Джельсомино Покидая обитель привычной лжи, Лист, как лодка, качаясь, во тьме кружил… Лишь костров поминальных тлетворный дым Через память червленую тихо плыл. Хоть и звучны по осени топоры, Перед милостью божией - все равны. Исцеляющий душу искусный врач Утешает скорбящего: «ну, поплачь»… Я с мольбою единственной: «Даруй жизнь!» Череду разрываю печальных тризн… Череду разрываю печальных тризн Я с мольбою единственной: «Даруй жизнь!» Утешает скорбящего: «Ну, поплачь», Исцеляющий душу искусный врач. Перед милостью божией - все равны, Хоть и звучны по осени топоры. Через память червленую тихо плыл Лишь костров поминальных тлетворный дым. Лист, как лодка, качаясь, во тьме кружил Покидая обитель привычной лжи. __________________________________ ДАРТС Инь – ян ………………Материал из Викиучебника: …………………«Инь – это сжатие, …, движение сверху вниз, …, женское…» ……………..«Ян – это расширение, …, движение снизу вверх, …, мужское…» Ведьма ли, дьявол вселились в меня, глядя на ночь… В предвкушении, в бездну, сердце стремится, смеясь. Жаждет плоть: в поднебесье, чтобы потом рухнуть навзничь. Сразу, с миром словесным, почти прерывается связь. Я в мир жестов вхожу, знакомый, природно-понятный. В нём охотники есть, и пугливая водится дичь. Здесь веками освоены все камуфляжные пятна. Зов природы неслышим. Он – тайна. Флюидами клич. Глазам прикажу спрятать взгляда разящие жерла. Не забыть, в спешке жажды, о маске фривольным губам. Отыскать, как телесную дань, нужно сладкую жертву Сладострастным Ваалам – всех язычеств важнейшим богам, Скрой, в начале, свои устремленья за веки-кулисы. (Игра в «кошки-мышки» – она и для взрослых, дружок). Сквозь кисти ресниц, две сторожкие хитрые рыси Свою жертву следят, затаясь, подобравшись в прыжок, Лицо занавешу неподступной загадкой-вуалью. Всё раскачивал пульс ожидания, нетерпенья батут. Богу радостных игрищ всегда поклоняясь – Ваалу, Крохи разума еле сдержали позволенье зайти за черту. Вскрики рук, средь толпы, для нас очертили пространство. Взметнули глаза прицельный оптический ромб. Два сгустка страстей, в почти лихорадочном трансе, Как общей воронкой, накроет развихренный тромб И обманным движением, и безразличием позы, Показалось возможным прикрыть притяженья экстаз Королевою ночи, «нотой сердца» – аромат туберозы, Наготу вспышки страсти, защитил от назойливых глаз, Сам – слегка грубоват, (но костюм – хоть куда: от Версаче). Есть немного от зверя…, ещё не приручен и дик…, Как сомнамбула движешься? Всё. Ты попался, красавчик. Ну, иди ж, на зов вечный, зов буйной природы, иди… - - - - - Ну, иди ж, на зов вечный, зов буйной природы, иди… Как сомнамбула движешься? Всё. Ты попался, красавчик. Есть немного от зверя…, ещё не приручен и дик…, Сам – слегка грубоват, (но костюм – хоть куда: от Версаче). Наготу вспышки страсти, защитил от назойливых глаз, Королевою ночи, «нотой сердца» – аромат туберозы, Показалось возможным прикрыть притяженья экстаз И обманным движением, и безразличием позы, Как общей воронкой, накроет развихренный тромб Два сгустка страстей, в почти лихорадочном трансе, Взметнули глаза прицельный оптический ромб. Вскрики рук, средь толпы, для нас очертили пространство. Крохи разума еле сдержали позволенье зайти за черту. Богу радостных игрищ всегда поклоняясь – Ваалу, Всё раскачивал пульс ожидания, нетерпенья батут. Лицо занавешу неподступной загадкой-вуалью. Свою жертву следят, затаясь, подобравшись в прыжок, Сквозь кисти ресниц, две сторожкие хитрые рыси (Игра в «кошки-мышки» – она и для взрослых, дружок). Скрой, в начале, свои устремленья за веки-кулисы. Сладострастным Ваалам – всех язычеств важнейшим богам, Отыскать, как телесную дань, нужно сладкую жертву Не забыть, в спешке жажды, о маске фривольным губам. Глазам прикажу спрятать взгляда разящие жерла. Зов природы неслышим. Он – тайна. Флюидами клич. Здесь веками освоены все камуфляжные пятна. В нём охотники есть, и пугливая водится дичь. Я в мир жестов вхожу, знакомый, природно-понятный. Сразу, с миром словесным, почти прерывается связь. Жаждет плоть: в поднебесье, чтоб потом рухнуть навзничь. В предвкушении, в бездну, сердце стремится, смеясь. Ведьма ли, дьявол вселились в меня, глядя на ночь… |