу. Обида оказалась сильнее. Мужики полдня гоняли по тундре легко раненного гусака. Так и не смогли взять.

Второй заслуживающий внимания эпизод произошел дня через три. Солнце уже стало припекать, стало теплее, и мы в солнцезащитных очках сидели в своих скрад-ках в ожидании налета. Иногда ненадолго могли себе позволить раздеться по пояс, подставляя солнцу истосковавшиеся по солнцу наши тела. Шарик, как всегда, был с Володей.

Как-то по только ему известному поводу он решил прогуляться к нам в гости. Он подошел к нашему укрытию, остановился метрах в трех, приветливо виляя хво-стом . Он ведь в гости пришел!

Ветер был для нас встречным. В какой-то момент Шарик развернулся на ветер. Благодушное выражение собачьей мордуленции исчезло, во взгляде, позе появилась озабоченность. Пес продолжал втягивать носом воздух, пытаясь понять, откуда шел привлекший его запах.

Шарик спустился с нашего снежника на озеро и целенаправленно начал пересе-кать его, отклоняясь немного вправо. Пес пересек озеро и вышел на берег. Метрах в двухстах от нашего скрадка на противоположном берегу озера была видна неболь-шая проталина.

Он начал обследовать ее, остановился на одном месте, уткнулся мордой в землю и начал вилять хвостом. Все это я наблюдал в бинокль. Володе стало интересно происходящее, он завел снегоход и поехал к тому месту, где Шарик продолжал стоять в прежней позе. Я с интересом наблюдал в бинокль за происходящим.

Володя подъехал к проталине, остановился рядом с Шариком. Сойдя с «Бурана», он поднял белолобого гуся. Чей-то подранок утянул от места стрельбы и упал на этой проталине. За время нашего нахождения в укрытиях никто на эту проталину не прилетал. Пропустить прилет гуся на проталину три человека вряд ли бы смогли. Тем более что с нами был Шарик.

Володя привез гуся и Шарика . Гусь был довольно крупным для белолобика. Тем не менее в течение суток этот гусак висел у нас на вешалке в ожидании возмож-ных претензий. В итоге мы его приготовили на праздничный обед в День Победы.

- Ну что, Коломбо, молодец! – вот когда впервые прозвучало имя детектива, героя американского криминального сериала, успешно разыскивающего преступ-ников. Именно сейчас Шарик получил второе собственное имя – Коломбо. В процес-се возникали вариации –Коломбиньо, Коломбас и т. д. В конце концов Шарик начал отзываться и на это имя.

Надолго в памяти осталась одна из охот, состоявшаяся уже в октябре. К тому времени температура по утрам была уже отрицательной, мелкие и небольшие озера были уже полностью во льду и не оттаивали даже днем. Желтая осенняя трава по утрам была уже подернута серебристым инеем и похрустывала при каждом шаге.

Охотничий зуд вновь заставил меня преодолеть на автобусе тот же самый путь от городского автовокзала через Армань и Янскую переправу в Балаганное. Это была последняя утиная охота в том сезоне, – просто хотелось перед длительной зимой еще раз побродить с оружием по осенней тундре. Все было как обычно - сосиски Колом-бо, быстрые сборы и выход в лес.

В этот раз мы с Коломбо решили пройти на Лебединое озеро другой дорогой. Она шла параллельно уже вам знакомой, только оказалась более заросшей и трудно проходимой.

Нужно было около часа двигаться по ней, чтобы, пересекая тундру, выйти на Амунку. В последнем перелеске перед выходом на открытую тундру пес забеспокоил-ся, начал втягивать носом воздух, ориентируясь на правую сторону дороги. Затем резко ушел в лес. Я слышал только треск и шорохи, раздававшиеся из леса.

Вскоре недалеко от дороги раздались звуки взлетающей в кустарнике стаи ку-ропаток. Поднималось одновременно не менее 50 птиц. Уже перелинявшие, снежно–белые птицы были видны очень хорошо. Впервые за все время наших с ним охот пес начал лаять и попытался гнать птицу. На него это явно не походило, – Коломбо никогда не гонял птицу с лаем. Пес вернулся на дорогу, тяжело дыша и высунув язык. Я немного пожурил Коломбо за неподобающее поведение. Пес виновато глянул на меня и понуро опустил голову.

- Ну что, всех разогнал?- незлобно продолжал я ругать Коломбо.

- Теперь пойдем искать твоих куропачей, - закончил я воспитательный процесс.

Я не видел, чтобы куропачи пересекли дорогу справа налево и ушли в густой лес. Вероятнее всего, пес угнал их в сторону небольших перелесочков, возвышаю-щихся местами на тундре и чередующихся зарослями карликового березняка и низ-кого ольховника. Такие места были расположены недалеко от Амунки , а это было нам по пути.

Мы свернули с дороги, вышли на чистое место, и в бинокль я тщательно осмот-рел окрестности. Снежно–белая окраска куропаток в итоге сыграла с ними злую шутку. Их было видно издалека, и я легко обнаружил их.

Три или четыре птицы сидели метрах в трехстах от нас на лиственнице, в бли-жайшем перелеске. Скрытно подойти к сидящим птицам не представлялось ника-кой возможности, поэтому я попытался подойти двигаясь неторопливо, проходя как бы мимо. Пес четко выполнял команду и не уходил вперед.

Сидевшие на дереве птицы подпустили меня метров на 50. Две из них забеспо-коились, тревожно заходили по веткам и за исключением одной снялись с дерева. Вслед за ними взлетели и остальные птицы, сидевшие чуть сзади в лощине и поэтому не видимые сразу. Эта стайка летающих белых снежков налетела на меня на расстоя-нии выстрела.

