(Рассказ бывшего партработника Нины Ивановны П.)

 

- Вот, если услышать в первый раз название города - «Грязи», то многие эту грязь, которая дала название городу, и представляют… Поэтому - жить в городе с подобным названием, это же – громадный стимул выбраться «из Грязи – в князи», либо, не смотря на название, превратить его в чистый оазис Черноземья вопреки нехорошим ассоциациям! Вот и я выбиралась, как могла, естественно, для того, чтобы превратить потом Грязи в оазис! Но все почему-то и тогда, и сейчас звали и зовут его - «город Г.»…

В 70-х годах первым шагом к воплощению моей мечты был педагогический институт, по окончании которого я поехала работать преподавателем русского языка и литературы в школу села Петровка Грязинского района. Активная комсомолка, неплохой организатор, там я очень быстро вступила в партию, стала парторгом школы, и мне дали рекомендацию в члены бюро райкома партии. Пришлось пребывать в кандидатах достаточно долго, проходя испытательный срок, учась работе партийного руководства на практике и в ВПШ… Вот уж чего-чего, а сроки наша партия давать умела, и не только испытательные!.. В селе и районе не могли меня не заметить и выбрали председателем сельсовета шести деревень и сел. План по шерсти мы перевыполняли в 10 раз, по яйцам – в 3 раза, по молоку… Всю шерсть в соседней области скупили – овцы не успевали за моими амбициями, а в члены бюро райкома меня так и не принимали. Говорили: молодая очень – всё впереди, словно кандидаты стояли в очереди по возрасту!.. А ведь и правда: было мне в ту пору всего-то 24 года, ещё не замужем. «Но нет таких крепостей, которые бы не взяли коммунисты!».

Бюро райкома, не без признания и моих организаторских способностей, приняло решение: силами шефов-предприятий района построить в Петровке показательный коттеджный поселок для рабочих совхоза – 40 финских домиков на одного хозяина. Конечно, один дом на одну семью, а не то, что вы подумали, исходя из реалий сегодняшнего времени!

И вскоре несколько коттеджей было построено – попробуй, не выполни решения партии и правительства - положишь партбилет, а вместе с ним похоронишь мечту о дальнейшей карьере, лишившись, может быть, даже ведомственной «Волги», входящей в джентльменский набор правильного среднего руководителя того времени.

Вдруг в один прекрасный летний день от первого секретаря райкома Рогова Василия Александровича приходит к нам в партком совхоза и сельсовет депеша: «К вам за опытом едет делегация одного из немецких городов из ГДР во главе с мэром. Прошу подготовить перечень мероприятий для приема делегации на должном уровне». Ну официально, конечно, встретить хлебом-солью, организовать митинг, посвященный советско-немецкой дружбе, обменяться сувенирами, организовать завтрак, показ коттеджного поселка, затем отвезти на летнюю базу завода гидрооборудования, там организовать обед и после этого, посадив на моторные лодки, чтобы увидели красоту нашей несравненной, описанной Тургеневым, реки Матыры, отправить назад - в Грязи. Неофициально же: приобрести по разнарядке райкома продукты и спиртное на базах РайКООПторга и треста ресторанов, проверить все это в Потребнадзоре, задействовать поваров из лучшего ресторана райцентра, лучшими артистами обеспечить культурную программу в народном стиле, всячески препятствовать тому, что могут напиться (как наши, так и гости) и полезть в реку, а там – утонуть. Короче: настоящая партийная и государственная работа и забота.

Мне нужно было контролировать соблюдение меню завтрака и обеда и следить, чтобы наши и гости не перепились и пьяными не полезли в воду. Самым трудным вопросом оказалось подготовиться к ситуации, когда мне – хрупкой девушке, с небольшим весом и ростом, возможно, придется останавливать пьяных немцев и их русских друзей, рвущихся к реке… Словом ведь не проймешь - даже нашим родимым матом - немцы могут не понять, а наши в ответ такое забабахать! Ох, не зря спросил меня секретарь парткома совхоза Перов Иван Михайлович, когда это поручение давал, знаю ли я немецкий язык. Почему дал такое поручение - ясно: я - женщина и, значит, буду самая трезвая из наших… Немецкий язык я знала в пределах школьной и институтской программ, зато русский – досконально, включая малоизвестные идиомы...

