Режет глаза надоевшая белая страница, хочу залить ее синим – пусть превращается в море.

«Мо-оре…» Произнесу его вслух, попробую на вкус его мокрые фонемы. Спасаясь от солнца, бьющего в глаза, приставлю ко лбу руку козырьком – ух ты!.. Даже дух захватило: какой же он огромный, этот мир без углов, колышущийся, толком неизведанный, бесконечно-вечный, как сама Вселенная. Совершенно спокойно умудряющийся занимать, в целом своем варианте, обозримых наших три четверти, ничего при этом не доказывая и ни в чем не убеждая, и лишь иногда только неловко намекая, что созданный свет – отнюдь не для нас. Начинаешь его читать – и тонешь, и теряешь ориентир – где начало, а где конец, где низ, а где верх… И пожимаешь плечами, и разводишь руками, и вертишься со своими строчками то так, то эдак, не зная, куда приткнуть.

Выпало мне встретиться с ним, как водится, неожиданно, в спешке побросав обрывки неиспользованных строк, рассовав по карманам нужные – выверенные, оправдательные. Подумала: вдруг пригодятся? Хотя то, что было важным, может оказаться здесь столь же бессмысленным, как умение перемещаться в пространстве на двух ногах...

Законы притяжений неточны, и все залитое свободой дно – одно сплошное «сегодня». Единственность времени компенсируется множественностью числа – потому, что волны. Вот они, прохладными языками облизывают мои голые ноги. Знаю, знаю – ждете… Второе одинаковое заменила бы словом «твердо», но ставшее уже бесполезным, оно быстро выскользнуло из рук и унеслось в сторону спасительной суши…

Вот тут: заполнить, заклеить щели пространства нежно-розовым и чуть-чуть белым. Пусть хоть малый краешек обозримого вскользь, невзначай напоминает мне о белой странице, как о прошлой жизни.

Ступени рифмованных строк – разумеется, твоих – размазаны в ленты простых предложений. Казалось, найден и перепрятан ритм, правильно закругляющий размытые углы прозы, сжались мысли, обороты, связки – но нет, не выходит ничего примечательного. Не хватает чего-то такого, что не вставить одним движением пальца. Важного, и вместе с тем, незначительного, вот как сейчас: то ли банального паруса на горизонте, то ли суетливых стрекоз – чтобы вечер, или просто «чего-то еще»… А может, хватит заниматься поиском несовершенств? Бог с ними, в конце-то концов. Все – позади.

Позади остался странный песочный овал, напоминающий лицо – те же вмятины, те же морщины. Вода обнимает мои колени и бежит дальше – разрушать и сглаживать. Не хватает… На этот раз – нет, не зрения, а терпения: проследить за выбранной волной до самого последнего горизонта. Пробую еще и еще, но волны – что длинные мои предложения, понятны и отчетливы лишь на первый неопытный взгляд. Потом, ближе к середине понимаешь, насколько они путано-сбивчивы, замысловаты и безнаказанно насмешливы. Но знаю, знаю: беспорядок обманчив, здесь все подчиняется ритму. Я чувствую его – он везде, он во всем…

Новых слов уже не создать, а те, что оставила на берегу – что ж, пусть носятся по свету, наполняются новым запахом и свежим чувством, не таким, как прежде, тогда, вчера. Пусть достаются они тем, кто за спиной – другим, следующим. Дальше пойду одна.

Казалась теплой – а теперь обернула мокрый живот прохладным, облепила пенными шлепками вздрагивающую кожу.

Здравствуй, чайка! И ты здесь, сырая неприхотливая душа? Как попала в мое соленое наваждение?..

Чайка рванулась вверх, к розовой заплатке неба, и самое опасное воспоминание – я знала, что без него мне не уйти – быстро сформировалось и приблизилось откуда-то слева и немного сзади. Не поворачиваться, не вглядываться, не следить за тонкими светлыми прядями, рассыпаемыми ветром, не ловить взгляд удивленных больших глаз, бутылочно-зеленых, под цвет моря. Образ, за которым таилась беда последние несколько лет, мечта по имени «никогда», то есть «будущее вообще», мгновенно отозвалась болью – как раз там, куда уже добралась вода.

Зато – успокаиваю и развлекаю себя – если наклонить голову особым образом, я могу смотреться в зеркальную гладь, разглядывая небрежно ломающиеся черты. И не узнавая… Тише, ветер, тише, нет тебя – и нет морщин… Кто же это? Кто же я?..

Во мне голубая кровь – кровь моллюска, разбавленная соленой морской горечью. Что связывает меня с сушей? Каких-то три десятка лет, где я смотрела в окно, любила, щурилась, наливала чай… Я улыбаюсь: и ведь абсолютно все это – не то, ради чего…

«Не то-о-о…» – Касаюсь воды вытянутыми губами. Можно было и вовсе без любви, но без воды-то – никак. Здесь же всего этого – мо-оре…

Вода добралась до губ – щекотно. Пытаясь продлить то, что есть, запрокидываю голову. Где-то здесь должны быть звезды, что «не зажигаясь, в полдень стучатся к вам»…

Отказываюсь не только от слов, отвергаю самые немые вопросы свои, комкающие струящееся пространство, мятыми складками наплывающие на песок. Вопрос – остановка в пути, замысленная пауза, оборот вокруг своей оси. Нет. – Дальше, ближе, искреннее…

Грудь больно стискивает горячая, соленая от слез мысль-печаль. Не успеваю удержать ее, вырывающуюся из раскрытого настежь рта, и море слышит мое трогательно шипящее «жа-аль…» И вот уже кричит во мне, протестуя, птица и лихорадочно бьет крыльями по воде. Но моллюск во мне спокоен, силен и уверен, его расслабляющий мягкий шепот заглушает крик птицы, и мое прозрачное тело продолжает неспешно опускаться…

Тишина. Господи, вот для чего, пожалуй, стоило прожить на суше эти три десятка лет. Важно было дорасти до этой вечной и живой тишины: год за годом, сантиметр за сантиметром приближаясь к главному, спрятав свое несовершенное внутрь, скелетом наружу, подобно кораллу.

И вот, я разгляжу в ней, в тишине… Стаи китов, плывущих в прохладные воды… И мутные большие глаза пестрой рыбы… И медленный танец… Пылинок… Ила… И…

Ты, идущий сзади, после, завтра: смотри, как море вновь становится гладью. Как растворяются, распадаются на промокшие молекулы все твои сухопутные «были» и «небыли». А чья-то – еще не твоя – неясная догадка снова затягивается вечной тайной изумрудного цвета. Море – это то, что всегда ждет.