Сальваторе, семидесятилетний, и очень продвинутый итальянец с острова Сицилия, вдовец со стажем решил снова жениться. Но только, боже избавь, не на итальянке! Уж очень они капризны и утомительны. И ни в коем случае, по той же самой причине, не на молодой женщине! «Шестьдесят, и ни годом меньше!» - твердо сказал он себе и заглянул на сайт знакомств. И не прогадал: шестидесятидвухлетняя Илга из Латвии понравилась ему с первого взгляда. «Светленькая, в меру упитанная, - размышлял он, рассматривая ее фотографию. – И лицо очень спокойное, правда, немного уставшее. Наверное, от тяжелой жизни...». Сальваторе много читал и ездил по свету, и ему было известно, что в ставших не так давно независимыми прибалтийских странах жизнь еще не наладилась. Что пенсия у людей смехотворно мала, и чтобы как-то свести концы с концами им приходится работать чуть ли ни до гробовой доски. «Именно такая тихая и неизбалованная женщина нужна мне для спокойной старости», - заключил он и взял в руки мобильник. «Хм... А на каком языке я буду с ней говорить? По-итальянски, как видно из анкеты, она ни гу-гу. Попробую говорить по-русски», - нашел разумный выход Сальваторе, припомнив, что еще недавно Латвия была частью Советского Союза, по необъятным просторам которого ему довелось некогда прокатиться, а заодно и усвоить набор необходимых путешественнику русских слов. Нужно сказать, что он обладал к языкам завидными способностями, и знал не только несколько итальянских наречий, но и бегло говорил по-немецки и по-английски. Поэтому Сальваторе смело набрал указанный номер: «Как-нибудь объяснимся».

 

- Чао! – сказал он, услышав приятный женский голос. – Вы Илга?

- Ее нет дома. Что ей передать?

- Это Сальваторе из Италии. Я читал анкета фон Илга, - вплел он нечаянно немецкий оборот.

- Вы говорите по-немецки? – по-русски спросил голос.

- Ja, ich spreche deutsch, - с облегчением воскликнул Сальваторе.

Приятный женский голос тоже обрадовался.

- Супер! Значит, вы читали анкету моей свекрови на сайте? Вот она обрадуется, когда узнает! Она вам понравилась? – заговорила женщина на хорошем немецком языке.

- Понравилась. Передайте ей, что у меня очень серьезные намерения, и я хотел бы с ней встретиться, если она не возражает, конечно.

- Нет-нет, возражать она не будет. Прилетайте в Ригу. Мы будем ждать вас в аэропорту.

 

Они договорились о дне прилета, затем, по деликатной просьбе Сальваторе, невестка, которую, как выяснилось, звали Полиной, рассказала об Илге. Ее характеристика была столь лестной, что Сальваторе мог, не задумываясь, прямо из аэропорта вести Илгу под венец. Он тут же объявил эту новость своей старушке матери, замужней дочери Розалии и неженатому сыну Маурицио. И все были рады. Мать подумала, что, наконец-то ей будет с кем коротать свое время, дочь – что, наконец-то будет кому ухаживать за ее отцом, а сын – что, отец, наконец-то займется женой и у него не будет времени на то, чтобы заставлять его жениться на очередной подружке. Отец – строгий католик.

 

Накануне свидания Сальваторе даже спать не мог, волновался как молодой жених перед свадьбой. Он еще раз позвонил в Ригу, чтобы убедиться, что все идет по плану. Все было в лучшем виде: в аэропорту его будет встречать Илга, фотографию которой он скачал с сайта, распечатал и носил с собой, как залог будущей счастливой старости. Полина тоже будет присутствовать: в качестве переводчика.