Заверила руководство, что справлюсь.

Иду из правления домой озабоченная: думаю, как выйти из положения... Так расстроилась, что в задумчивости чуть в столб лбом не влетела, а на том столбе - много проводов и табличка с черепом Йорика и костями «Не влезай –убьет!». Вот говорят, что правильным людям Бог помогает, вот и мне он помог тогда! Я бегом к электрикам в мастерскую и выпросила себе такую табличку: если полезут в реку, то, когда слова (и грудь!?) не помогут, покажу табличку – должны понять!

Для нанесения последних штрихов в план приема делегации мы собрались в кабинете секретаря парткома, чтобы отточить шаг за шагом план приема делегации. Иван Михайлович дымил своим неизменным «Беломором» - он, как будто с ним родился!.. Все уже устали от напряжения и валились с ног. Но наш штаб работал! «Смольный!» - как говаривал, будоража нас, наш парторг.

В прениях и в дыму как-то незаметно время приблизилось к 5 часам вечера. И вдруг, оглушая всех, как ревом сирены, зазвонил телефон. Иван Михайлович поднял трубку, сноровисто встал и, перегнав цигарку из одного угла рта в другой, поднял правую руку по-ленински вперед и вверх - и гаркнул:

- Штаб революции Смольный – Петровка на проводе!

Хорошо, что хоть картавить не умел даже в шутку!

И тут же грузно осел, покрываясь бисеринками пота, передав трубку мне. В трубке гремит голос первого секретаря райкома Рогова Василия Александровича:

- Вы что там - совсем перепились!? Передайте Перову, чтобы завтра же с утра был у меня, - и далекие грозные гудки…

Оглушенные и раздавленные, мы выпили по 100 граммов сразу же нашедшейся водки и, понимая, что Ивана Михайловича ждет, как минимум, выговор с занесением, стали думать, как быть…

«Штаб революции» продолжил свою работу. Может быть, кто-то думает, что революцию в умах и на местах делали высшие партийные органы, но я-то знаю, что они только собирали деньги партии для побед и свершений не только в нашей стране, но и в других, думая, что руководят и там, а не просто раздают наши деньги. (Жаль, конечно, что все победы, свершения и достижения достались бессовестным олигархам: видимо потому, что деньги партии «распилили» в Африке на «зюгановских лесопилках» (Шучу!). На самом деле, всё делали мы – рядовые и строевые партработники – приводные ремни государственной машины власти к народу.

В общем, мы долго раскидывали «партийный пасьянс», но ясно было, что ничего хорошего Ивана Михайловича не ждет… И тогда он, почти совсем отчаявшись, не стесняясь, упал мне в ноги:

- Выручай, Нина!.. Век не забуду.

Надо сказать, что наш Первый секретарь райкома был не только первым в районе коммунистом, но и первым кобелем: он не пропускал никого и ничего, что движется. То ли наши целебные грязи с железом ему помогали быть стойким, то ли ещё что. Но, находясь на высокой партийной должности, зная, как строга была партия к моральному облику строителя коммунизма, он ни разу не был уличен в порочащих связях, потому что делал это по-умному: всем женщинам, с кем был, он помогал – кому с квартирой, кому с детьми в садик и т.д., и мужья, если таковые имелись, молчали. Кроме того, он мог выпить ведро водки, не пьянея, что являлось одним из важнейших качеств советского руководителя того времени, ведь многие важные вопросы в народном хозяйстве нашей страны и тогда решались только на застольях -банкетах, как бы сегодня сказали.

Надо помогать - вместе же работаем. На бюро райкома я не высовывалась, ходила в строгом костюме, и вряд ли, Василий Александрович меня помнит… Но – посмотрим по обстоятельствам.

Девушка я была симпатичная, собой аккуратненькая, с красивыми ногами - они и сейчас при мне!

