Симон присел на бордюр, положил голову на поручень своей старой тележки и задремал.Сегодня он здорово устал,разгрузил целую фуру с персиками, развез ящики по всей территории огромного рынка -- скопления машин, самодельных прилавков из коробок,железных столов,деревянных и целлофановых навесов.И приснилось Симону, что стоит он на чистом зеленом поле, а вдали приземлился самолет.По трапу спускается маленькая девочка и с криком “папа” бежит к нему.А он устремляется навстречу ей,подхватывает на руки и целует гладкие, пахнущие персиками щеки.Огромный белый бант падает с головы девочки, и ветер уносит его.Бант поднимается в небо превращается в большое облако, а на облаке сидит жена Симона и машет ему рукой. -- Симон, много тебе заплатили за эту работу? -- услышал он и проснулся -- Может, по сто грамм угостишь? Две небритые физиономии повисли над его головой. --Нет, на ногах еле держусь, -- ответил он и снова уронил глову на тележку. --Видишь, что делают деньги с человеком, а вчера пил с нами за чужой счет, не отказывался. Да, Месроп -- человек, не то что этот скряга, -- сказавший эти слова толкнул Симона ногой. Симон даже не понял, что с ним произошло.Он встал, размахнулся и влепил по одной из физиономий глухую увесистую затрещину.От неожиданности ее обладатель попятился, оступился и свалился на какие-то коробки.Его товарищ схватил Симона за руку и стал ее выворачивать. Завязалась драка.Подоспели вездесущие милиционеры,разняли дерущихся, отвешивая тумаки налево и направо, не разбираясь,кто виноват. Вызвали машину и всех троих отвезли в отделение милиции.Двоих куда-то увели, а Симона оставили сидеть в коридоре.Он сидел и думал о том, что дочери пошел уже пятнадцатый год и одиннадцать из них они не видели друг друга, разве что пару раз говорили по телефону.Симон проклинал свою судьбу и всех,кто стал причиной того, что ему пришлось оставить родной город,маленькую дочь и жену с ее, озверевшей азербайджанской родней, и бегством спасать свою жизнь.Он вспомнил, через какие муки прошел за все эти годы,корил себя за то, что стал незаметно опускаться, выпивал, боясь сказать правду о своем горе. Впрочем, горя кругом было так много, что его боль оставалась только его болью, за исключением таких же как он.Вспомнил о деньгах спрятанных в матрасе в общежитии.Все копил старательно, в надежде , что однажды встретится с семьей. Мимо прошел толстый,краснощекий старший лейтенант милиции. --Товарищ капитан, -- вырвалось у Симона. Тот повернулся, подозрительно окинул его взглядом, желая понять, не надсмехаются ли над ним. --Начальник, позволь по телефону позвонить, -- сказал заискивающе Симон на русском языке. --Так и не научились вы говорить на армянском, -- ответил “капитан” во множественном числе и мотнул головой на висевший в углу аппарат -- мол, звони. Симон набрал номер, скрепя сердце подумал: лишь бы не Марго взяла трубку. Уже больше двух лет он не видел двоюродную сестру.В первые годы его приезда она относилась к нему тепло, потом охладела.В последний раз пришла к нему в общежитие, а он, как назло, с ребятами сидел и пил. --Конченый ты человек, -- сказала она тогда -- так и будешь продолжать, пока совсем алкашом не станешь. Симон обиделся.Он, конечно, последнее время часто пьет, но он не алкаш, вот и скопить может, никому не рассказывая о деньгах, да и пьет на свои, не на чужие.То-то его задели сегодня такие слова.И черт его угораздил начинать драку. Трубку поднял зять. --Здравствуй, Ншан. Наверное, не узнаешь, кто звонит? --Симон пытался говорить бодро. --Хотел бы не узнать, да узнал, -- ответил зять -- что-то случилось? --Случилось, в милиции я.Может, приедешь? Подробно расспросив, где он находится, зять положил трубку. Приедет-не приедет -- гадал Симон. Через час Ншан с каким-то человеком вошли в отделение милиции.Еще через полчаса Симона отпустили.Он хотел поблагодарить зятя, но того нигде не было видно.Симон опустил голову и поплелся на рынок. --Что же делать, -- думал Симон, -- и зачем он приехал сюда, надеялся, что ему поможет один из друзей, с которым вместе учились в школе?Но тот сказал ему при встече:” Знаешь что, теперь все изменилось,имеешь ноготь -- чеши голову, а нет,пеняй на себя”. Сам он, видимо, усердно чесал голову, так, что дочесался до заграницы.Теперь, наверное, чешется где-то там за океаном. Симон подошел к рынку. Вечерело,народу было мало.Грузчики стояли со своими тележками о чем-то беседовали.Увидев Симона приумолкли.Тележка его стояла на том же месте.Он подошел к ней, взялся за отполированный мозолями поручень, посмотрел кругом.И вдруг, громко закричав, толкнул тележку и побежал.Набрав скорость, достиг стены стоящего напротив дома и изо всех сил ударил тележку об нее. Потом повернулся и пошел, глядя на появившиеся на небе первые звезды.Он пока не знал, что будет делать, но знал, что сюда уже никогда не вернется.В окнах зажглись огни, не хотелось думать о плохом, трудном и неприятном.Ясная летняя ночь вливалась в него, как волшебное лекарство. Он пешком добрался до общежития, свалился на кровать и проспал до самого полудня.Когда, проснувшись, он встал и заходил по комнате, в дверь постучали. -- Ты что, дома? Я весь вечер ждал тебя, потом решил,что ты на рынке остался, -- сказал вошедший сосед, -- на возьми, тебе телеграмма. Симон развернул сложенный листок, недоумевая,кто мог прислать ему телеграмму, и прочитал:”ПРИЕЗЖАЙ МОСКВУ ЖДЕМ МАМОЙ ГОСТИНИЦЕ АЭРОПОРТ - ЛЕНОЧКА” --Вот тебе и белый бант, -- прошептал он, --неужели такое возможно? |