Отрывок из повести "Письма откровенного человека" для "London Courier"

 

Проснулась Алёнушка…

И широко раскинув руки, побежала навстречу пасмурному солнцу, улыбаясь и смеясь.

По зеленой траве, по залитой дождями опушке, по утренней воде босиком, по зорьке.

В раскрытых ладошках сияет, живет сокровенное, заветное.

Тихое счастье.

Тихий смех.

Старые часики стучат, минутки воробушками скользят по ресницам, в доме, под стрехой домовой сам с собой беседует шепотом.

Негодует, сердится – кошка все молоко вылакала.

Шуршат в стенах Шушундры, серые хвостики колечком, бусинки глаз блестят, проворным язычком усы облизывают - в тесноте да в тепле. И пусть за окошком серый дождь плачет, заливается, пусть слякоть. Пусть горит рябина угольками осени – снегирями. Встанут Шушундры на задние лапы, теплый воздух нюхают – не к зиме ли?

 

Проснувшись, спешит Алёнушка к окну, что же за ним?

Пусть дорожки слез на стекле, не беда, нарисуем…

 

А вот и солнышко пригрело, поднялись травы, и летит, жужжит Кусака, и до одури, до забвения всё целует и целует прекрасные лица цветов. И взмывают вверх зеленые тельца кузнечиков и букашек, и над землей несется бесконечная песня любви и света.

В норе барсука, в логове муравьиного льва, в каменном обиталище прыткой ящерицы – всюду слышна эта песня.

Лесовик, на крыльце своего домика, сидя с кружкой вина из одуванчика задумался.

Дымится ароматный табак в трубке, вздыхает лесовик.

Быть может, видится ему вчерашний сон о покинутом им подземелье, с темными стенами, с вкраплениями алмазов, с тихо журчащей по полу холодной водой, с кладовыми полными золотых монет, с бородатыми братцами, кующими в темноте заветные секреты?

Или увидел лесовик в прозрачной влаге росы на травинке отражение самого глубокого синего неба и поразился?

И поднимается дым из трубки к сумрачным соснам, к прохладной и мшистой зеленой кроне, к белкам и соням, к северному ветру и к его извечной песне.

 

О чем поет русский северный ветер?

Он поет о первых снежинках, падающих из сверкающей серой дали, об утренней изморози на щеках колоколен, о стаях серых гусей, летящих за горизонт навстречу оранжевому диску солнца. Над опустевшими равнинами, над заснеженными шапками городов, над зеркалами одиноких прудов, летят они, вытягивая шеи, в песнь ветра звучит в распахнутых равнодушному небу крыльях.

 

Одинокий путник, сняв лыжи, отдыхает на поваленном дереве и, приставив ладонь ко лбу, провожает взглядом пернатых скитальцев. Отдохнув, он уходит вдаль, к вечеру его следы заметет снег, и к поваленному дереву придет семья медведей. Медвежата, катаясь в снегу, будут играть в извечные игры детства, встав на задние лапы, хозяин тайги ударом лапы уничтожит следы привала непрошеного гостя, а затем поведет медвежат к свободному ото льда чистому пространству ледяной воды. И сверкая чешуей, упадет первая рыба на снег, и в затухающих глазах на миг промелькнут черные глубины вод.

Вод, где зеленые водоросли колышутся в причудливом танце, где во мгле мелькают смутные тени с широкими хвостами.

Где, зарывшись в ил, мохнатый рачок грезит о дальних странствиях лосося, которого охватывают материнские объятия течения и несут в бесконечную, прекрасную прозрачную даль водного пространства. В глубину водной бездны, сквозь сумрачную тень коряги, сквозь стаю неторопливо проплывающих рыб-ангелов, падают и падают на дно капельки солнца.

И в колодце мерцающего света кружатся силуэты китов, то, погружаясь в глубину, где русалка обнимает штурвал сгнившего корабля викингов и поет грустную песню о моряке и его надеждах, то, всплывая на поверхность, взлетая к вечерней звезде, и кто же сказал, что киты не летают?

И падает вниз морской гигант, вздымая клочья морской воды и пены, и вновь погружается в глубину, где ждут его смертельные объятия гигантского спрута, хозяина морских глубин, владыки обители водного покоя.

 

Грезит у осеннего окна Алёнушка…

 

Над морской схваткой ошеломленно наблюдают юркие стайки рыб, и, не дождавшись конца схватки, в спешке расправляют прозрачные плавники крыльев – скорее, скорее разнести всему свету весть о бесстрашии и доблести.

И поднимаются они над поверхностью воды, и летят навстречу соленому ветру к дальним берегам, где на берегу, в знойной тени пальм шелестят забытые сказки моря в опустевших раковинах моллюсков.

Где из диковинного плода смуглая женщина мастерит своему ребенку игрушку, а по песку бегают нелетающие птицы.

Не зная цену золоту, добрый пожилой вождь при свете костра расскажет племени об ударе молнии в саговую пальму, или о странной пироге, приплывшей с востока, где в окружении таинственных предметов лежал мертвый чужеземец, с лицом изможденным и печальным.

И они будут петь и танцевать до рассвета, и когда рассвет придет и пятой зари разворошит угасшие угли костра, они построят плот и поплывут искать новые прекрасные земли.

Потерянную флягу из тыквы течение прибьет к иным берегам; мохнатая обезьянка, возбужденно крича, спрячет ее в развалинах старинного храма, где среди следов ушедших цивилизаций скользят королевские кобры, сплетаясь в знаки минувшего.

 

И когда разрубит мачете человека спутанный полог лиан. Вместе с алмазами и смуглыми лицами божков, в караване верблюдов, тыква поплывет к величественным пирамидам, к стражу песка, молчуну и любителю загадывать загадки. В трюме корабля, наполненная неведомыми семенами, она понесется на запад; вместе с осколками бушприта будет кувыркаться в пене прибоя, и, когда-нибудь, из оперения серебристой чайки крошечное семечко упадет на русскую землю вместе с первыми снежинками снега.

 

Северная белка будет долго вертеть головой, разглядывая удивительный цветок, непонятно каким чудом проросший в таежных местах. Серебристый песец будет стелить свой запутанный след, тропа ляжет у стройной ножки цветка, и продолжит свой путь в те бесконечные дали, куда уходит санный след бегущей собачей упряжки.

И в кружении снега, в морозной мгле, погонщик собак на миг уловит странный, сладковатый запах, и, забыв об этом, умчится, но наполненный этим ароматом старый друг северный ветер расправит светлые крыла возвращающихся на родину гусей.

Ветер Руси вскоре обнимет кору зеленого кедра, и, однажды, весенним утром упадет в траву, на крыльцо к лесовику; затеряется в сверкающих разноцветьях цветов, в гимне жаворонка, в полете кузнечиков, найдется в ладошках Алёнушки.

 

И это все рисует на стекле Алёнушка.

Уж и вечер на пороге.

И зажигает домовой свой волшебный фонарь, а под кроватью сладко спят Шушундры, видят сны.

Старые часики мерно идут, идут, стрелки неторопливо описывают круг за кругом, закрывает Алёнушка сонные глазки, и …