 

Наконец, самолет приземлился. Сальваторе вошел в аэровокзал, еще раз посмотрел на фотографию Илги и окинул ищущим взглядом толпу встречающих. Он увидел ее сразу: чернобровую, кареглазую красавицу... Полину. Она стояла рядом с полноватой светлой Илгой и совершенно затмевала ее своей внешностью. И в нем тут же, как выразился уже однажды по поводу подобного прецедента поэт, «взыграло ретивое». Да так взыграло, что он сразу же позабыл и свое твердое намерение не связываться с молодой женщиной и цель своего приезда. Полине, собственно говоря, и переводить-то было нечего, так как все, что говорил Сальваторе, было для нее, а не для Илги. Все последующие дни дело обстояло ничуть не лучше: он приглашал на свидание будто бы Илгу, а общался только с Полиной, которую он тут же окрестил на итальянский манер Паолой. Полина-Паола сначала пыталась напомнить Сальваторе, зачем он, собственно, прилетел в Ригу. Безрезультатно. Тогда она решилась рассказать ничего не понимавшей, но обо всем уже догадывшейся Илге, что итальянец влюбился по уши, и зовет ее, Полину, замуж. Илга, к тому времени уже насмотревшаяся на то, как Полине после гибели мужа приходится день и ночь работать, чтобы содержать детей, ласково взглянула на невестку и сказала:

- А ты что сама-то по этому поводу думаешь?

- Да ну его к черту! Он же вдвое меня старше!

- Говоришь, что он состоятельный, и детей обещает помочь вырастить? Ты подумай все-таки. Если бы он на меня так смотрел, как на тебя, я бы без разговора за него пошла.

Полина схватилась за голову.

- О, господи! И ты туда же! А я вздумала поддержки у тебя искать.

- Так я тебя и поддерживаю! Сейчас лето, возьми отпуск и поезжай с ним. Присмотрись к нему: человек-то, судя по всему, неплохой. Там и решишь окончательно. А за детей не беспокойся, они со мной побудут.

 

Полина ничего на это не ответила, однако глубоко задумалась.

На следующее свидание она пришла без Илги. Объявила Сальваторе, что согласна поехать с ним на месяц на Сицилию. У Сальваторе голова кругом пошла от счастья.

- Найдется ли на твоей вилле отдельная комната для меня? – попыталась остудить его пыл Полина.

- Конечно, - закричал он, бешено жестикулируя. – Обещаю, что я не прикоснусь к тебе до тех пор, пока не получу положительного ответа на мое предложение. Я – строгий католик.

 

В аэропорту Катании Полину и Сальваторе встречали сын с зятем. У обоих дружно вытянулись лица, когда они увидели отцову подругу.

- И ты говоришь, что ей шестьдесят два года? – спросили они хором.

- Пятьдесят пять, - не моргнув глазом, соврал Сальваторе.

- О-о-о! – выразили свое восхищение мужчины, сложив при этом большой палец с указательным в букву «о».

 

Все сели в машину и покатили на виллу, которая располагалась на унаследованной Сальваторе от отца собственной горе, засаженной лимонными деревьями. В километре от виллы плескалось море. А на таком же расстоянии, но в другую сторону, находился завод, от которого каждый день отъезжал небольшой фургончик, развозивший по магазинам и кафе фирменный ликер «Лимунчелло», - гордость и залог материального благополучия многих поколений. Еще пару лет назад Сальваторе заправлял на заводе всеми делами. Теперь бразды были в руках Маурицио. Дальше это дело должен унаследовать старший внук, но у Розалии было три дочери, а сорокалетний Маурицио все никак не удосуживался жениться. Подружки следовали одна за другой, но все мимо алтаря. Сальваторе уж и уговаривал сына, и грозился лишить его наследства, но в ответ неизменно слышал: «Не та!» «Да когда же будет «та»?» - кипятился Сальваторе. «Как только встречу, я тебе первому сообщу и благословения попрошу», - смеясь, отвечал Маурицио.

 

И вот он ее встретил. Полину. Он сразу же понял, что именно о такой женщине мечтал всю свою жизнь. Он даже машину не мог спокойно вести, смотрел не на дорогу, а в зеркало, на Полину, а теперь, когда вся семья собралась за столом, он бросал на нее такие красноречивые взгляды, что даже Фома неверующий не стал бы сомневаться в истинности его чувств. Он заметил, что холодный поначалу взгляд Полины тоже постепенно потеплел и сделался вполне благосклонным. «Ерунда даже то, что она подруга отца и пока еще не знает итальянского. По мне так и на возраст ее наплевать. К тому же выглядит она значительно моложе. Но в пятьдесят пять лет родить наследника она уже вряд ли сможет», - буквально выла от досады душа Маурицио.