Мне удалось выбить двух птиц двумя выстрелами. Стрелял на дальнем расстоя-нии, поэтому получилось два подранка. Ярко-белые куропатки на фоне ярко желтой осенней травы представляли собой интересное зрелище, но двигаться они могли довольно быстро, что и начали демонстрировать, разбегаясь в разные стороны. Здесь пес не выдержал и без команды бросился за одним из подранков. Он довольно быстро догнал подранка, придавил, взял в зубы и понес ко мне. Перо у куропатки держится довольно слабо, поэтому при движении собаки в воздухе парили белоснеж-ные легкие перья, отделившиеся от птицы.

Я забрал добычу у Коломбо. К его довольной физиомордии прилипли несколько белых перьев. Это придавало его морде довольно забавное выражение. Я сразу же послал Коломбо добрать другого подранка. Ему тоже не удалось далеко уйти. Колом-бо оказался проворнее. Мы гоняли этот табун, разбившийся на небольшие стайки в течение трех часов. Птицы не подпускали на расстояние верного выстрела, и поэто-му я стрелял только из верхнего чокового ствола своего ТОЗ-34. В итоге я расстре-лял практически все патроны. У меня осталось только три дробовых, но в рюкзаке лежали 7 осенних белоснежных куропачей.

Пес работал великолепно - практически все птицы были подранками, и без него мне было бы трудно их всех собрать.

Перед тем, как отправиться назад вниз по Амунке я устроил большой привал с традиционным обедом на две персоны. Мы вышли на речку Везде по берегам были большие забереги, в наиболее медленных местах реки она была уже полностью перехвачена тонким льдом. В тех местах , где течение было побыстрее, еще остава-лась открытая вода.

Шансы встретить уток были очень малы, и я быстрым шагом двинулся вниз по берегу речки. Тем не менее, просматривая в бинокль участки открытой воды, мет-рах в двухстах увидел плавающую в воде одиночную утку. Прибрежная раститель-ность у берега позволяла попытаться подойти к ней на расстояние верного выстре-ла.

Я подал команду собаке, снял рюкзак и начал скрадывать. Утка периодически ныряла, что сильно облегчало скрадывание. Утка вынырнула метрах в тридцати от меня, и, тщательно прицелившись, я выстрелил. Дробь накрыла птицу, она на мгно-вение осталась на воде, но тут же нырнула. Пес подбежал к берегу и вошел в холод-ную воду. Утка вынырнула, опять нырнула. Пес начал погоню за подранком. Про-должалась эта погоня минут двадцать. Я не мог стрелять предпоследним патроном, потому что Коломбо почти всегда находился на линии огня. Наконец поднырнув, Шарик вынырнул с уткой в зубах и поплыл к берегу. Я встретил его в воде, забрал добычу. Нашим трофеем стала хохлатая чернеть.

Шарик стоял на берегу отряхиваясь. Ситуация напоминала уже упомянутую ранее с той разницей что Коломбо в воду лезть больше не нужно.

Коломбо продолжал отряхиваться от ледяной осенней воды. На меня вновь глянули замерзшие, умные карие глаза. Он, наверное, тоже вспомнил давний случай.

Я не разочаровал Коломбо: вновь взял его на руки и вынес на сухое место. Поло-жил его на рюкзак и принялся растирать. Пес лежал расслабленно и с благодарно-стью вновь принимал эту процедуру. У меня в рюкзаке на счастье Коломбо опять нашлась тряпка, которой можно было удалять лишнюю влагу из его шерсти. В итоге пес повеселел, взбодрился и был готов к традиционному привалу. Подобных случаев было много. Я остановился на наиболее ярких и запомнившихся.

В один сезон при помощи и с участием Коломбо мы добыли 47 уток разных видов. Воды в том году было больше обычного, и сам без собаки я смог бы достать не более 8, не прибегая к помощи выброски или собственного купания в неприветливой воде. За все время наших совместных охот Коломбо не менее пяти раз приносил мне в зубах чужих подранков. Последние два года совместной охоты проходили в щадя-щем для него режиме. Я передвигался 20-30 минут и после этого давал Коломбо 10 минут отдыха. Возраст собаки брал свое, и Коломбо было уже просто тяжело дви-гаться без такого отдыха. Он подходил ко мне, садился рядом и прикладывал голову на колени, когда мы останавливались для привала. В глазах собаки я видел тоску и благодарность. Он получал свою порцию глюкозы для восстановления сил, и мы с ним двигались дальше навстречу нашей охотничьей удаче. Случилось так, что я перестал в силу всевозможных причин приезжать на охоту к Володе в Балаганное.

Через два года я узнал, что Коломбо погиб. Обстоятельства его смерти мне оста-лись неизвестны. Теперь я снова езжу на охоту в милые сердцу угодья, которые мы вместе с Коломбо исходили вдоль и поперек. Немного поменялся способ охоты – теперь я с огромным удовольствием сплавляюсь по тихой Амунке на резиновой лод-ке. Проплывая вдоль ее берегов , я каждый раз вспоминаю те счастливые дни, кото-рые подарил мне беспородный пес по кличке Шарик - Коломбо.

Время от времени с оставшихся на память фотографий на меня смотрят его умные карие глаза, в глубине которых только посвященный может рассмотреть азартную охотничью душу.

Именно этого взгляда, бескорыстной работы мне так не хватает в те моменты, ко-гда я опять попадаю на Амунку.