Рано утром «после уборки своей планеты» делаю легкий макияж, как сейчас это называется, т.е., подкрашиваю глаза и губы, взбиваю волосы, надеваю прозрачную белую блузку, юбку, едва прикрывающую колени (а если сядешь, она пикантно их открывает…), австрийские шпильки, добытые по большим связям, и еду в Грязи в райком к Первому.

Смазливенькая секретарша в приемной:

- Вы по какому вопросу?

- По личному.

Тогда ещё можно было пробиться к руководству без предварительной записи и дней приема 1 раз в месяц, как сейчас… Да, личности и личное - были, хотя личной собственности не было, а сейчас – всё наоборот… Лишний пример тому, что главная «личная собственность» - это то, что внутри - в сердце, в мозгу, в душе, а не снаружи - всё, что мог хапнуть.

Захожу в кабинет. Оглядывает с ног до головы – именно в такой последовательности, встает, подходит и, смотря с затаенным в уголках глаз извечным хищным мужским огоньком, будто вспоминая меня на бюро райкома, где я только выбралась в кандидаты, негромко спрашивает:

- Так, какой у Вас ко мне личный вопрос? – А глаза уже огнятся сильнее и сильнее…

- Василий Александрович, - говорю я, поначалу робея, - Вы вчера позвонили Перову Ивану Михайловичу, когда мы разрабатывали доскональный пошаговый план мероприятий по приему в Петровке делегации из ГДР...

Он меняется в лице, но ему интересно посмотреть, какие ещё у меня есть «доводы»…

- И что? В этот момент вы там обсуждали, как бы их Владимир Ильич в Смольном встретил? – сразу становясь серьёзным, говорит он, возвращаясь в свое кресло за широким столом.

В мозгу у меня проносятся, смешиваясь: ходоки к Ленину в Смольный, броневик с Апрельскими тезисами и Лениным из Цюриха на броне, и даже – опломбированный вагон, в котором, как нельзя было говорить, он ехал из Германии, чтобы сделать нашу-свою революцию в России…

- Мы отнеслись к порученному Вами делу с партийной ответственностью, чтобы выполнить поставленную задачу на высоком организационном уровне, именно, как это делалось в штабе Революции: не только продумывали каждый эпизод работы с немецкой делегацией, но и старались всё предусмотреть в плане идеологического воздействия на немецких товарищей и жителей села. - Я пытаюсь отвлечь Василия Александровича собственной смелой философией: Ведь идеология – это священная корова партии. Её нельзя трогать, ибо легко может забодать… Но, если постоянно и хорошо кормить, то её молоко приносит партийной (и любой власти) много пользы.

- Пили?

- Что Вы, Василий Александрович! Устали очень…

- Идите и передайте Перову, что выводы будем делать на бюро райкома после визита немецкой делегации. Попробуйте только не справиться!

...Немцы приехали на трех машинах, их было восемь человек. Мэром оказалась женщина средних лет, энергичная и говорливая. Она ехала в обкомовской «Чайке» - таких машин никогда не видели в Петровке не только дети, но и люди постарше. За «Чайкой» шли две «Волги».

Вы думаете, почему у нас в России дороги такие плохие. Да их просто не хотят и не хотели никогда делать хорошими, чтобы начальство реже наведывалось из своих больших городов! У него же (исключительно для авторитета!) были всегда (да и сейчас!) самые лучшие машины в округе, а их разбить – как два пальца об асфальт! Народ же – не дурак, и местные начальнички тоже: зачем мостить дорогу к взысканиям? Гоголь прав только в том, что любые дураки у власти так гнобили наш терпеливый народ, что он просто по генетическому чувству самосохранения старался отгородиться плохими дорогами от таких дураков. Так что, дураки — только те, кто не понимает, что отсутствие нормальных дорог в России - это самозащита народа от жестоких правителей и врагов. А вместе с нашими морозами – это, вообще, самые главные защитники глубинки! Прямо, уж и не знаю, что будет, если потепление климата у нас начнется…

Хдеб-соль поднесли красиво, а главное - вовремя. Легкий завтрак в семье лучшего комбайнера, занимающей просторный коттедж, прошел нормально. Ну, конечно, не без особенностей - ведь известно: что для русского – легкий завтрак, если он бывает «на халяву», то для немца – обед, хотя и жрать они тоже дюже здоровЫ, но «орднунг» – важнее.

