Пролог Я на тропе поэмы новой, И суета мне не сестра. Стихом совью венок лавровый; Пусть пламя вечного костра, Который вспыхнул в сорок пятом, Листочек каждый озарит, Поднимет на победный щит И труженика и солдата. I На страны Западной Европы Цветные свастики легли. «Грюн», «Гельб» и «Вейс» под грозный рокот Черту за месяц подвели. И «Лев морской» прыжок готовит, Дрожит как лист, британский лев. «Этюд Лоссберга» время ловит, Секретный протокол презрев. Тогда мы сделали немало, Отодвигая рубежи, И хлебом, нефтью и металлом Берлин пытались ублажить. Бюджет пополнили валютой, Но нам отсрочки – ни минуты. О люди маленькой планеты, «Земля», точнее «Океан»! Зачем затеяли вы это? Нам уникальный случай дан! Доходит звезд далеких свет, Нигде такой планеты нет. Голубизной своей мерцая Вокруг Земли не толстый слой. Пока Земля еще живая, О люди, дайте ей покой! Напрасен глас сей вопиющий, Азарт военный еще пуще. II Вот похудел наполовину Календаря бумажный торс. На день воскресный, самый длинный, С рассвета двинулся лавиной Этюд Лоссберга – «Барбаросс». Бомбили немцы Минск и Киев, Огонь войны у нас горит. Мы знали, кто они такие, Мы видели в огне Мадрид. Внезапность не была внезапной, И оправданье – просто звук. Распространял зловонный запах Эмблемой скрюченный паук. Надрывно «Хейнкели» ревели, Забрезжил роковой рассвет, Но черноморцы вновь сумели Шагнуть дорогою побед. И рыбу грузом оглушив, Армада удирать спешит. Цепляясь свастикой за хаты, Паук коричневый ползет. Летят в убежища гранаты, По церкви лупит пулемет. Смотри, где зелень бушевала, Где мирно жили стар и мал, Там смерть нелепая смешала С кровавой плотию металл. Война! Два слога в этом слове. Страшнее слова в мире нет. Оно из ужаса и крови, Увечий, смерти, страха, бед. В посланье пасторском, усердном, В день необъявленной войны, Митрополит московский Сергий Благословил народ страны На путь защиты рубежей Священной Родины моей. Сравнима с прочностью металла Стояла насмерть крепость Брест. Фашистской своре раздавала, Кому увечье, кому крест. Погиб Гастелло с экипажем; Горящий бомбовоз поджег Колонну бензовозов вражью. Помог девиз ваш: «С нами Бог!» ? Под Дубно Жуков с Кирпоносом Дает жестокий встречный бой. Смоленск! Блиц-криг уж под вопросом; Под Ельней, Тулой и Москвой Он станет на вопрос похожим, И Сталинград ему поможет, Орловско-Курская дуга Согнет фашистские рога. И не удержит «Вал восточный» Напор могучий, и плацдарм Осветит берег яркой точкой, Наметит в секторе удар. И речь вождя четыре года Венчала мужеством бои, Став братом нашего народа, Воскликнул он: «… друзья мои!» Под Дубно Жуков с Кирпоносом Дает жестокий встречный бой. Смоленск! Блиц-криг уж под вопросом; Под Ельней, Тулой и Москвой Он станет на вопрос похожим, И Сталинград ему поможет, Орловско-Курская дуга Согнет фашистские рога. И не удержит «Вал восточный» Напор могучий, и плацдарм Осветит берег яркой точкой, Наметит в секторе удар. И речь вождя четыре года Венчала мужеством бои, Став братом нашего народа, Воскликнул он: «… друзья мои!» Под Дубно Жуков с Кирпоносом Дает жестокий встречный бой. Смоленск! Блиц-криг уж под вопросом; Под Ельней, Тулой и Москвой Он станет на вопрос похожим, И Сталинград ему поможет, Орловско-Курская дуга Согнет фашистские рога. И не удержит «Вал восточный» Напор могучий, и плацдарм Осветит берег яркой точкой, Наметит в секторе удар. И речь вождя четыре года Венчала мужеством бои, Став братом нашего народа, Воскликнул он: «… друзья мои!» Расстрел, ГУЛАГ, лесоповал. В лесу вечернем тишина, Трепещет в небе козодой, Мерцает бледная луна, Невдалеке грохочет бой. Чу, шорохи пошли по лесу, Валежник треснул, топот ног, И через сумерек завесу Возник солдат: «Бежим, сынок!» За ним еще десятков пять; Кто с пистолетом, кто с винтовкой. – Нам нет приказа отступать, Но без патронов мало толку. Парнишке все знакомы тропки. – Там, недалече острова. Подходы к ним сыры и топки И в рост высокая трава. Вот рядом «шмайсеры» стучатся, Как дятлы, по лесным стволам. Бойцы за Николаем