 

Дальше события разворачивались весьма стремительно. Не было дня, чтобы Сальваторе куда-то не вез Полину: то в Палермо, то на Этну, то на встречу со старым другом сенатором, то просто в ресторан, чтобы отведать пасты с сардинами. Через неделю такого галопа Полина взмолилась и упросила Сальваторе дать ей несколько дней передышки, чтобы полежать у моря, пообщаться с его дочерью и матерью, которые вызвались обучать ее языку. Нужно заметить, что Полина пришлась по душе всем, включая маленьких внучек Сальваторе. Они-то и научили ее первым итальянским словам. Короче, следующая неделя прошла под девизом спокойного семейного отдыха. Все свободные от неотложных дел члены семейства сразу же после завтрака уходили к морю. Купались, валялись на песке, играли с девочками в их детские игры и говорили, говорили и говорили по-итальянски, слушали, как произносит слова Полина, деликатно поправляли и повторяли. Взрослые удивлялись, насколько быстро она усваивала чужой ей язык. А язык Полине уже вовсе и не казался чужим. И вообще ничто уже не казалось ей здесь чужим. И никто. Особенно Маурицио. Теперь они виделись ежедневно, во время сиесты, когда солнце палило нещадно, и невозможно было сидеть у моря или работать. Тогда семья собиралась за обеденным столом, а потом всем полагался сон.

 

Полина, не имея такой привычки, в постель не укладывалась. Она шла в огромный сад, гуляла в тени деревьев, вдыхая всегда любимый ею аромат цитрусовых, потом устраивалась где-нибудь подальше на прихваченном с собою пледе и ждала. Маурицио приходил, садился рядом, и они разговаривали. Сначала тяжело, но с каждым днем все легче и легче. Однажды, четко отделяя каждое слово, Маурицио спросил у нее, сможет ли она в пятьдесят пять лет родить ребенка?

- А зачем ждать двадцать лет? Я могу сделать это через девять месяцев, - ответила Полина.

- Но отец сказал, что тебе уже пятьдесят пять!

- Он, вероятно, ошибся. Мне тридцать пять, - сказала она и, подняв тонкую веточку, написала на земле «35».

 

Пальцы Маурицио нетерпеливо расстегивали пуговицы Полининого платья... Это была первая сиеста, проведенная Полиной лежа...

 

Вечером между отцом и сыном произошел серьезный разговор. Услышав от Маурицио, что тот влюблен в Полину-Паолу и хочет на ней жениться, Сальваторе десять минут бегал как сумасшедший по кабинету, размахивал руками и орал на сына. Маурицио, подождав, пока бурное проявление чувств утихнет и пыль осядет, спокойно сказал:

- Отец, как порядочный человек и сын строгого католика, я просто обязан теперь на ней жениться.

- Значит ты?... Значит вы?..., - снова вскочил Сальваторе.

- Да, это произошло только сегодня. Но если бы я знал, что ей всего тридцать пять лет и, следовательно, она может родить еще кучу детей, это случилось бы в первый же день.

Сальваторе сник. До него дошло, что его мечта о Полине была всего лишь играющим всеми цветами радуги мыльным пузырем, им самим же и выдутым.

 

Маурицио сочувственно посмотрел на своего отца.

- Ты же всегда хотел, чтобы я женился и вырастил наследника нашего дела. Откуда мне было знать, что Полина и есть та женщина, которая мне нужна. В конце концов, я тебе очень благодарен за то, что ты ее мне привез. Ну, мир? – протянул он отцу руку.

- Мир, - вздохнул Сальваторе. – Зови сюда Паолу, я благословлю вас.

 

За прошедшие после этого разговора десять месяцев колокола небольшой деревенской церкви трижды звонили в честь семьи Сальваторе. Сначала, когда торжественно венчались Полина и Маурицио. Потом, когда Сальваторе женился на Илге. И вот совсем недавно, когда крестили новорожденного Сальваторе. Так Полина и Маурицио назвали своего сына.

Это Сальваторе-старший настоял на том, чтобы все события были освящены церковью. Ведь он – строгий католик.