Потом почти бегом прошли по остальным постройкам, осмотрели недостроенные дома и под одобрительное «О, Ja! Ja! Sehr gut!», машины отправились на загородную базу завода гиброоборудования на Матыре.

Там проявление русского гостеприимства было продолжено с неизменным размахом, но в рамках международных приличий, т.е. с предложением отведать национальные блюда с шампанским и водочкой под русские песни и хороводы девушек в сарафанах и кокошниках (ансамбля «Россиянка» из областного центра) и, естественно, под икру. Официантки из ресторана также были в национальной одежде, но покороче и в фартучках.

Пообедали, естественно, по-русски – жирно и плотно. Немцы шампанское не очень-то пили – только мэр пригубливала, а пиво разлива нашего грязинского пивзавода мы гостям не решились предложить исключительно потому, что этикетка на бутылке была не очень красивой – нельзя было позорить державу перед иностранцами!

После согласования по телефону вопроса со вторым секретарем райкома, поставили на стол 3 бутылки «Столичной» - для гостей и аборигенов. Аборигены всячески старались не показывать интерес к водке, а гости особо не считались с тем, какое впечатление произведут…

Я следила за тем, чтобы на столах стояли полные тарелки, пустые - вовремя убирались, хватало салфеток. Гости налегали на икру - её специально к мероприятию привезли из Москвы. Борщ и фаршированный молодой поросенок, заливное с щукой и сомом тоже шли неплохо. Причем, мы, помня о строгости Василия Александровича, не только почти ничего не пили, но и особо-то не ели, чтобы не терять нить беседы, в которой усердствовал немецкий переводчик. Тостов за советско-немецкую дружбу и немецко-советскую "Freundschaft" было сказано достаточно для того, чтобы, наконец-то, хотя бы за этим столом, поверить в её наличие. Да, за столом дружить легче, если не... поссориться!..

После дружеской трапезы, громко и радостно скандируя «Дружба-Freundschaft!», мы повели гостей к реке Матыре с тем, чтобы посадить в лодки и отправить назад в Грязи. Посмотрев на чистую, широко текущую в спокойном достоинстве реку, немцы поцокали языками, и несколько человек разулись и вошли в воду. Я, словно квочка за цыплятами, следила, чтобы не лезли дальше. Но пуще всего боялась, что кому-нибудь и из наших активистов от пережитого волнения взбредет в голову устроить шоу (как сейчас говорят): раздеваясь на ходу до позорных синих или черных семейных трусов (другой расцветки почти не было в магазинах), с криком «Япона мать!» или чем-то в этом роде, со всего маху бухнуться в воду и уплыть за буйки!

Слава богу, никто не полез и табличку «Не влезай – убьёт!» применять не пришлось.

Немцам через переводчика сказали, что река Матыра описана в произведениях жившего в Европе русского писателя Ивана Сергеевича Тургенева– он любил охотиться в здешних местах. «О, Тургенефф, о, Ахот! Wunderbar!» - закагакали они, дружно улыбаясь, поняв по-своему, видимо, что «охота» это- «арагонская хота из Дон-Кихота».

Ну, наконец-то проводили! В дорогу (ехать-плыть полчаса) дали 2 бутылки водки.

Теперь можно расслабиться и с осознанием выполненного партийного и патриотического долга вернуться на базу, чтобы дать всем «отбой».

Довольные мероприятием, проведенным на высоком организационно-идеологическом уровне, мы сели за столы с неубранной ещё закуской. Естественно, налили по стопке.

- Ну, кажется, справились, - сказал Иван Михайлович членам «штаба», вставая. – Товарищи! Я хочу поблагодарить всех за хорошую работу. Спасибо! – и опрокинул стопку.