мчатся, Для битв солдат спасать не срам. Пройдя по тропочке болото, В живых осталася пехота. Стрельба затихла, взрывы редки. – Возьми двоих, иди в разведку, – Сказал парнишке политрук. – Патроны, может быть, найдете, Мы без патронов, как без рук, Без них каюк придет пехоте. Возьми наган с одним патроном, Его я для себя берег. И в городишке полусонном Узнал парнишка все, что мог. Ему соседи рассказали, Что вечером произошло. Забудет человек едва ли, Увидев дьявольское зло. Был срочно вызван по тревоге Весь медицинский персонал: – Уже фашисты на пороге, Эвакуация, аврал! И разъяренному комкору Опасно было объяснять, Что должен сын вернуться скоро. – Быстрей грузитесь, вашу мать! Прорвали оборону танки. За ними вермахта сыны. Идут жестокие мутанты, «Герои», баловни войны. Лишь одному автомобилю Спастись от танков удалось, Прикрыв себя дорожной пылью, Увез он ужас, гнев и злость. «Война живет не по законам», – Парнишка к выводу пришел. Не внемлет враг мольбам и стонам – Итог наук фашистских школ. Обшарили ползком кюветы, Нашли патроны, пулемет, Вернулись с грузом на рассвете. – Стемнеет, двинемся в поход. Таких отрядов было много, Кто в лес ушел, кто шел сквозь фронт. Судьбы военная дорога Ушла, дымясь, за горизонт… ………………………………. Траншеи вражьи недалече; Красноармейца начеку. Дозор сидит, сутуля плечи, В любой момент сорвут чеку, В любой момент «ручной» залает, Рассыплет гильз латунных звон, Бруствер огнями замерцает И первый крик, и первый стон Нарушит тьму или рассвет… Шипя и оставляя след, Взлетает белая ракета И стало видно, словно днем. Вдруг голос, словно с того света: «Свои мы, не стреляйте, братцы, Из окружения идем». «Своих» на фронте все боятся, Как воздух, бдительность нужна. Уставы знает старшина: «Один ко мне, а всем лежать!» В траншею спрыгнул политрук. – Какими судьбами, мой друг, Ты просочился, словно тать, Сквозь вражеский передний край? – С восторгом молвит старшина. – Комбат сказал, что вам хана. Встал на колени Николай, Из рук наган не выпуская, Он слышит, рядом речь родная, Он видит наш передний край. Проснулась ночь, огнем сверкая, – Враг спохватился – артналет. Над головой завыла мина И, заглушая пулемет, Она летит, летит не мимо, Все ближе и страшнее вой. Как долго тянутся мгновенья, И голову закрыть рукой Успел. Земное тяготенье Сковало тело. Грохнул взрыв, Землею паренька накрыв. Не шум речей апофеоза, Шумит сраженная береза. И от себя солдат спасая, Окопы роет ими «косая». Увы, жестокое копанье Приносит гибель и страданье. По балкам, рощам и оврагам Он вывел роту без потерь. Когда же до своих три шага, Рванул его, как хищный зверь, Осколка клык по животу, И грохнул парень в темноту. Он жив, он чудом уцелел! В крови живот, чуть дышит он, Дрожит и бледен, словно мел. – Маманя, – слышится сквозь стон, И угасает жизни свет. Машины нет, подводы нет, Но на руках его солдат Несет, как бомбу, в медсанбат Как часто финишную ленту, Своею кровью обагрив, Герои рвут, и монументу, Бессмертный подвиг подарив, Застынут буквами имен, Застынут буквами фамилий. Прилюдно подвиг совершен, Героя неизвестно имя. III Три группы: «Север» , «Центр» и «Юг» По плану, до российских вьюг, Должны на столп Александрийский, На древний Кремль поднять орла Со свастикой. К Новороссийску Метнулась черная стрела. А рядом Волга, Сталинград И ожидаемый парад. Стрела вторая – цель столица. Как змей трехглавый, «Барбаросс» «Тайфуном» на Москву стремится, стараясь упредить мороз. Шаги чеканили красиво: Варшава, Прага и Белград; Шагнул агрессор не в Россию, Шагнул он в пропасть. Будет рад Скорее драпнуть в Vaterland, Но слишком поздно ностальгия Охватит гётевский народ; Из века в век моя Россия Гостей с мечом не признает. А третья к Ленинграду метит. Пал Псков. У Пулковских высот Стреле лететь свинцовый ветер На север дальше не дает. Руководитель обороны, Душа блокады – Кузнецов. И генеральские погоны Его не портили лицо. И тридцать месяцев блокады… В достатке лишь вода была. Нева, касаясь Ленинграда, Несла распухшие тела. |