За успех нашего дела мы выпили не более трех раз, когда услышали рокот моторов с реки. Запыхавшись, бежал с пристани лодочник Володя и кричал:

- Они вернулись! Немцы вернулись!

- Как вернулись? Зачем? – поперхнувшись, едва выдохнул Иван Михайлович, глядя в наши изумленные глаза и открытые рты.

Буфетчица Лара сказала:

- Так водки, наверное, мало дали.

Весело лопоча, не подозревая о бомбовом эффекте своего возвращения, в столовую уже входили немцы. Да-а-а, в такие минуты, наверное, в каждом представителе моего народа родовая память начинает неистово бурлить с повышенной энергией, выплескивая из глубин души чувства, которые испытывали наши соотечественники, когда к ним непрошенно приходили всякие варяги, викинги и прочие тевтонцы с ливонцами!

Но мы - члены штаба, не имеем права быть застигнутыми врасплох и поэтому, вымученно улыбаясь, пошли навстречу новым-старым гостям с распростертыми объятиями. В мозгу у меня с особой силой бились извечные вопросы-двойники: Что делать? Кто виноват? Что делать? и т.д. Даже трудно представить, что билось и вырывалось из Ивана Михайловича - вот кому нужно бы показывать в тот момент «Не влезай – убьёт!».

Немецкий мэр подошла к Ивану Михайловичу, обняла и через переводчика сказала, что они вернулись, ибо не могут так быстро покинуть своих друзей, которыми мы стали буквально за полдня, что они восхищены нашим русским гостеприимством и т.д.

Еда ещё была, но пришлось подогреть кое-что, водки – достаточно. Праздник дружбы, переросший в большую, крепкую, как водка, любоффь, продолжался до утра. Слава богу, никто не утонул, хотя на реку тоже выходили: я попросила Володю поставить лодки прямо у воды вдоль пляжа и сказать, что у нас такой порядок по ночам, чтобы люди не лезли купаться и не утонули. Всемогущий «Орднунг» остановил даже пьяных немцев – вот они чем от наших отличаются!

Утром особых эксцессов с похмельем не было – водка-то хорошая была, не то, что сейчас бывает.

Днем мы повезли гостей-друзей-товарищей в Липецк – показывали достопримечательности. Знаменитые Липецкие минеральные воды, о которых ещё Шаховской писал в своем водевиле, шпиль-памятник Петру Первому от липецких купцов, пруд с утками в центре города. Кормили в ресторане. Надарив матрешек и значков, наконец-то отвезли на вокзал – поезд на Москву отправлялся вечером.

На следующий день весь «штаб» был вызван в райком. Ехали, не зная, что ожидает: хула или похвала.

-Ну, что? В основном, с заданием справились, - сказал Василий Александрович.- Гостей встречать умеете, народные деньги экономить – нет. Действия «штаба», - тут он посмотрел на меня, - в основном, были правильными. Только с гостеприимством переборщили. Отчитаетесь о мероприятиях по визиту на бюро райкома. Идите.

И пошли-поехали мы, «солнцем палимые» в свой «штаб революции», у которой как известно, есть только начало, а конца – нет, дожидаться бюро и... следующей делегации.

Так что наш «Смольный» всё это время до бюро райкома работал напряжённо и спаянно, как настоящий штаб, а не институт благородных девиц. Мы знали, что «почты, телеграфы и банки» в стране уже наши, оставалась только "довести до ума" революцию в умах. А её «на халяву» и наскоком не сделаешь... Кстати, мне после Петровки предложили стать начальником отдела культуры администрации района, а как члену бюро райкома поручили ответственный участок партработы - идеологию.

...На бюро выступал второй секретарь обкома. В основном, хвалил. Рекомендовал райкому опыт приемов делегаций, урезав посещения достопримечательностей и рестораны, распространить на другие районы области. «Скромнее надо быть, товарищи!»

Скоро к нам приехали за опытом из другого района, потом – из остальных.

«Штаб революции» продолжал свою работу, пока его не приватизировали, но для этого врагам пришлось развалить страну. Однако, это другая история, хотя и наша — родная...